Командир Гуляй-Поля

– В каком чине? – деловито осведомился тот.

– Ну-у… не ниже прапорщика.

Ермократьев рассмеялся.

– Ниже прапорщика офицеров не бывает.

– Этот чин, когда я ездил в Москву, помог мне больше, чем пистолет с полным комплектом патронов. Оказалось – прапорщиков в одинаковой мере уважают и солдаты, и генералы, и красные, и белые. Так что я не считаю чин прапорщика низким.

Похмыкивая, похрюкивая в кулак, переваливаясь по-гусиному с ноги на ногу, Ермократьев покружил немного вокруг Махно и принес погоны капитана – новенькие, золотые, чисто капитанские – на них не было ни одного прокола для звездочек предшествующих званий: ни двух – подпоручика, ни трех – поручика, ни четырех – штабс-капитана. Похоже, погоны эти вообще ни разу не были надеваны. Махно удовлетворенно поцецекал языком, приладил их к плечам своего кителя.

– Ну как, Ермократьев, похож я на офицера?

Тот склонил голову набок и произнес честно – что думал, то и сказал:

– Не очень.

Под рукой Ермократьева оказалось войско не ахти какое великое – восемь человек. Плюс пулемет «максим» – он действительно имелся, и в него была заложена лента, – плюс патроны… Патронов у Ермократьева было немеряно. Нашлась у него и роскошная бричка, покрытая лаком – на такой было даже жаль выезжать, но тем не менее Ермократьев приказал выкатить ее.

Бричку накрыли ковром, сзади поставили пулемет, на ковер с важным видом уселся Махно, неприступно ствердил рот. Пантюшку Каретникова, наблюдавшего за этими приготовлениями, даже робость взяла: ни дать ни взять – надменный, с крутым норовом барин… Махно тем временем команду подал – привычно располосовал рукой воздух:

– Поехали!

И они поехали искать штабс-капитана Мазухина…

Собственно, он сам налетел на них – приплыл, как большая рыба, добровольно в сети, – штабс-капитан Мазухин.

Дело было уже к вечеру, в низины, в балки, где трава была не по-осеннему сочной, наползал туман. Сама же степь была голая, словно бы кем-то обобранная, неприятная, ветер заунывно посвистывал в сухотье чернобыльника и лебеды, красное солнце окрасило в округе в страшноватый кровянистый цвет, вышибающий на коже невольную сыпь, по воздуху плавала паутина, поблескивала остро.

Две тачанки поднялись на невысокий взгорбок, макушка у которого была голой, как только что обритая голова – ни одного стебелька, все с корнем выдрал жестокий ветер, следом вынеслись несколько всадников и, не останавливаясь, покатили по степи. Только, ветер пел в ушах, да горласто кричали степные птицы, сбивающиеся в стаи.

Неожиданно вдали показалась пролетка – такая же роскошная, как и бричка, в которой сидел Махно. Золотые погоны, пришпиленные к его плечам, поблескивали дорого, были видны издали, даже если не захочешь их не заметить – ничего из этого не получится.

– Это варта, – прорычал сидевший на сером жеребце Ермократьев, схватился за шашку, с металлическим лязганьем выдернул ее из ножен, но, перехватив грозный взгляд Махно, засунул шашку обратно.

Пролетку сопровождали конные, пятеро или шестеро всадников, за всадниками густым столбом поднималась пыль.

Махновские тачанки сбавили ход, неожиданно стало слышно, что горластые степные птицы, только что оравшие оглашенно, смолкли. Петь продолжал только одинокий жаворонок, повисший высоко в небе.

За пулеметом позади Махно сидел бойкий черноглазый парень из числа ермократьевских бойцов, восторженно смотревший на будущего батьку.

– Не лови открытым ртом мух, – сказал ему Махно, – приготовь лучше пулемет к стрельбе.

Два отряда сближались. Лицо у Махно сделалось жестким, скулы выпятились, глаза угрюмо сжались – он сейчас не был похож на самого себя – так изменился…

Всадники, сопровождавшие пролетку, посдергивали с себя карабины, навели стволы на приближающийся отряд Махно.

– Стой! – прокричал один из всадников – похоже, старший, – офицер в легкой накидке, развевающейся у него на скаку за плечами, будто крылья.

Услышав команду, Ермократьев протестующе мотнул головой и приподнялся на стременах:

– Это мы вам говорим – стойте!

Погоны на плечах Махно поблескивали в вечернем солнце, стреляли острыми красными брызгами. Сразу было видно – и издали, – едет начальство. Но и в пролетке тоже сидело начальство. То начальство, чей вес окажется тяжелее, и победит – начальство пожиже, поменьше, свернет в сторону и уступит дорогу.

В небе продолжал заливаться одинокий жаворонок.

– Стой! – вновь прокричал офицер в накидке.

Ермократьев, в свою очередь, проорал то же самое.

В пролетке, на богатом ковре сидел офицер с погонами штабс-капитана и тяжелым, налитым сизью лицом, над белыми зубами поблескивали черные, будто нарисованные гуталином усики.

Штабс-капитан приподнялся в пролетке.

– Кто такие? – прокричал он резким, каким-то скрипучим голосом. – Откуда едете?

– Откуда, откуда… – пробурчал Махно недовольно. – От верблюда.

Разглядев погоны на плечах Махно, штабс-капитан счел нужным извиниться. Извинившись, представился:

– Я – штабс-капитан Мазухин, начальник уездной варты.

Опля! Махно едва не поперхнулся воздухом, услышав, что сказал штабс-капитан. Выходит, на ловца зверь и набежал… Добровольно. Такое только в сказочках случается.

Лицо у Махно сделалось надменным, он вальяжно разлегся на ковре, которым была застелена его тачанка (в тачанки легко можно было переделать все, от простой телеги до старинного тарантаса, больше смахивающего на паровоз, чем на «средство передвижения» по малоросским дорогам – нужно было только сзади приколотить полку, схожую с банной, чтобы ставить на нее пулемет – и тачанка готова), безразлично посмотрел поверх головы всесильного начальника уездной варты. Он играл сейчас роль и играл ее блестяще.

– Ну и что из того, что вы начальник варты, – наконец произнес Махно равнодушным тоном, наморщил лоб. – Мазухин, Мазухин… что-то я не слышал про такого. Сдайте-ка лучше оружие, – потребовал Махно и подал знак на соседнюю бричку – там за пулеметом сидел Алексей Марченко.

Бричка стремительно развернулась, толстый ствол пулемета угрюмо глянул на представителей варты.

– Что… что вы себе позволяете? – взвился Мазухин, лицо его, и без того налитое помидорной краской, сделалось еще более красным. – Как вас там… Не вижу вашего звания.

– Капитан, – с усмешкой произнес Махно.

– Хотите в карцере побывать, господин капитан?

– Не хочу, – сказал Махно и подал второй сигнал на соседнюю бричку.

Марченко приник к пулемету, дал поверх всадников, очень низко – жар пуль заставил людей пригнуть головы, – длинную очередь.

Махно выпрыгнул из тачанки. Скомандовал:

– Слезай с коней и складывай к ногам оружие, господа хорошие!

Конвой Мазухина незамедлительно подчинился команде.

– Я – начальник уездной варты… – не выдержав, вновь взвизгнул штабс-капитан.