С тобой. Только с тобой!

Платил хорошо. Хватило на оплату долгов, на лечение сына и на жизнь.

Квартира снова наполнилась мебелью и вещами. Холодильник заполнен под завязку. Жизнь, казалось бы, налаживается. А на душе кошки скребут.

Не таким она видела своё будущее, не такой доли искала. Да и секс с кем попало опротивел, вызывал тошноту и рвоту.

Хотелось стабильности и простого человеческого счастья.

– Может Витьку найти, – думала она, – повиниться, назад позвать? Чем чёрт не шутит. Любил же он меня. А вдруг?

Витьку кризис потрепал ещё круче. Он промышлял сдачей стеклотары и алюминиевых банок, бомжевал, пил в тёмную голову. На Ниночкины извинения отреагировал агрессивно, – пошла вон, сука! Всю жизнь мне испортила.

Впрочем, она ни на что хорошее и не рассчитывала. Просто удачу  пытала.

Прошлое не вернуть.

Время стремительно бежит, приближая старость, всегда в одну сторону.

Жизнь всё же улыбнулась Ниночке, поманила призрачной иллюзией: Сёмаа женился.

Девочка у него – просто прелесть: цветочек аленький.

Невестка сразу забеременела, родила мальчика.

Внук, порадовал.

– Вот и закончилось моё неприкаянное одиночество, – обрадовалась женщина, – теперь, скучно не будет.

Невестка поселилась у Ниночки. Дом наполнился семейными запахами и звуками.

Хорошо.

Недолго длилось счастье: Сёма опять сел на уколы, вернулся к угону автомобилей, начал таскать из дома вещи, однажды даже избил жену.

Не сильно, но разве этот имеет значение? Девочка ушла к родителям, забрала с собой внука.

Всё повторилось по кругу. Опять ломки, капельницы, долги, депрессия.

– Когда же это всё закончится?

Жизнь сына завершилась внезапно: передозировка.

Спасти его было некому. Да и нужно ли? Разве это жизнь, когда день и ночь ждёшь беды?

Похоронили.

Невестка так не давала встречаться с внуком.

Время безжалостно обошлось с внешностью женщины, превратив некогда привлекательное, тугое тело, в подобие студня. Алкоголь раскрасил лицо выразительно-синим макияжем, который ни с чем иным не спутаешь. Оптовик, видя неприглядные перемены, выгнал её с работы: одно к одному.

Даже подруги, с которыми она коротала одинокие вечера, перестали её привечать. Лишь  водка давала освобождение и отдых бренному телу, но  её еще нужно на что-то купить.

Ниночка начала пить суррогаты в компании таких же неприкаянных, опустившихся тёток, как и сама.

Кто его знает, из чего делают эту пьянящую гадость, только у Нины внезапно поехала крыша.

Она стала забываться, иногда в поисках опохмелки выходила на улицу голышом и шлёпала, шлёпала без разницы куда, пока не потеряется. Когда приходила в себя, захлёбывалась от ужаса, забивалась под какой-нибудь куст и ждала наступления ночи.

Потом с трудом находила свою квартиру, которая оказывалась открытой настежь.

Однажды её обчистили, вынесли из дома практически всё имущество.

Основательно разложившееся тело Ниночки обнаружили только по запаху.

Похоронили Ниночку муниципальные службы в безымянной могиле.

Никому не было до её безвременной кончины дела.

Как и ей было плевать на всех в то время, когда можно было посеять совсем другие семена.

Эгоист никогда никого не жалеет, пробивается к желанной  цели напролом. Ему невдомёк, что жизнь не только одаривает, но и наказывает. За всё приходится платить изгибами собственной судьбы.

А как же тогда Вера Егоровна, почему её жизнь пощадила, отказавшись от права судить и  наказывать?

Да разве она эгоистка?

Вокруг этой удивительной и странной женщины всем жилось хорошо и вольготно. Она была добрым, щедрым и ответственным человеком. Даже порочная страсть, присвоенное ей единолично право налево, никому не приносила страданий и горя.

Недаром она призывала дочерей любить семью и никогда ей не изменять.

Странная штука судьба, но, как ни крути, она рукотворна.

Не все девушки ангелы

Прохладное, слегка ветреное утро начала августа было обворожительно красивым.

На небосклоне с южной стороны довольно низко над горизонтом холодно, но ярко светила  луна, чистая и ясная, с отчётливо различимым рисунком тёмных пятен, словно вымыли её по причине полнолуния.

Дорогу с шумом пересекла пара тяжёлых уток. В ветвях придорожных деревьев робко началась перекличка пернатого населения. Неспешно переползал полотно шоссе завершивший охотничью смену ёж.

С востока светлело, правда,  сегодня без рассветного фейерверка, бесцветно, почти незаметно.

Вот уже скоро три часа кряду мчится на велосипеде Егорка Воронин с полной выкладкой, не сбавляя темпа даже в гору. Отмахал уже кругов двадцать, ни разу не замедлив движение.

Шуршат по сухому асфальту разогретые шины, мерно вздымается грудная клетка юноши, выбрасывая раскалённое дыхание. Одежда его промокла насквозь, пот застилает и жжёт глаза. От избытка кислорода в крови кружится голова, даже слегка подташнивает.

Никак не удаётся парню остудить закипающий мозг, успокоить растревоженную неожиданным знанием душу.

Не понимает Егор, что мозг – не мотор автомобиля, а кровеносная система не радиатор: сколько не гоняй по большому и малому кругу кровь, остудить мысли высверливающие рассудок невозможно.