Искривление пространства

У него ниже по течению сети выставлены, проверить хочет.

Рассказываю свою горемычную историю и её трагические последствия, если не попаду на другой берег. Первое свидание, мать его перетак. Не приду – охотников полно, молодых девчонок в наших краях ещё поискать, а у меня контакт налаживается. Да и нравится она мне, зацепила.

Мужик гогочет, как ненормальный, однако входит в положение, переправляет на мою сторону за несколько минут. Благодарю его, сую деньги, он опять хохочет, машет, отказываясь, руками. Видно настроение хорошее у человека.

Поднятый вверх большой палец с прицокиванием означает крайнюю степень интереса к моему происшествию.

Всем расскажет.

Ну и пускай себе брешет. С меня не убудет. Главное на свидание поспеть.

Бегу домой.

Умылся, переоделся. Теперь скоренько в магазин.

Покупаю бутылку вина, водку, минеральную воду, рыбные консервы, засушенные пряники и мятые, залежалые конфеты: что уж есть. И за то спасибо.

Гляжу на часы. Ещё не поздно. Точнее поздно, но не очень.

Прячу покупки в рюкзак, бегу на берег.

Лодки опять нет. Теперь она стоит на той стороне.

Лодочник дрыхнет пьяный в своей сторожке, а лодку увели и не смогли вернуть. Видно кому – то срочно понадобилось переправиться. Теперь только ждать, когда случайно кому-то сюда понадобится, обратно.

Вот ведь засада.

Что-то тут не так. Вероятно, не зря это происходит. Может мне вовсе и не нужно туда? Что, если это предостережение, а тот самый создатель, что заставляет меня ходить вокруг да около такими зигзагами, на самом деле где-то рядом летает, с ухмылкой  поглядывает и хохочет навзрыд?

Смотря, какое у него сегодня настроение.

– Дела! Думай, Петрович, думай!

Додумать не успеваю. Опять слышу звук мотора. Причём знакомый звук, тот самый.

Подплывает рыбачёк, словно по щучьему велению, держится одной рукой за живот, другой за движок. Мне даже кричать не пришлось.

Опять гогочет, руками машет, за сердце хватается, на горло показывает, мол, смеяться уже невмоготу.

Сажусь к нему, рассказываю дальше. Всё как есть.

У него опять приступ веселья. Насилу лодку выправил.

Вылезая, поскальзываюсь на шевелящихся рыбинах, накиданных по дну слоем. В падении хлопаюсь лбом в железную уключину.

Поблагодарил, потирая ушибленное место, наверняка теперь шишка будет, и бегом по адресу назначенного свидания.

Надеюсь на сегодня сюрпризов довольно.

– Эй, Создатель, – шепчу про себя, – не устал ты ещё? Если ты есть, услышь.

Сам между тем ожидаю возможность очередного подвоха.

Под ногами чавкает тропинка. Она здесь всегда проваливается, напитавшись сверх всякой меры влагой, словно предостерегает – не торопись, а то успеешь.

Куда там. Недосуг осторожничать.

Однако пронесло.

Вот и крылечко заветное. А на крылечке Иришка собственной персоной. Стоит в обрезанных валенках на голых ногах, хотя вокруг лужи глубиной по колено, на плечи ватник наброшен, покуривает.

Розовые коленки бесстыдно выставлены напоказ.

Чёрт возьми, как же эротично.

Сигаретку меж пальчиков зажала, словно не курит, а подманивает, как мифологическая сирена. Улыбка до ушей обнажает ровные белые зубки, сверкающие меж ярких блестящих губ, словно начищенные жемчужины. Как же аппетитна она в этом простом деревенском облачении, как желанна.

Стою под невысоким деревянным крыльцом магазина, где два входа: один в павильон, другой в жилую часть. Дом старый, слегка покосившийся, припавший на одну сторону, как доживающий свой век калека.

Стены местами покрыты мхом, углы плесенью. Крыша из смоляной дранки сгнила совсем, непонятно, как держит вездесущую влагу бесконечных дождей и снегопадов. Лишь само крыльцо из свежей, почти не потемневшей, древесины, но с уже истёртыми половицами.

Возле крыльца несколько кустиков смородины с набухающими не ко времени почками, ранняя весна и её обманула.

Машинально отламываю кусочек смородиновой веточки, растираю между ладонями, чувствую запах лета.

Смотрю на Ирину, она на меня.

Некоторое время оба окаменевшие, лишь глазами общаемся. Надо бы сказать что-то, но что? Про погоду? Так про неё и без разговоров всё известно. Вот она, весенняя слякоть, а через пару часов запросто мороз ударит, здесь всегда так.

Сегодня дождя ещё нет, но воздух тяжелый и липкий, несущий ощущение непросохшего, скверно выполосканного белья, которое надето на голое тело.

Хочется уже тепла: чтобы солнышко щекотало кожу  горячими лучами, чтобы можно было раздеться, показать ему побледневшую за долгую зиму, истосковавшуюся по загару кожу.

У Ирины лицо и руки совсем белые. Как сметана или свежий снег. Для северных девчонок это нормально.

На шее тоненькая синяя прожилка. Кажется, будто пульсирует она под прозрачной девичьей кожей. Хочется прикоснуться к ней губами, ощутить тепло, живую упругость нежной кожи.

Мы переглядываемся: она мне в глаза смотрит, я воровато изучаю весь пейзаж, каждую открытую деталь.

Моё внимание особенно привлекли оголённые коленки, большущие зелёные глаза и улыбка.

Совершенство? Пожалуй, нет. Однако, хороша!

Ира сделала последнюю затяжку, затушила окурок, повернулась, покружилась, как бы давая разглядеть себя с разных сторон, изобразила не очень ловкий, но смешной реверанс…

– Ну как я тебе? Оценил? То – то. Смотри, мне не жалко. Я только магазин закрою. Нам никто не помешает. Ты любишь, когда никто не мешает? Я люблю. Вообще одиночество люблю. И темноту. В темноте лучше мечтается, представить себе можно что хочешь. Ещё читать люблю. И плакать. Всегда плачу, когда переживаю за героев из книжек. Ну, ладно, что-то я разболталась. Быстренько кассу сниму, магазин опечатаю. Ты пока в дом проходи. Я уже открыла.

Ирина вприпрыжку, как маленькая беззаботная девочка, вбежала в магазин, громко прихлопнув входную дверь.