Кожа и морщины на лице Самора чуть расправились:
– У меня всегда есть что донести, фэр. Тебе надо остерегаться их… – прошептал и перескочил на другое. – Да и крысы-каннибалы давно бездействуют, только друг дружку жрут. А през, помнится, обещал направить их в соседние державы для разборок и поживы. Оголодали, с удовольствием порвут на куски не только терров, но любых чужеземцев… – и вновь вернулся к началу разговора. – Я приставлю дополнительно инк-визов к тем, кого ты назвал, фэр. Ты будешь знать даже их сны и мысли во сне.
Быхом вприпрыжку протряс брюхом перед глазами Само-ра, удовлетворенно хрюкнул:
– Вот, вот, Самор! Вот именно, Самор! Сосед на соседа, а сын на отца! Исполняй закон, городищенский инквиз, – и отмашкой ладони небрежно отправил Самора за дверь.
Долго еще, прихрамывая, частил по каменному полу туда-сюда, прислушиваясь к собственным шагам.
Малкин стоял по грудь в воде, издали из-за скалы наблюдал за рубежниками. Сзади него безмолвно прижимались плечами к камню Лугатик и Раппопет. За ними на мокром просторном каменном выступе возле глубокой кривой расщелины в кучку сбились вымокшие и уставшие Сашка, Карюха и Катюха. А рядом на большом, торчащем из воды неровном камне сидела черная крыса Крабира с серой мышью Данидой.
Люди нервничали: парни напряженно играли мышцами, девушек била легкая дрожь. Никто из них больше не желал вновь уткнуться носом в землю, спутанным по рукам и ногам. Позади нелегкая дорога: весь день пытались замести следы.
Но на исходе дня оказалось, что погоня Бартакула не была напрасной. Не обнаружив следов, отрядник, тем не менее, нащупал правильное направление, не зря слыл опытным воином. Усталость притупила чутье, но не лишила воинской смекалки. Он всматривался в далекий прибрежный утес, за которым укрылись люди, никого не видел, но понимал, что не уйдет отсюда, пока не обследует скальные нагромождения.
Лошади, напившись, фыркали удовлетворенно, цокали подковами по камням. Рубежники топтались на берегу, поглядывали на Бартакула, ждали команды. Отрядник показал вдоль берега на скалу и вскочил в седло. Оставалось немного времени для продолжения поиска: наступающая ночь уже толкала впереди себя сумерки, волоча одеяло темноты.
Малкин заметил, как забеспокоились Крабира и Данида. Непревзойденная проныра вытянула острый нос:
– Они скоро будут здесь. Я чую мысли рубежников. Бартакул решил осмотреть вокруг скалы.
– Чуешь мысли дебиземцев? – недоверчиво протянул Рап-попет. – Ты, может, и мои мысли знаешь? – не получил ответа, ухмыльнулся, не поверил.
– Улавливаю в воздухе тревогу, – причмокивая, добавила Данида, – движется в нашем направлении.
– Что-то я ничего не улавливаю, – вставил Лугатик, отодвинул Ваньку, выглянул за уступ. И сразу растерянно обернулся, присел в воде. – Кажись, пора отсюда рвать когти. Я же не зря толмачил – вернемся назад, за рубеж Дебиземии. И чего поперлись вглубь чужих земель? Теперь пожинаем плоды, теперь точно угодим в пасти к каннибалам! – выпалил с досадой, не обращая внимания на брызги воды, бьющие ему в лицо. – Хотя здесь везде для нас чужие земли. Что делать-то будем? – тревожно выпрямился, лихорадочно вытер лицо руками.
– Перестань дрожать, всякая дрожь вызывает волнение в воздухе, рубежники могут тоже учуять, – предупредила Данида. – Все перебирайтесь на выступ. Спрячемся в расщелине, – и первой с камня перепрыгнула на скальную площадку, где молча сжимались девушки.
