Северный крест

Неожиданно с берега ударил пулемет, он бил с пристрелянной позиции, кажется, каждый сантиметр темной водной глади заранее прощупан очередями; очередь хлестнула по бронированному боку миноноски, вышибла искры и ушла в сторону. Река покрылась рябью.

– Этого нам еще не хватало. – Лебедев недовольно щелкнул кнопками своих роскошных перчаток. – Носовое орудие, дайте три беглых по этим дуракам!

– У нас поворотный круг маленький. Не дотянемся.

– А мы развернемся.

Миноноска затормозила ход, из-под кормы у нее вырвался высокий белый бурун, рулевой подвернул нос корабля к берегу, и в то же мгновение ахнуло носовое орудие.

Снаряд, оставляя в воздухе белый, быстро растворяющийся след, ушел к берегу, всадился в землю метрах в тридцати от пулемета и поднял в воздух несколько выдранных с корнем березок.

– Перелет! – констатировал лейтенант. – Поправить прицел!

– Есть поправить прицел, – эхом донеслось с носовой палубы.

Снова рявкнула пушка. Снаряд со знакомым шипением разрезал плотный, наполненный медовыми запахами летний воздух; будто лопатой шваркнув, срыл небольшой бугор, поросший густой зеленой травой, в воздух полетели тяжелые черные комья земли, толстые, спутавшиеся друг с другом коренья деревьев и кустов. Пулемет вновь достал до миноноски, полоснул по орудию, по щитку, выбил густое сеево искр, от резкого грохота люди, стоявшие в рубке, невольно зажмурились, корабль, приподнявшийся было на волне, соскользнул с нее, и пули ушли в воздух.

– Орудие – огонь! – прокричал в жестяный рупор Лебедев.

Пушка рявкнула в третий раз. Сейчас пушкари сработали точно, снаряд лег в пулеметное гнездо. В воздух взлетел искореженный, с раскоряченными колесами «максим», рядом взметнулось несколько скомканных бесформенных тряпок – все, что осталось от расчета – двух угрюмых поморов, несколько дней назад оставленных здесь в засаде красным партизанским командиром.

– Молодцы, канониры! – похвалил артиллеристов Лебедев, щелкнул перчаточными кнопками, будто ударил дуплетом по невидимой цели.

Монитор, шедший последним, начал подворачивать к берегу, плицы[13 - Плицы – лопасти пароходного колеса, захватывающие воду при его вращении.] огромного гребного колеса с шумом всаживались в воду, отпихивали ее от себя, пароход разворачивался медленно, неохотно. Лебедев прижал к губам раструб рупора. Поскольку на мониторе не было сигнальщика, общаться с мониторов приходилось с помощью рупора.

– Второй монитор, вы куда?

Через полминуты послышался жестяный, переданный в такой же рупор ответ:

– Необходимо проверить берег и навести на нем порядок.

– Чье это приказание?

– Командира десанта капитана Слепцова.

– Даю на проверку тридцать минут, – недовольно прокричал в рупор Лебедев, – больше дать не могу. – Отложил рупор в сторону и выглянул из рубки. – Канониры! Носовая пушка!

Двое матросов, стоявших у носовой пушки, вытянули головы, глянули вверх, на уменьшившуюся, ставшую похожей на птичью, фигурку лейтенанта.

– Орудие – зарядить! – скомандовал Лебедев. – Держите его готовым к стрельбе.

Монитор с десантом, погромыхивая плицами, пуская из трубы густой вонючий дым, подгреб к берегу, подработал кормой, потом снова подработал – сильное течение волокло судно назад, – раздраженно рявкнул гудком и в конце концов ткнулся носом в сырой земляной срез.

Первым с борта монитора спрыгнул Слепцов, держа в руках стек, следом – плечистый малый, наряженный, несмотря на летнюю жару, в длиннополую кавалерийскую шинель. Перед собой десантник грозно выставил, будто полено, пулемет «шоша».

Следом с борта монитора на землю скатилось еще несколько десантников.

– Ур-ра-а-а! – голосисто завыл один из них, но никто этого «соловья» не поддержал.

