Секретная часть

– Асфиксия, – заявил криминалист. – Душили руками, значит, убийца не доходяга и не женщина.

Никитин настаивал – криков он не слышал. Привычки спать на посту не имеет.

– Значит, тихо кричала или вовсе не кричала. Могла и не кричать, – допустил криминалист. – Поздно заметила нападение, пальцы сдавили горло, осталось только трепыхаться. Признаков борьбы не нашли, разве что соломенный коврик для шлепанцев лежал как-то криво.

– Вспомни, Олег Петрович, – допытывался майор. – Могло быть такое – в доме к приезду Лавровского уже находился кто-то третий? Может, Лариса Владимировна кого-то пригласила? Ты не мог об этом знать, потому что вел Лавровского.

– Только в теории, товарищ майор… – Никитин усердно тер лоб, – Нет, глупость, – он решительно покачал головой. – Прошу прощения. Посторонней машины во дворе не было, никто не выезжал. Лариса Владимировна могла кого-то привезти на своей машине, но где он? Я слышал только голоса двоих, третьего не было. Такой скромный и молчаливый?

– Ну да, не сходится, – согласился Кольцов. – Давай все заново. Никитин, вот ты поставил машину на обочине…

Криминалисты докладывали: заднюю дверь отмычкой не вскрывали, замок в порядке – и вообще, не похоже, что ей пользовались. Эксперты снимали отпечатки – с косяков, дверных ручек, но явно для галочки: работал не дурак. Время смерти членов семьи специалист определил примерно: с десяти до двенадцати вечера. Точнее будет позднее.

Это укладывалось в показания Никитина. Охрана поселка была формальной – видимо, гром еще не гремел и мужик не крестился. Будка с вахтером в двухстах метрах от въезда в поселок. Посторонних не впускали. Своих знали, а если не знали, граждане предъявляли документы. Никитину хватило служебного удостоверения для беспрепятственного проезда. Пешие проходили свободно – тем же лесом. У каждого жильца был номер вневедомственной охраны, а дома оснащались стационарными телефонами. В случае тревоги группа из Шаврино прибывала в течение трех минут.

Работа с соседями тоже не принесла результата. Бойцы невидимого фронта убыли опрашивать граждан, вернулись через полчаса с кислыми минами.

– Дом слева пустует, товарищ майор, – отчитался Москвин. – Московские хозяева еще не вселились. Дом закрыт, ворота на замке, клумбы во дворе в плачевном виде. Явно необитаемая территория. С обратной стороны – только горничная, уходящая на ночь в Шаврино. Наводит порядок, что-то поливает. Надменная особа, но напряглась, когда увидела наши документы. Хозяин – холостяк, иногда привозит женщин – не самых твердых моральных устоев. Имеет квартиру в Москве, но с середины апреля начал пользоваться загородным домом… Прошу прощения, товарищ майор, язык не повернется назвать его дворец дачей. Вчера приехал один, около девяти вечера, был расстроен, нагрубил горничной и через час снова умотал.

– То есть алиби у человека нет, – предположил Михаил.

– Алиби нет, – подтвердил Москвин. – Но есть депутатский значок. Это же лучше, чем алиби?

Вишневский было засмеялся, но тут же смутился, сделал серьезное лицо.

– Лучше, – кивнул Кольцов. – И где же этот товарищ депутатствует? Надеюсь, не в Верховном Совете?

– Московский совет народных депутатов. Товарищ Тандыкин – член правления Союза художников, имеет правительственные награды и заседает в Моссовете уже два срока. Заслуженная, кстати, личность, номинант на звание народного художника СССР. Но я его почему-то не знаю, – сконфуженно добавил Москвин, – Айвазовского знаю, Верещагина знаю, даже Ге знаю – странная фамилия, правда? А вот Тандыкина…

«Художник – от слова «худо», – подумал Кольцов. – Или от другого – близкого по смыслу».

Расследование упиралось в тупик. Формальности соблюли, тела погрузили на носилки и унесли в прибывшую санитарную машину.

