Какая глупость – понятие “брак”. Это состояние, лишающее человека свободы, достоинства, способности мечтать, отращивать крылья, летать, наконец.
Семья помещает тебя в узкий коридор возможностей, в колею, из которой невозможно выбраться, вдохнуть глоток свежего воздуха, жить и любить.
Нет, я не о праве ходить налево. Относительно количества и качества секса мне не на что обижаться. Вопрос в степенях свободы, в способности женщины бесцеремонно вторгаться в увлечения и планы, разрушать результаты скрупулёзных изысканий и длительных приготовлений к чему-то важному.
– Ты мужчина, ты должен!
– Почему!
– Потому, что так было всегда. Мой папа…
Янина громко соскребала с пола следы недавнего боя, а я пил до последней капли, пока не показалось дно бутылки, затем накидал в чемодан, что попало под руку, и ушёл, громко хлопнув дверью.
Как верно подметил Маяковский – семейная лодка разбилась о быт.
“Любит, не любит? Я руки ломаю, и пальцы разбрасываю разломавши. Так рвут, загадав, и пускают по маю венчики встречных ромашек”.
Уходя, я слышал, что Янька сорвалась в истерику. Мне было безразлично её показное горе.
– Раньше нужно было думать, – шёпотом припечатал я, – с меня довольно! Свободу Деточкину!
Прокрутившись ещё несколько кругов на карусели, я пальцами затушил сигарету, намеренно причинив себе боль, сплюнул и ещё раз бросил взор на окно кухни, о котором теперь придётся лишь вспоминать.
С добром или негодованием – пока непонятно. Нужно думать, где переночевать.
Янина сидела в неудобной позе на подоконнике, окно было раскрыто настежь.
– Сорвётся, глупая, – закружится голова от слёз и выпадет, – без злости, скорее с нежностью подумал я, отчего холодок прошёлся по всему телу, – пропадёт ведь без меня, дурында бестолковая. И чего я, спрашивается, взбеленился. Развод, развод… какого чёрта?
Возвращаться было чертовски стыдно, но ведь я всё ещё мужчина, значит, отвечаю за тех. Кто мне дорог.
– Кто, если не я, должен сделать первый шаг, – дал себе установку, схватил чемодан и уверенно проследовал в подъезд.
Дверь в квартиру была распахнута.
Ждала. Знала, что вернусь.
Янина стояла в коридоре с опущенной головой.
– Яичницу будешь, Лёшенька, – всхлипывая, спросила она.
– К чёртям собачьим яичницу, стели скорее кровать, я так по тебе соскучился, родная!
Можно я останусь с тобой?
не взлетим мы в бескрайние выси
и не будем касаться луны,
не утонем мы в облачном мысе
и друг-другом не будем больны.
Мария Мальцева
– Опять осень, – раскачиваясь, словно контуженный отрешённо беседовал сам с собой Кондратьев, сидя на пустой детской площадке, словно обнаружил это необычное явление неожиданно и удивился, – и дождь в окно стучится, и улетают птицы. Может и мне того… улететь куда-нибудь подальше?
На рябине сбросившей листву рдели наливные грозди. Несколько десятков разноцветных кленовых листьев из последних сил цеплялись за ветви, не желая тотчас подчиниться стихии, сорваться и спланировать в бездну небытия.
– Не судьба, – с тоской и сожалением шептал Михаил, глядя на увядающую красоту, – нет никакого смысла роптать. Всё сущее, увы, рождается, чтобы умереть. Любовь не исключение.
Кондратьев смахнул скупую слезу, закрыл глаза и погрузился в скорбные мысли, скрипящие в звенящей тишине.
Ему было чего оплакивать. Сегодня, совершенно случайно, он увидел любимого мужчину своей жены. Подобная фраза звучит несколько странно, но если учесть, что увидел он отнюдь не себя, всё становится понятно.
Михаил встречался с клиентом в неформальной обстановке. Заказчик пытался объяснить свой замысел, бурлил эмоциями, готов был платить за реализацию некой не до конца осознанной идеи, но так и не смог обосновать конкретные требования.
Ухватить в потоке слов суть проекта не получилось, однако творческое настроение заказчика оказалось заразным: Михаил пытался выстроить эскиз пожеланий клиента буквально из воздуха. Он чувствовал, что идея витает в воздухе, что нужно спокойно посидеть в тишине, пустить мысли на самотёк и наблюдать за ощущениями.
Именно по этой причине Михаил пошёл в офис пешком, причём не торопясь, длиной дорогой – через центр, хотя стоимость такси была обусловлена договором с заказчиком.
Мысли роились в голове, нисколько не мешая наблюдать за интимной жизнью горожан.
Михаил забавлялся, выстраивая прогнозы поступков и действий людей, особенно нравилось ему дирижировать влюблёнными парочками. Предугадывать их поведение было увлекательно, интересно.
На этот раз его заинтересовала стройная дама в ярком пальто, силуэт которой напоминал фигуру и манеру поведения жены, Ирины. Она явно кого-то ожидала, о чём можно было догадаться по специфическим жестам.
Если бы Михаил не знал точно, что Ирина уехала в областной центр на совещание, к тому же незнакомое пальто, можно было предположить, что это она. На мгновение он попытался представить жену в роли любовницы, но отогнал крамольную мысль.
Ну, вот, так и знал. Недалеко от дамы притормозил автомобиль. Она приветственно подняла руку над головой, мужчина заторопился навстречу.
Поцелуются. Хотя, нет – просто обнимутся. Подобные женщины не любят публичное выражение чувств. Мужчина без цветов. Похоже, встречаются давно.
Почему они не садятся в машину? Ах, да, за углом кафе. Наверняка пригласит подругу на чашечку кофе. Женщины любят романтиков: ритуал и обстановка для них гораздо важнее слов, которые ласкают слух, но ничего ровным счётом не значат.
В этот момент в голову внедрилась идея, что именно, какую проектную заготовку в качестве затравки можно предложить клиенту, будет хотя бы отправная точка.
Михаил достал блокнот, отошёл к витрине магазина, начал рисовать и записывать, не выпуская из поля зрения другой объект внимания.
Парочка что-то вяло выясняла. Мужчина несколько раз предпринимал попытки поцеловать подругу, она ловко уворачивалась. Наконец, незнакомец взял её под руку и повёл… в кафе.
– Ирина ни за что не дала бы себя поцеловать на улице, – подумал Михаил. Он обожал жену.
Теперь Кондратьев и сам не смог бы объяснить, почему захотел проследить именно за этой парочкой. Скорее всего, из избыточного любопытства.
Лучше бы занялся проектом.
Михаил поспешил за влюблёнными, дождался, пока они покажутся в окне.