Появился, правда, один, ничего так себе: сильный, откровенный, неутомимый и со средствами.
В кровати – орёл.
Одно напрягало: пил только сухое красное вино и сексом занимался под музыку. Энигму включал. От неё Ниночку в сон клонило.
– Церковный, – говорил, – рэп: музыка покоя, мечты и желаний.
Входил в тесный контакт после облизывания.
Осторожно целовал, обнимал и гладил, медленно, словно танцевал.
Часа два.
В ритме мелодии.
Словно не с Нинкой, а с музыкой сексом занимался.
С закрытыми глазами.
Сильный, уверенный. Чего-то такое нажимает, отчего даже дышать и двигаться желание пропадает.
А пахнет вкусно: умереть можно.
Один раз под эту мелодию и странные нежности Ниночка уснула.
А чего он хотел? Релаксация. Сам виноват – убаюкал.
Разбудил поцелуями, массаж сделал, о любви и страсти жужжал.
Непривычно, но приятно до жути, возбуждает и бодрит.
Во всём теле истома и трепет, томление сладкое и желание, желание…
Всё угадал, шельмец, каждую мимолётную прихоть распознал. Словно в мозгах сидел и мысли читал.
Не успеет Ниночка подумать о чём-то ужасно запретном, а он уже исполнил.
Факир и маг.
– Наверно такой мужчина мне и нужен. Славно было бы, если и я ему приглянулась, – подумала она, засыпая.
Проснулась – любимого нет.
На часы посмотрела, – батюшки, чуть не сутки проспала. Вот, дела!
А на зеркале губной помадой, написано «Ты чудо! Люблю!!! Вечером жди».
– Так уже вечер.
Забегала Ниночка, засуетилась: ногти шлифует, причёсочку мастерит. Десять платьев, трусики сексуальные примерила, ароматную ванну приняла: хлопочет, копошится, нервничает.
Вспотела от волнения, хоть снова под душ ныряй.
Принялась готовить ужин, чего отроду не делала.
Пришлось по такому случаю наряд с себя скинуть.
Голова от волнения кружится, мысли разбегаются в разные стороны.
Картошечку на сковородке перевернёт, помешает и к зеркалу.
Взглянет на волнительную надпись, покрутится: мечты куда-то вдаль уносят, чувства переполняют, будоражат воображение.
Оглаживает себя, трогает, оценивает.
Вроде ничего. Сама бы влюбилась.
Тут звонок.
Сковородка скворчит, зеркало незаконченностью макияжа сигналит, трусики до сих пор не надеты.
А ну как он!
Заметалась Ниночка: сердечко, стучит, мысли испаряются. Подтянула животик, спинку прямо и походкой, как на подиуме, к двери направилась.
Открыла…
Он!
Тут мысль, довольно ясная, – трусики надела, тру-си-ки! И передник.
Больше ничего на ней нет.
– Ну и ладно, думает она, – затем и пришёл, пусть смотрит.
Немного погодя оказалось, что это цветочки были, мелочи жизни.
Ягодки созрели немного позже, когда блевать начала без остановки.
– Пестики, тычинки, любовь-морковь… Как же так?
В итоге Энигма отдыхала. Под Марш Мендельсона расслаблялись.
Поначалу милый оробел, робко пытался улизнуть от социальной ответственности. Во всяком случае, энтузиазма не проявил и глаза прятал.
– Врёшь, не уйдёшь, – сказала себе Ниночка. – Такими подарками не разбрасываются.
Сколько их, претендентов на любящее сердце, через Нинкины руки прошло – ни один не зацепил, а этот…