Обогнув участок, опера обнаружили на задней стороне кое-что интересное.

– Пойдемте, товарищ майор, вы это оцените, – предложил оперативник средних лет в звании капитана.

Между участками были узкие проулки для пешеходов. К заборам на задворках примыкала тропа, далее начинались посадки, за которыми голубел пруд. Крякали утки. Недалеко от ограды Лавровских валялась внушительная коряга.

– Эта штука ночью была прислонена к забору, – сообщил наблюдательный оперативник. – Мы провели небольшой эксперимент. Смотрите… – он поднял корягу, приставил к забору, ее конец углубился в ямку. – Вот так установили, забрались – край коряги вдавился в почву. Подаетесь вверх, хватаетесь за гребень забора – и спокойно перелезаете. И уходил наш гость тем же путем – с обратной стороны придвинул к забору урну от беседки. Спрыгнул, отбросил корягу, чтобы не давать нам подсказок… Ждем кинолога, товарищ майор. Но должен предупредить, это вряд ли поможет. Преступник не мог прийти пешком – оставил машину где-то в лесу, не доезжая вахтера, а сюда пришел, прикрываясь посадками и лесополосой…

– К бабке не ходи, товарищ майор, – заключил Швец, когда они вернулись к бассейну. – Преступной деятельностью Лавровский занимался не один. Сообщники, кураторы из американского посольства… Всполошились, когда мы сели ему на хвост и решили ликвидировать, чтобы всех не сдал. Убийца был наемный, профессионал, так сказать. Он тоже следил за домом, знал про Никитина, поэтому и зашел с тыла. Перелез с обратной стороны, спрыгнул. Заднюю дверь не стал использовать, пробежал по дорожке вдоль дома, зашел от бассейна. Риск, что Никитин припадет к щели, был невелик. Дождался, пока Лариса Владимировна стала вылезать из бассейна, налетел на нее, задушил – та и не пикнула. Стрелять не рискнул – хлопок Никитин мог услышать. Опустил тело в воду, поднялся на крыльцо. Вошел в спальню, ликвидировал Лавровского. На обратном пути мог воспользоваться задней дверью – открыл изнутри и потом захлопнул за собой. Придвинул урну, залез на забор, спрыгнул. Корягу отбросил – и в кусты. А Никитин всю ночь куковал, пока под утро что-то его не торкнуло. Нормальная версия, Михаил Андреевич?

– Как скажешь, – пожал плечами Кольцов, – другой пока нет.

Впавшего в уныние сотрудника 7-го управления отпустили домой – свою задачу он выполнил («И перевыполнил», – мрачно пошутил Вишневский.) Никитин уходил раздавленный, сгибаясь под грузом вины.

Остальным пришлось задержаться – прибежал водитель, сообщил приятную новость: едет полковник Рылеев. В машине имелась система беспроводной телефонной связи. Нужды в этом визите не было, но всякое начальство имеет вредную привычку: держать руку на пульсе (или считать, что держит).

Настроение окончательно испортилось. Сотрудники расползлись, делая вид, что проводят следственно-розыскные мероприятия. Встречать руководство пришлось одному Кольцову.

Полковник Рылеев был хмур и раздражен, озирался исподлобья. «Все интересное» уже увезли. О неприятном событии напоминала лишь засохшая кровь на коврике в спальне.

– Ликуй, Кольцов, сегодня гора идет к Магомету, – проворчал полковник. – Есть сведения, что ты сел в лужу и мы потеряли единственную ниточку, ведущую к шпионской сети. Повествуй, не стесняйся.

– Вы же знаете, товарищ полковник, – не растерялся Кольцов, – я не любитель перекладывать свою вину на других. Но давайте все-таки зададим вопросы и 7-му управлению? Им следовало отправить двоих, обязав обходить территорию. Наличие шпионской сети – пока гипотеза. Данные имелись только на Лавровского. Избавиться от него могли иностранные кураторы, которым он передавал сведения. Не хотят они быть высланными из Москвы, любят этот город. Это не какие-нибудь вшивые Лондон с Нью-Йорком…

– Кольцов, не паясничай, – поморщился начальник подразделения «Х». – Распустились вы тут. К делу давай.

