В закрытом гарнизоне

– А вот еще один опоздавший! – кричит кто-то из гостей, и ко мне поворачивается десяток голов. За расставленными буквой «П» столами сидят человек двадцать, женщин и мужчин, отдавая дань кушаньям и напиткам.

Отыскав глазами виновника торжества, он восседает в центре, я подхожу к нему, представляюсь и вручаю коробку.

– Спасибо, – довольно сопит полковник, жмет мне руку и передает коробку, возникшему рядом майору.

Потом, невзирая на желание следовать обратно, он усаживает меня рядом и наливается «штрафная».

Делать нечего, встаю, провозглашаю короткий тост и выцеживаю стакан водки.

– Могет флот, могет, – шелестит среди гостей, и я наваливаюсь на закуску.

Утолив первый голод, вспоминаю про Огнева.

Товарищ, полковник, – наклоняюсь к Колоскову. – У меня в машине матрос, – и тот понимающе кивает.

По его знаку к нам подходит все тот же майор, теперь я знаю, что это замполит и получает ценные указания.

Спустя час, распрощавшись с радушными хозяевами, я покидаю набирающее обороты застолье, и наш заиндевелый ГАЗон направляется к выезду из поселка.

Огнев весьма доволен, его от пуза накормили, да еще вручили объемный пакет в дорогу.

– Давно так не шамал, – икает он. – Хорошо, однако, служить в милиции.

Потом мы минуем выездное КПП, со стоящим у него знакомым УАЗом, и объезжаем по ухабистой дороге коварное озеро.

На нем наш старый след, четко пропечатанный рубчатыми колесами, и мы молча переглядываемся. Хорошо все, что хорошо кончается.

А погода между тем явно изменилась.

Мороз упал, небо стало выше и светлее, к утру не иначе будет оттепель.

Я снова включаю «Селгу», оттуда тихо льется музыка, навевая лирические настроения.

Когда мы подъезжаем к развилке, то видим пританцовывающую там, группу. Двое военных в шинелях, и гражданские женщина и мужчина, с ребенком на руках.

– Тормози, – видя как они «голосуют», особождаюсь я от полудремы, и грузовик плавно плавно останавливается.

В следующее мгновение слышен быстрый хруп снега, и я открываю дверцу кабины.

– Не в Гаджиево? – возникают внизу два побелевших от холода лица.

– Точно так, – чуть улыбаюсь я, – садитесь.

– Грузимся ребята! – оборачивается старший, с погонами капитана 3 ранга.

Мы с Огневым выбираемся наружу, он гремит запорами кузова и откидывает заднюю стенку.

Женщину, с укутанным до глаз пацаненком, мы помещаем в теплую кабину, а все остальные, прихватив вещи, лезут в кузов.

Там, у противоположного борта, мы вооружаем откидную скамейку, тесно усаживаемся в ряд и я стучу рукой по кабине, – поехали!

«Шишига», урча, набирает ход, стенки кузова чуть подрагивают.

– Будешь? – отвинтив крышку, протягивает мне капитан 3 ранга мельхиоровую шильницу.

– Нет, – отвечаю, – спасибо. Я уже принял.

– Ясно, – делает тот глоток и передает флягу спутникам.

В светлом проеме роятся снежинки, вдаль убегает лента дороги, на душе легко и благостно.

Вечерний звон

Восемь утра. На корабле подняты военно-морской флаг и гюйс. Идет очередной проворот оружия и механизмов.

Старшина команды Олег Ксенженко восседает за пультом и, уставившись в экран, «прогоняет» автоматическую систему торпедной стрельбы, мы с Саней Порубовым расхаживаем приборы управления на своих аппаратах, на нижней палубе трюмный Леха Губанов, возится в выгородке компрессора.

– Тэ-экс, – звякает перед краснозвездными крышками вертикальный трап, и в люке появляется стриженая голова с коротким чубчиком.

– Ну что, орлы, готовы к боевым подвигам? – ступает на пружинящую пайолу ногой, командир боевой части капитан-лейтенант Мыльников.

– Каким еще таким подвигам? – недовольно гудит Олег и исподлобья на него косится.

– После проворота будем драить обтюрирующие кольца и направляющие дорожки в аппаратах, – довольно каркает «бычок»* и наслаждается произведенным впечатлениям.

Драить аппараты нам не улыбается и настроение падает.

– А может того, не надо? – вытирая руки ветошью, высовывается со своего борта Саня. – Какого хрена им сделается?

– И это говорит советский мичман? – делает страшные глаза капитан-лейтенант, плюхаясь в свое кресло. – Тихий ужас!

Драить аппараты действительно надо, и мы это знаем. За истекшие полгода лодка не раз выходила на стрельбы, и мы даже умудрились утопить экспериментальную торпеду. Впрочем, не по нашей вине и без вытекающих последствий.

Теперь корабль сдает курсовые задачи*, на днях ожидается погрузка в отсек боезапаса, и все должно быть в ажуре.

Спустя час, проворот оружия завершается проверкой прочного корпуса на герметичность*, далее следует команда «начать занятия и работы», после чего мы приступаем к действу.

Для начала из раскрепленных в отсеке ящиков с ЗИПом * поочередно извлекаются пневмомашинка, чистящие щетки и воздушный шланг, потом все это собирается и подключается к системе воздуха среднего давления, и Олег проверяет работу агрегата.

Он верещит как резаный поросенок, и «бычок» морщится, словно от зубной боли.

Но ему то что, лезть в аппараты нам с Порубовым, мне в четвертый и шестой, левого борта, а Сане в третий и пятый правого, согласно заведованию.

Олег, как старшина команды, должен руководить, а Сергей Ильич выдавать ценные указания и при необходимости ругаться матом, так заведено на флоте.

Затем я достаю из шхеры* старое РБ* и напяливаю его поверх нового, Олег давит одну из кнопок на пульте, после чего раздается шипенье гидравлики и открывается крышка третьего аппарата, а Саня приносит свернутый в бухту пеньковый шкерт* и вооружает на нем скользящую петлю.

Далее я сую в нее ногу, Олег приседает и заталкивает в красный зев аппарата пневмомашинку со змеящимся за ней шлангом и сует мне в руку выщелкнутый из переборки аварийный фонарь.