Арсюха с завистью поглядел на десантников и смело шагнул в рубку. Остановился перед Лебедевым.

– Господин командир, разрешите обратиться! – Арсюха вскинул руку к околышу бескозырки.

– Разрешаю.

– Дозвольте участвовать в высадке десанта на берег.

– Не разрешаю, – зычно проговорил в ответ Лебедев. – Десант обойдется без участия посторонних лиц.

По лицу Арсюхи проползла недовольная тень, лейтенант ее заметил, полюбопытствовал:

– А что, собственно, вы хотите там делать? В чем заключалась бы ваша помощь?

– Я умею хорошо стрелять из винтовки.

С берега в это время донеслось несколько выстрелов, они всколыхнули застойный медовый воздух.

– Как вы поняли, там есть мастера популять из винтовки и без вас. Слышите, как лупят?

– Слышу, – недовольно отозвался Арсюха.

– Никаких других причин сойти на берег у вас нет? – спросил лейтенант.

– Нет, – соврал Арсюха, засек во взгляде лейтенанта недоверие и отвел глаза в сторону. Операции по продаже дефицитного товара Арсюхе хотелось начать сейчас же, сию же минуту, под прикрытием ружейной стрельбы… Хотя он прекрасно понимал, что это опасно, но в нем словно бы проснулся некий нетерпеливый бес, который подталкивал его, требовал, чтобы Арсюха сейчас же спрыгнул с борта на берег. Если не удастся сбыть по выгодному тарифу тушенку, то удастся сделать другое – например, выгрести из-за икон в какой-нибудь избе, на время покинутой хозяевами, денежную заначку. Здешние мужики – не бедные, деньги копят упрямо, копейка к копейке, рубль к рублю, и накапливают приличные суммы, это Арсюха знал хорошо.

Лебедев, считая разговор законченным, отвернулся от Арсюхи, всмотрелся в берег, который штурмовали десантники Слепцова.

Послышалась короткая пулеметная очередь, потом еще одна; отзываясь на этот железный стук, грохнуло несколько винтовок, воздух сделался рябым, дырявым, и Арсюха поспешно спрятался за железный короб воздуховода. На носу миноноски гулко пальнула пушка. Снаряд унесся за нарядные белые дома.

Интересно, почему здесь дома белые? Во всех северных деревнях дома бывают темно-пепельные, зольного колера – это цвет натурального дерева, выгоревших, выхолощенных ветром, дождями, снегом, солнцем бревен, а в распадке, выходящем к реке, дома белого цвета… Интересно, кто тут живет? Какие такие богатые люди?

Очень хотелось бы это знать Арсюхе. Может, тут обитают какие-нибудь помещики из Южной Хохландии либо из Крыма? Среди северных жителей, поморов и чуди белоглазой, такой моды нет, есть только в Хохландии.

Пушка пальнула еще раз – видимо, события на берегу развивались не так, как хотелось бы капитану Слепцову, из-за кустов послышался задавленный протяжный крик «Ура-а-а!», и пушка рявкнула в третий раз. Корпус миноноски от каждого выстрела напряженно вздрагивал, грохот стоял такой, что в уши хотелось сунуть по деревянной затычке, иначе могли разорваться барабанные перепонки.

С берега в воду свалился солдатик без фуражки, без винтовки, взбил фонтан брызг, зачерпнул обеими руками воды, выхлебал пригоршню и проговорил жалобно:

– Винтовку у меня вышибло из рук пулей… – Солдатик был похож на небольшого сморщенного ежика. – Там такое творится, такое…

Солдатик махнул рукой и, зачерпнув голенищами воды, хлюпая сапогами, полез назад на берег. При каждом малом движении из голенищ у него с поросячьим чавканьем выплескивались темные радужные брызги, струйками ныряли в землю. Через полминуты солдатик исчез.

На берегу громыхнуло несколько гранат, черные плоские взрывы метнулись в воздух.

– Иван Иванович, занесите в журнал время начала боевых действий. – Лейтенант призывно щелкнул кнопками перчаток и глянул на Рунге.

– Уже занес, – ответил тот.

– Хорошо. – Лейтенант выглянул из рубки. – Носовое орудие, прекратить стрельбу!