– Виноват, товарищ полковник. Наша вина, безусловно, есть. Подобный вариант не просчитывался. Теперь все ниточки оборваны. Будем отслеживать связи Лавровского – на работе и дома.

– Ладно, пошли в дом, – проворчал полковник. – Рассказывай, что произошло и каковы соображения.

На экскурсию ушло пятнадцать минут. Рылеев был мрачен, что-то мотал на ус. Версию для коллег и прессы предстояло выдумывать комитету. Ни слова о возможном нарушении закона. Вторглись грабители – и «нелепая смерть вырвала из наших рядов…» Суда над Лавровским уже не будет, а только суд может назвать человека виновным.

Прибежал знакомый опер, сообщил последние известия. Из города привезли кинолога с собакой. Овчарка взяла след, но остановилась в мелководной речушке, впадающей в озеро, пометалась и села с виноватой мордой. А на что еще рассчитывали? Лавровских посетил явно не дилетант.

Дом опечатали, опломбировали замок на калитке. Сотрудники потянулись к дороге, закуривали. Пассажиры проезжающих мимо авто с любопытством косились на чужаков. Разглядев номера на служебной «Волге», давали по газам.

У соседнего участка остановился светло-серый «Мерседес» – машина редкая. На подобной рассекал по Москве Владимир Высоцкий, но ему простительно. Из салона выглядывал тяжелый субъект с массивной челюстью – очевидно, народный и заслуженный. Ворошить болото не имело смысла, и без того потеряли время.

– Сочувствую, майор. – Рылеев щелчком отбросил окурок. – Но ошибки надо исправлять. Работай, проведи этот день с пользой. И еще. – Полковник сделал паузу, испытующе глянул на подчиненного. – Завтра в девять утра будь как штык в моем кабинете. Не забудь подготовить отчет о проделанной работе.

– Нечего готовить, товарищ полковник, – смутился Кольцов. – Достижения скромные. Сегодняшний день ситуацию не изменит – давайте смотреть правде в глаза.

– Приготовь все что есть, – отрезал полковник. – Освежи материал в голове. В девять утра, понял? – в глазах начальства мелькнуло что-то загадочное.

Он развернулся и зашагал к машине, оставив подчиненного теряться в догадках.

Глава вторая

За пределами населенного пункта Михаил приказал водителю остановиться. Тот сдал к обочине, выключил двигатель. Парень был не любопытный, знал свою работу, остальное его не касалось. Члены группы промолчали, только Москвин затянул под нос: «Луга налево, луга направо…» Мозговые клетки уже дымились от усердной работы.

Михаил очнулся, стал выбираться из машины:

– Перекур десять минут. Не разбредаться.

Никто не возражал, дополнительные перекуры только способствовали продуктивной работе. В машине остался один водитель, он откинул голову на спинку сиденья и задремал.

Бескрайние поля простирались до горизонта, зеленели перелески. В ясном небе метались зигзагами стрижи. Место было славным, хотя… и ничего особенного. Заурядный пейзаж средней полосы. Освежающий ветерок прочистил голову, выдул из нее все лишнее. Ботинки провалились в густую траву. Майор брел, погруженный в свои мысли, потом сменил направление, побрел обратно, закурил. Вернулся к машине через несколько минут, проводил глазами громыхающий самосвал. Подчиненные активно использовали свободное время: Швец дымил, привалившись к багажнику машины, остальные нежились в траве.

– Подъем, золотая рота. Лежать и ничего не делать будем на кладбище.

– Едем дальше, товарищ майор? – Москвин привстал, стряхнул с куртки прилипшие травинки.

– Хорошо здесь, – мечтательно вздохнул Вишневский. – Уеду когда-нибудь в деревню, заведу гусей, женюсь на доярке…

– Тут и сказке конец, – засмеялся Швец. – Ты, Григорий, городское дитя. Такие в сельской местности не требуются.