– Так вот, Володя, праздник, – говорит он, когда я проглатываю последний кусок. – Готов слушать?
Я киваю головой, вытираю губы и руки салфеткой, смотрю на него.
– Праздник, наверное, громко сказано, – продолжает он. – Кому-то может показаться, что это вообще ничто, но для меня это не так. Для меня это если и не праздник, то событие. Событие более значительное, чем мой недавний день рождения.
– Не представляю, что может быть значительнее дня рождения? – замечаю я.
– Ты ещё многого не можешь представить, но поверь старику – такие события есть.
– Дед, предупреждаю сразу, чтобы потом не разочаровывать, – чуть вызывающе говорю я. – Любые разговоры на тему политики не приветствуются. Мне они не очень интересны и важность этих тем для меня под большим вопросом.
– Без политики, Володя, ничего не бывает! Ты пёрнуть без политики не сможешь, а насколько это важно, решай сам. Но речь пойдёт не о ней, хотя отчасти и о ней тоже, но в основном обо мне.
Я видел, что дед нервничает.
Моё высказывание его задело.
Я чувствовал, ещё немного и он замкнётся в себе, доверительного разговора не выйдет, а мне очень хотелось его послушать.
Нужно исправлять ситуацию решил я.
– Не сердись дед, рассказывай, что хочешь. Сам не знаю, что на меня нашло. Ляпнул первое, что пришло в голову. Все эти СМИ, война, агрессия, передел власти. Только телик включишь, уже тошнит – вот и вырвалось. А ты говори, что хочешь. Мне всегда интересно тебя слушать.
Дед хитро посмотрел на меня, ухмыльнулся.
– Ну, ты, Володька, и лис, прямо, как я в молодости, но болтаешь лучше, да и соображалка многим фору даст. Ладно, уговорил, слушай, но история будет длинная.
Я изобразил предельное внимание. – Вытянулся навстречу ему и немного выпучил глаза.
Кузьмич рассмеялся в голос.
Я рассмеялся в ответ.
Доверие было восстановлено.
– Перестань кривляться, – беззлобно с улыбкой сказал он. – Речь пойдёт о серьёзных вещах. Самых главных в моей жизни.
– Я весь внимание и настроен на предельное понимание, – с улыбкой ответил я.
– Возраст…, – задумчиво сказал дед. – Даже не знаю, нужен ли тебе мой рассказ?
– Ещё как нужен, – уже более серьёзно ответил я. – Эмоции немного зашкаливают, не обращай внимание, скоро пройдёт и я, действительно, готов слушать.
– Хорошо. Мне самому не терпится высказаться. Столько лет терпел, а кроме тебя похоже и некому.
– Всегда к вашим услугам, – вырвалось у меня. – Ты начал что-то про праздник, – добавил я.
Дед покачал головой, задумался на мгновение и сказал:
– Примерно неделю назад прошло двадцать пять лет, как я давал подписку о неразглашении. Новую подписку не потребовали. Может быть забыли обо мне или то, что я знаю, стало неважным, а может быть думают, что меня нет в живых. В любом случае, напоминать о себе я не собираюсь. Чувствую себя намного свободнее, даже дышится легче. Это, Володя, и есть мой самый главный праздник.
– Серьёзные секреты приходилось хранить?
– Считал, что серьёзные. Любые вопросы, связанные с обороной – серьёзные.
– И теперь можешь их рассказать?
– Могу, но привык молчать. От одной этой возможности становится не по себе.
– Ладно, расслабься, – сказал я, пытаясь добавить в свой голос бодрые нотки. – За двадцать пять лет любая оборона изменилась и обновилась раз пять. Технологии поменялись, а все секреты такой давности интересны только историкам. Хочешь высказаться – говори. Бояться нечего. Да и я никому не скажу, если для тебя это важно.
– Спасибо, Володя. Для меня это и правда, важно. Не рассказывай никому, о чем здесь услышишь. Я хоть и думаю примерно как ты, но в жизни повидал всякое. Иногда случаются страшные вещи из-за, казалось бы, незначительных причин.
– Каких причин? – машинально спросил я.
– А таких. – Выдал по глупости пять лет назад название, а ты взял и ввёл его в поисковик. Хорошо ещё на моём компьютере.
– Что за название? – я действительно уже не помнил.
– Забыл уже. А ведь мне звонили потом из службы безопасности. Вопросы задавали, напоминали о подписке, а я унижался, каялся в стариковской глупости и молил бога, чтобы ты не повторил свой поиск с другого компьютера.
Пронесло, услышал бог мои молитвы. Ты не повторил и всё улеглось.
– Да о чём, речь-то? – почти выкрикнул я.
– Скажу, – почти шёпотом заговорщицки ответил дед. – Сил нет терпеть, оттого и скажу. Но ты Володька смотри…! Не проболтайся!
Я вызывающе с немым укором посмотрел на него.
– ДРИФТАШТЕПСЕЛЬ! – выдал он и отвернулся.
Я не выдержал и расхохотался.
Вышло немного нервно, но всё равно было смешно. Все его страхи, годы мучений, заговорщицкий шёпот, вылились в одно нелепое слово, не объясняющее ровным счётом ничего.
Я вспомнил тот момент пять лет назад.
Уже тогда ему не терпелось удивить меня волшебным прибором, но случился конфуз – поисковик чётко дал понять, что никакого «дрифташтепселя» в природе не существует. И это не более чем старческий маразм.
– Извини дед, но мне кажется, что ты переживаешь зря, – ответил я, насмеявшись всласть. – Эта штука …, – я запнулся, пытаясь подобрать слова, чтобы его не обидеть.
– Сам ты…, – выкрикнул дед. – Умные очень, всё им смешно, а простой вещи понять не могут. Самое очевидное – уже невероятно, а тайное – невероятно вдвойне.
С этими словами он встал из-за стола и, не оглядываясь, вышел из кухни. Я подумал, что он обиделся, но через минуту он вернулся обратно, держа в руке сверкающую сферу сантиметров семь – восемь в диаметре.
– Что это? – спросил я.
– А сам, как думаешь? – Ты же у нас умник, в институтах обучался. Скажи старику, что это за штука такая?