Катюха дернулась, когда хвост превосходной Даниды слегка коснулся ее ноги, плотнее прижалась к камням, удрученно пролепетала:
– Расщелина узкая, в ней даже одному не поместиться, – с губ еще не слетели последние слова, как прыжок Крабиры заставил девушку умолкнуть.
Крыса перенеслась на выступ, и ее голос повторил слова Даниды:
– Все сюда. Расщелина скроет нас, – она изогнула в воздухе хвост, приготовилась чиркнуть кончиком по людям, чтобы уменьшить их до размеров обычных грызунов.
Но Малкин нахмурился, предложение не понравилось, показалось унизительным. С какой стати, черт побери, терять человеческий облик и забиваться в расщелины? Раппопет досадливо сплюнул. Хотя рубежники вооружены до зубов, но сколько можно от них бегать? Лугатик тоже захорохорился: надоело труса праздновать. Эх, если бы не голые руки.
А мышь и крыса ждали. Терры должны были сами сделать выбор.
Сашка оттолкнулась от скалы и с края скального выступа прыгнула в воду. Знала, страх может загнать в любую щель, и есть два способа вышибить его – шагнуть навстречу опасности или найти окольную дорогу. Малкин увидал ее горящие глаза и выпрямил спину. Карюха шагнула с выступа за Сашкой. С лицом безнадежного смельчака, который полез в драку, не представляя, чем все закончится.
Водный поток стремительно несся по изгибу русла, гулко колотился боками о прибрежные камни. Горная гряда, из глубины которой он выплескивался, тянулась к горизонту и ежилась темным лесом. Далекий холм, за коим вода терялась, мрачно торчал песчаной плешью, еще дальше такие же холмы упирались в рубеж Дебиземии.
Катюха присела у края каменного выступа, заметив Крабире:
– Воительница Доннаронда говорила о ловушке для дебиземцев. Но эта щель в скале – ловушка для посланцев. Ты уверяла, что крысы и мыши разносят по Дебиземии весть о посланцах, тогда почему мы бежим и прячемся? Объясни.
– Примадонна сказала: объявите себя посланцами, – отозвалась крыса, приблизив морду к лицу девушки. – Вы не сделали этого.
Катюха соскользнула с выступа в воду. Малкин высунулся за утес и смотрел, как рубежники, не достигнув скалы, развернулись в другую сторону. Оттуда в сумеречном свете скакали всадники в воинском снаряжении.
Из-под копыт взмыленных лошадей летели камни, подковы высекали звон. Впереди галопировал Рокмус в накидке красного цвета. За ним, отстав на корпус лошади, – отряд в пятьдесят конников.
Бартакул по цвету накидки издалека узнал гарнизонника, в груди екнуло. Появление Рокмуса ничего хорошего не предвещало, означать могло лишь одно: Быхому известно о промашке рубежников, даже известен путь поиска.
Отрядник машинально дернул за потертый повод, вздыбливая своего коня. Интуитивно понял: если терры рядом, то удача неминуемо переметнется в руки Рокмусу, а ему, Бартакулу, достанется задница фортуны и позор. С остервенением хлестнул плетью по крупу лошади, снова отправляя ее вскачь вдоль берега к утесу. Лихорадочно подгонял непрерывным рыком.
Конь Бартакула рассекал грудью воздух, отбрасывая клочья надвигающихся сумерек. Перед утесом отрядник натянул повод, взмахом руки отправил двоих рядовых рубежников в обход скалы. Те гикнули, пятками ударили по бокам лошадей, и подковы раздробили камни. Бартакул мотнул головой третьему рубежнику, приказывая следовать за собой, и повернул коня к воде. Пробежал глазами по изломам скалы, по яростно бурлящей воде, привстал на стременах.
