Ночь выдалась погожей, и я выбираю серпантин, путь по нему короче.
Ночная тишина и безлюдность располагают к размышлениям, морозный воздух бодрит, а окружающий пейзаж впечатляет.
Справа, внизу, в легких волнах тумана, черная гладь залива с застывшими у пирсов телами ракетоносцев, слева, до горизонта, цепь заснеженных сопок, и над всем этим купол неба, с холодно мерцающими с высоты звездами.
Под каблуками визжит снег, мороз усиливается, и я опускаю уши шапки.
Спустя час, влажно паря ртом и смахнув иней с заиндевевших ресниц, я вхожу в подъезд своей пятиэтажки, поднимаюсь на второй этаж и давлю кнопку звонка на своей двери.
За ней тепло, запах чего-то вкусного и улыбающееся лицо жены в передничке.
Чуть позже я с аппетитом наворачиваю суп, потом свои любимые пельмени и думаю, как сообщить Тане о предстоящем вояже.
Она у меня с понятием, но все же.
Новость сообщается, улыбка исчезает, и я огорченно хлопаю глазами.
Это наш первый Новый год в новом качестве, так хотелось встретить его вместе, и теперь облом. Полный.
Перед утром я просыпаюсь от холода и воя ветра за окном, накрываю жену вторым одеялом, потом сую ноги в тапочки и чуть отодвигаю штору.
За расписанным морозом стеклом круговерть снега, неверные блики фонарей меж домами и сплошная пелена за ними.
Набросив на себя плед, направляюсь на кухню, щелкаю выключателем и трогаю батарею.
Она холодная, а у потолка, по углам, иней.
Все ясно. Где-то очередная авария.
В Заполярье это в порядке вещей. Теплотрассы проложены на ряжах* поверх скал, и при резких перепадах температур металл часто оказывается слабее.
Я включаю на электроплите все конфорки, ставлю на одну чайник, закуриваю и наблюдаю, как они становятся малиновыми.
В семь утра, одев на себя все теплое, мы слушаем по радиоточке «Маяк» и завтракаем, а потом ждем прибытия машины.
Ровно в восемь звонит телефон и в нем возникает голос нового дежурного Толи Федченко.
– Привет, Валер. Ну что, готов к труду и обороне?
– Вроде того, где транспорт?
– Пока откладывается. На Кольском объявлено штормовое предупреждение. Звонил адмирал, приказал ждать.
– Ясно, – говорю я и кладу трубку.
Таня вопросительно на меня смотрит, и я сообщаю ей о том, что услышал.
– А штормовое предупреждение это что? – широко распахивает она глаза.
Я подробно объясняю, и жена понимающе кивает золотистой челкой.
Потом начинаются томительные часы ожидания, и время словно бы замирает.
Точно сказал один из героев Шолохова. «Нет ничего хуже, чем ожидать и догонять».
С показным интересом мы смотрим недавно купленный телевизор, затем обедаем и выпиваем по рюмке коньяка, от простуды.
А метель между тем свирепствует.
На кухне тонко дребезжит одно из стекол, надо будет закрепить, за окном растут сугробы, а на крыше дома напротив гремит лист сорванного железа.
Если у вас нету дома,
Пожары ему не страшны,
И жена не уйдёт к другому,
Если у вас, если у вас,
Если у вас нет жены, нету жены…
с чувством поет в телевизоре похмельный Мягков, и мне становится грустно.
В отличие от него у меня все это в наличии, но есть еще и приказ – непременно быть в Сайде. А это не Москва или Питер. Там чудес не бывает.
Впрочем, как и раньше, комедия затягивает, и мы на время забываемся.
Потом смотрим «Белое солнце пустыни», с его неподражаемыми колоритом и диалогами героев, после чего я связываюсь с отделом, узнать обстановку.
Все по прежнему, никаких указаний не поступало.
– А еще баржа с елками и хлебом застряла в Полярном, – сообщает Толя. – Судоходство закрыли до особого распоряжения. – У тебя как, елка есть?
– Нету, – говорю я. – Откуда?
– И у меня нету, – вздыхает Федченко. – Все так ждали эту баржу.
Спустя полчаса в дверь кто-то звонит, и я открываю.
На пороге расстроенная соседка.
У нее муж в море и сорвало кран горячей воды на кухне. Нужна помощь.
– Щас, – говорю я и направляюсь к кладовке.
В течение следующего часа, перекрыв стояк, я вожусь с ее краном, устраняю поломку и проверяю – все в порядке.
Затем мы поздравляем друг друга с Новым Годом, а сидящая на руках у соседки малыш, радостно визжит и пытается схватит меня за нос.
– Хороший какой мальчик, – показываю я ему «козу».
– Девочка, – улыбается соседка. – Анечка.