Разговор тёк легко и непринуждённо, как журчащий весенний ручеёк.
Она, как выяснилось, бросив учёбу в институте МВД, снова пошла учиться, стала океанологом, побывала в экспедиции, пройдя по северному морскому пути, и теперь просиживает в кабинетной тиши за диссертацией о морских китообразных.
Говорили о прошлом и настоящем. Обходили острые углы. Она деликатно не спрашивала про разлучницу Юльку, Сергей отвечал тем же.
Но вскоре громко стукнули бокалы, и они выпили за удивительное совпадение – третий месяц свободной жизни. У него – после развода, у неё – после разрыва с «этим экземпляром».
Осушив бокал, Сергей выдал длинную фразу на английском. Элька закатила глаза, удивлённо повертела головой, но ответила тем же. Дуэль продолжилась, завершившись ничьей.
И Элька спросила, откуда у мурманского опера такие познания в языках.
Сергей сдвинул брови и примолк. Совсем не хотелось рассказывать.
Как пятнадцать лет назад, после подставы и увольнения, они с Юлькой перебрались в Мурманск (спасибо Можайский помог разрулить). На пятом месяце она потеряла ребёнка, и выжила лишь надеждой на переезд в Испанию. Сергей перебивался случайной работой в порту. Они подали запрос и учили языки. Она – испанский, он – английский. Сергей удивился своим способностям. Читал и смотрел в оригинале американские фильмы. Но переезд не случился. А вскоре, стала разлаживаться и семейная жизнь.
Пауза затягивалась, и Сергей что-то невнятно соврал насчёт неудавшейся стажировки в Европе. Затем спросил Эльку, проявляя большой интерес к китообразным.
И вскоре расслабился, слушая и наблюдая, как озарялось её лицо.
Сергей с интересом узнал, как умны дельфины, киты и особенно касатки. И радостно соглашался с тем, что они разумны, как люди, и даже разумнее людей, но не обладают технологиями, потому что не имеют такой потребности. Не агрессивные друг к другу, они не борются за власть и славу, им чужда глупая конкуренция. Они не создают орудий и оружия, а царствуют в мире и гармонии ради жизни и любви.
Натужно скрипнул штопор, почав вторую бутылку. Выпив на брудершафт, они рассмеялись, как дети.
Затем снова очутились в пещере. В этот раз в другой, светлой, с огромным проёмом, выходящим на залитый солнцем песчаный пляж с пальмами, островами и зелёной морской водой. Они выскочили на берег и с разбегу бросились в тёплую воду. В этот раз они были дельфинами и носились по бескрайним океанским просторам, кружась и уходя в глубину, затем шумно выскакивая с мириадами брызг. Сергей ощутил пьянящий вкус свободы, оказавшись в мире, где нет вражды и зависти, нет преступников и потерпевших, нет званий и должностей, нет власти и денег.
Они снова находили себя на диване, потом за маленьким стеклянным столиком.
Ночь близилась к концу. Они снова выпили.
Сергею было мало всего: мало счастья, мало вина и мало Эльки.
Он снова был тигром, но …
– Серёженька, милый, давай ложиться. Спать осталось всего-ничего, а нам обоим завтра на работу.
11. День надежд.
После третьего кофе глаза Ерохина расклеились. И даже округлились. Но мир виделся сквозь толщу воды.
Неожиданно появилась Мария Сергеевна. Та самая пенсионерка с видеозаписи, что Климов развернул на дороге. Сработало объявление по районному телеканалу, на которое никто не надеялся. Никто, кроме Ирочки Тюриной, которая составила текст, и даже лично отвезла в редакцию.
Напоминавший медведя-шатуна Ерохин, от радости сгрёб маленькую Ирочку в охапку и прилюдно расцеловал. И снова попал впросак. Потому что среди общего веселья, злобно и по-волчьи сверкнули глаза Полежаева.
Как прояснила потом Мурцева, у Юрия и Ирины было давнее общее прошлое, так и не сложившееся в семью. Затем каждый побывал в собственном браке. Но если у Ирочки он завершился быстро и безболезненно, то душевные раны отца двоих детей Полежаева ещё кровоточили разводом. Встреча в новом подразделении стала неожиданностью для обоих. Ирина отнеслась к этому спокойно, а Полежаев во всю пытался вернуть утерянное.
Опознав Климова, Мария Сергеевна помогла составить фоторобот его напарника с другой стороны улицы. Скуластый, большеглазый, с жёсткой торчащей шевелюрой.
Удивляло и радовало, как пенсионерка (хоть и в очках) сумела разглядеть такие подробности.
Пусть фоторобот не фотография, и вероятность совпадения по базе не больше трети, но день был воистину удачный, потому что сходу пробился гражданин Петербурга Астахов Семён Ильич.
Степанченко, давно и плотно «друживший» с мобильными операторами, получил все номера Астахова. В отличие от телефонов Климова, один номер оказался живым, и точка на карте светилась по адресу регистрации.
Ерохин едва не ущипнул себя за руку.
Собираясь на задержание, он жахнул ещё кофеина, до лёгкой тошноты. Но веки заплывали свинцом. И на выходе он крепко не вписался в дверной проём.
– Серёга, оставайся. Ты нужен здесь, в генштабе, – понимающе отшутились ребята.
Хабибуллин и Варёный убыли на задержание без него, в сопровождении двух бойцов ОМОН, прихватив с собой Байкалова.
Ерохину оставалось клевать носом и ждать. Временами потирать плечо. Ещё выстукивать турецкий марш и ломать карандаши.
Насупленный, и как всегда бочком ввалился Полежаев. Сергей вскочил навстречу.
– Юр… Ты того… Извини насчёт Ирины. Я не знал…
– Ты о чём? Не понимаю. – Искреннее удивление на лице. Словно действительно не понимал. Только хитрый прищур выдавал, что он рад тому, что теперь это понимает Ерохин. – Ладно, проехали. Мелочи жизни. Ты лучше скажи, что там за отряд спецназа поехал банду задерживать?
Ерохин улыбнулся. – Пробился телефон Астахова по адресу регистрации.
Задумчивый Полежаев опустился в кресло. И тут же подскочили оба.
– Да, Ренат! Слушаю!
По мере доклада, лицо Сергея, и без того сегодня не слишком свежее, стало как-то опадать, – Как так? – раздосадовано спросил он, – Четвёртый этаж? … Отработайте квартиру по полной.
Он поднял впалые глаза.
– При задержании Астахов выбросился из окна. Насмерть.
– Ни хрена себе, – Полежаев присвистнул и рухнул в кресло.
– Что, Ренат? … Вы в квартире? Включаю громкую связь. Тут Юра рядом.
– Появилась жена Астахова. Отойдя от шока, стала обвинять нас в убийстве и угрожать арестом. Заявила, что её муж служил в военной контрразведке.
– Боец невидимого фронта? – Полежаев вопросительно глянул на Ерохина, – Запрашивать будем?
– Не будем. – Ерохин махнул рукой, – На него уже досье собрали. Он такой же контрразведчик, как я казначей Ватикана.
– Гады! Менты! Вас всех посадят! – послышался истерический женский голос. С той стороны также работала громкая связь.
Сидели молча. Полежаев упёрся в окно стеклянными глазами.
В общественной кухне расстроенная Тамара припала к фарфоровой чашке, силясь удержаться от сигареты. Ерохин налил себе зелёный чай.
Заслышав топот из коридора, Мурцева с Ерохиным переглянулись. Ввалился Степанченко. Взъерошенный и запыхавшийся, он в два шага приземлился у столика.