как нарочно для алтаря
этот год весь живем в тумане
в суете желто-серых теней
и еще в беспричинном скандале,
между ссорами будет точней
закружу, а в тумане можно
хоть с сукровицей, хоть в кровях
задержали меня в дверях
и облыжно да и обложно
вечер, зябко и грустно очень
тусклый свет ни писать, ни читать
и такая тоска, между прочим,
что не лечь, и не сесть, и не встать
к себе тянула издалёка…
Река как женщина лежала,
В сиянье тысячи огней,
И солнцу вся принадлежала,
И солнце отражалось в ней.
скрывая тайны и секреты,
кусты задергивали листья,
и так по-женски и по-лисьи
смотрелись все ее запреты.
Река как женщина бежала
С ленцой, в раскачку, не спеша.
Бедро невольно обнажала,
Стыдясь, скрывалась в камышах.
и загораживала взгляды
ажурной шторкой из осоки,
а шторки, хоть и невысоки,
зато их целые плеяды.
Полна достоинства и страсти
И красоты полна хмельной…
Все беды от нее, напасти
И счастье от нее волной.
Да! не сравнится с океаном,
но не похожа на протоку.
река! куда там водостокам,
пусть даже бурным или пьяным!
Река как женщина. Рожала
Дожди, туманы и росу,
Но что-то большое дрожало
В рассветной дымке, навесу…
и что-то прятала, скрывала,
к себе тянула издалёка…
манила лаской синеока
и никуда не отпускала…
«вечер. сумерки. ноябрь. не зима, не лето…»
вечер. сумерки. ноябрь. не зима, не лето…
то ль капель со всех ветвей, то ли сыпет снег…
дома горестей внахлест, с самого рассвета,
там сломалось, здесь сдает, здесь изжило век…
у меня же всё гостят шалые подруги…
в пору ехать им домой, а они сидят —
это скука да тоска, да корявы руки,
что не их в округе всей, то и знай костят…
темень, не видать ни зги, мокрая дорога,
снега нет, полно воды, стало быть зима…
в эту пору лечь бы спать, не топтать пороги,
ведь для этого, как раз, сделали дома!