Осенний карнавал смерти – 2

Очнулся Сладкосолев в подземелье. Тусклые лампочки по стенам горят; вода в отдалении капает: кап-кап, кап-кап… гулко так звук разносится. Рядом господин Шульц сидит. Живой и невредимый.

– Господин Шульц, – спрашивает Егор, – это где же мы с вами находимся? В Аду, что ли?

– Не думаю, – подумав, отвечает господин Шульц.

– Может, это тогда тот самый подземный ход, который Пётр Ильич к своей француженке велел прорыть? – предполагает Сладкосолев.

– Не похоже, – говорит господин Шульц. – Больно уж широкий проход, прямо как тоннель метро.

– Как же мы тут очутились? – чешет затылок Егор.

– Чёрт его знает, – чешет и господин Шульц свою подпалину. – Но надо, по-моему, отсюда выбираться поскорее.

С этими словами он встал и быстро пошёл по извилистому подземному ходу. Сладкосолев, конечно, следом.

– И чего это с нами приключилось? – продолжает недоумевать Егор по дороге. – А, господин Шульц?

– Понятия не имею.

– А мы Ад что ли видели?

– Вряд ли, – качает головой господин Шульц. – Скорее всего, это была обычная галлюцинация, вызванная психоэнергетикой, исходящей от вашей мёртвой жены. Точнее, от фантома. Я слыхал о таких штучках.

– Но тогда… – начал было Сладкосолев и осёкся.

Потому что из-за поворота показались какие-то люди с винтовками.

– Стоять! – грозно приказали.

И сразу же – бах! бах! – пальнули несколько раз для острастки.

Егор с господином Шульцем, естественно, на месте замерли. Неизвестные подошли, обыскали, забрали у господина Шульца так ему и не пригодившийся пистолет, связали пленникам руки, заодно завязали глаза и куда-то повели.

Сначала вели в гору, потом под гору, затем лестницы пошли, хлопанье дверей, разговоры с матерщиной, запах курева… Наконец повязки с глаз сняли, руки связанными оставили.

Смотрит Сладкосолев: большущая комната с большущим столом. А на столе сидит карлик.

– Это же наш скунс, – шепчет Егору господин Шульц.

Пригляделся Егор: точно, он.

Тут дверь в комнату отворилась и на пороге появился здоровенный детина в папахе и с маузером.

– Товарищ Петренко, – докладывает, – кулаков из райцентра привезли. Куда их девать? Подвалы все забиты.

– Чем забиты? – спрашивает скунс.

– Монахинями.

– К стенке их!

– Кого – их? – не понял детина.

– Монахинь.

– А кулаков в подвалы?

– Нет, – сказал скунс, – тоже к стенке.

– А в подвалы – кого? – снова не понял детина.

– В подвалы – реквизированный картофель.

– А этих тоже к стенке? – Детина кивнул на Сладкосолева и господина Шульца.

– Этих?.. – посмотрел скунс вначале на Егора, потом на господина Шульца. – Да, этих тоже.

Сладкосолева с господином Шульцем провели недлинным коридором во внутренний дворик, поставили у кирпичной стены. И – расстреляли.

6

Снова очнулся Егор. На сей раз в стеклянном гробу. «Неужто нехристи по-христиански схоронили?» – поразился он и огляделся. Гроб стоял в небольшой комнатке, сплошь увешанной коврами. Даже на потолке был ковёр.

Вылез Егор из гроба и сразу же увидел… Варю. Живую. С распущенными волосами и в длинном полупрозрачном платье. Егор так и ахнул. И Варя ахнула. Егор насторожился. И Варя насторожилась. Егор ногой топнул. И Варя топнула… Тут-то до Егора и дошло, что он и есть Варя! И что перед ним зеркало.

Прошёлся Сладкосолев по комнате туда-сюда, сюда-туда… Странные ощущения: гру?ди вперёд тянут, зад – назад. Чудно?!

Вдруг раздался тихий стук в дверь. А следом голос, очень знакомый.

– Мадемуазель Дюваль, – промурлыкал голос, что твой кот, – позвольте войти. Это я, Пётр Ильич.

– Ну входи, – говорит Сладкосолев, а сам своему бабскому голоску диви?тся.

Дверь отворилась, и в комнату вошёл… господин Шульц в старинных одеждах. Подойдя к Сладкосолеву, точнее – к Варе, а ещё точнее – к мадемуазель Дюваль, господин Шульц галантно поцеловал у неё ручку.

– Как изволили почивать, дорогая Луиза? – интересуется.

– Да ничего, – отвечает Егор. – Нормально.

А господин Шульц руки? Егоровой не отпускает, девичьи пальчики поглаживает.

– А я за вами, – мурлычет. – Окажите честь, отужинайте со мной… – И вдруг хвать Сладкосолева за сиськи! И ну их мять!

– Но! но! но! – возмущённо занокал Егор от подобного обращения.

– Мадемуазель Дюваль… Луиза… Лизанька… – лихорадочно бормочет господин Шульц, покрывая страстными поцелуями Сладкосолевское лицо. – Прошу… у-мо-ля-ю… одну ночь…

И, не дав Егору опомниться, подхватил его на руки и понёс к дверям… Довольно долго тащил он Сладкосолева узким и длинным коридором, затем надавил на выступ в стене, стена отъехала, и они очутились в опочивальне.