Малкину почудилось, что отрядник заметил его высовывающуюся из-за камня голову, игра в прятки заканчивалась. Но даже если не заметил, все равно надо было принять решение. Теперь оставалось одно: объявиться посланцами к презу Фарандусу, а дальше – по обстоятельствам. Приятели словно поняли Ванькины мысли, сомкнулись. Парни сжали кулаки, девушки взялись за руки.
Крабира и Данида на выступе уменьшились, юркнули в скальную щель.
Малкин шагнул за ребро утеса, увлекая за собой друзей.
Отрядник взвыл от радости, увидав преследуемых: удача снова шла ему в руки, все-таки настиг. Направил лошадь в воду. Удивился, что терров шестеро, но в следующий миг подумал: больше пойманных терров – больше почета и славы. Одутловатое лицо Бартакула оскалилось, мясистый нос как будто вспух и округлился. Отрядник выхватил палаш, рубежник за его спиной повторил то же движение.
Лошади по стремена вошли в реку, кожаные боты на ногах деби захлестнуло водой. Палаш взлетел над головой Бартакула и резко рассек воздух:
– Хотели улизнуть от меня, терры! Это никому еще не удавалось! – Полы зеленой накидки поверх кожаных доспехов заиграли металлическими шипами. – Подойди, Бат Боил! Двигай мослами, терр!
Малкин приблизился. Отрядник нацелил острие палаша ему в грудь. Рубежник враждебно направил острие своего оружия на остальных.
– Ты заблуждаешься, Бартакул, – сдержанно сказал Ванька. – Я не Бат Боил и мы не бежим, потому что не терры. Мы посланцы к презу Габу Фарандусу из иноземной державы. Находимся под его защитой. Ты препятствуешь нам, през не пожалует за это.
От неожиданности отрядника заклинило, он на миг окостенел, потерял нить мысли. Страх перед Фарандусом сковал скулы, лишь через минуту лицо стало меняться, глаза вытаращились, а шум воды заглушил сип изо рта. Рука с палашом упала вниз. Вожделенная слава начинала ускользать, таять, как струйка дыма. Однако, сопротивляясь этому, Бартакул с надрывом вытолкнул из горла:
– Для каннибалов все равно!
– Но не для воинов Дебиземии, – парировала Сашка из-за плеча Малкина, уязвив отрядника, будто тот потерял нюх и не способен отличить терра от посланца к презу.
Воины Рокмуса приближались к берегу реки. Подковы их лошадей вгрызались в камни, высекая искры. Разгоряченные животные хрипели, а запыленные грязные воины были возбуждены.
Бартакул затылком улавливал усиливающийся шум лошадиной скачки, и это толкало его быстро реагировать на слова Сашки:
– Заткнись, терра! Уж Бата Боила я ни с кем не спутаю! – Потянул на себя зашарпанный повод, развернул коня и выехал из воды.
Рокмус осадил свою лошадь, перевел на шаг. Остановился в десяти метрах от Бартакула, наклонил вперед длинную голову на вытянутой шее. Жесткий кадык, как острие ножа, прошелся вверх-вниз по горлу:
– Вижу, нужна моя помощь, отрядник, добыча не дается тебе в руки! Сначала ты упустил терров, а теперь блеешь перед ними. Забыл, что у тебя нет ушей, чтобы слушать терров, и нет языка, чтобы болтать с ними? Посторонись. Я разговаривать с ними не стану!
Гарнизонник Рокмус был воинским начальником Бартакула. Субординация требовала от отрядника беспрекословного подчинения, но его душа смириться не могла, разрывалась на части от зла, досады, обиды, унижения:
– Это я захватил их, – визгливо проскулил он.
Земля из-под его ног начинала уходить. Мозг закипал, парализуя. И в это мгновение мутный взгляд Бартакула выхватил вдалеке новый отряд всадников. Их было не менее тридцати, они неслись к берегу во весь опор. На переднем всаднике ветром трепало розовую накидку. Цвет накидки мигом привел в чувство отрядника, заставил вздрогнуть.