В поисках Минотавра

– Он написал вам письмо. К сожалению, я не смог сразу же вам его передать, так как все это время был занят с драконом. Но вот теперь появилась свободная минутка, и вот я звоню.

– Ну и что он там пишет?

– Не знаю. Это же вам письмо.

– А ты что, не знаешь, что там написано?

– Откуда?

– Ладно, вези его сюда.

– Хорошо. Ждите.

– А вообще нет, вдруг ты ему понадобишься, а тебя нет?

– Тоже верно.

– Ладно, я сам приеду.

– Хорошо, я ему скажу, если появится, но вообще-то он существо капризное и совершенно непредсказуемое.

– Слушай, а давай ты его мне прочтешь по телефону, – решил он после достаточно длительной паузы.

– Одну минуту.

– И что это значит? – спросил он, прослушав сочинение дракона.

– Он так говорит, что не сможет принять ваше приглашение.

– Ну и какого он черта? – в сердцах сказал Кирилл Федорович. – Вот ты с ним все время. Ты можешь объяснить. Вот какого еще ему надо?

– Не знаю, – ответил я. – Он ведь только внешне похож на человека. Мозги же у него совсем не по-нашему устроены. Так что…

– Тебе, наверно, тоже тяжело приходится?

– Как Алисе в дурдоме «Снегурочка».

– Понятно, – он тяжело вздохнул. – Ладно, держись, уже немного осталось.

– Спасибо, – ответил я и положил трубку.

Дракон появился минут через двадцать. Его лицо сияло от удовольствия.

– Вижу, у вас была отличная ночь, – заметил я после того, как мы обменялись приветствиями.

– У тебя тоже получилось не кисло, – ответил на это он.

– А это что? – строго спросил дракон, обнаружив на тумбочке распечатанное письмо.

– Я прочел его по телефону.

– Сам предложил?

– Дал возможность догадаться Кириллу Федоровичу.

– Это правильно. А как отмазался от вопросов и комментариев?

– Сказал, что вы только внешне похожи на человека, так что думаете вы не так, как мы.

– А ты смышленый парень. Вот только опять выкаешь.

– Какие планы на сегодня? – сменил я тему.

– Ты уже завтракал?

– Еще нет.

– Тогда завтракай, а я пока приму душ.

– А потом?

– Не суетись под клиентом.

Дракон пошел плескаться, а я отправился на кухню жарить яичницу и варить кофе. Во время водных процедур дракон что-то отвратительно пел, да так, что мог бы, наверно, перекричать не то, что взлетающий самолет, а взлетающий поезд. Мне ничего не оставалось, как проглотить его пение вместе с яичницей и кофе.

Выйдя из ванной, дракон заявил:

– Форма одежды походная. Идем на кладбище. Возражений нет?

Возражений у меня не было, и минут через двадцать мы шли по родной для меня версии Аксая. Дракон отказался от идеи ехать на машине и предпочел пройтись. Настроение у него было игривое. Всю дорогу он что-то мурлыкал или насвистывал, а когда мимо нас проходила очередная красотка, он настолько откровенно и с удовольствием ее разглядывал, что от его беззастенчивого взгляда барышни становились застенчивыми. Мой оптимизм значительно поубавился, когда я понял, что дракон тянет меня не на старое, расположенное в центре Аксая кладбище, – оно же единственный аксайский парк времен моего детства, – а на новое, до которого идти хоть и не три дня лесом, но не меньше 40 минут. Я люблю прогулки не на столь марафонские дистанции.

У входа на кладбище дракон остановился и торжественно изрек:

– Вот он – истинный оплот вашего идиотизма!

В этот момент он мне напомнил царя Петра, узревшего в северных болотах будущий град имени своего имени.

– Та помпа, с которой вы подходите к вопросу утилизации мертвых тел, – продолжил он, медленно прогуливаясь между могилами, – поистине заслуживает торжественного осмеяния. Подумать только, вы так благоговеете перед разлагающейся человечиной, словно цель вашего бытия – произвести, вырастить, а потом захоронить труп. При этом вы даже думать боитесь о смерти, изобретя такую же трусливую семантическую успокоительную пилюлю, как переименование тринадцатого этажа в четырнадцатый. Вы так благоговеете перед собственной дохлятиной, что готовы жертвовать живыми ради благополучия и покоя мертвых. Я сейчас не говорю о том, что под свои кладбища вы отводите огромные территории, отнимая их у тех созданий, что жили там испокон веков; и не об уничтожаемых деревьях для производства гробов – вам давно уже на них наплевать, и ваши защитно-экологические выходки не более чем попытка сорвать с кого-нибудь бабки, продемонстрировать, какие вы хорошие и сколотить политический капиталец. Я говор о тех случаях, когда из-за идиотских предрассудков тупых родственников покойных не проводится вскрытие, которое могло бы сделать медицине пусть малюсенький, но шажок вперед; или о тех смертях, что случились из-за того, что очередной мудак предпочел быть закопанным целиком, а не поделиться с другими ставшими ненужными ему органами.

При этом вы считаете глупыми дикарями тех, кто в отличие от вас догадался, что человечина – это мясо, а раз так – его можно есть. Это решение намного гармоничней вашего, так как, поедая тела убитых врагов, эти люди не убивают кого-то еще.

Те же нацисты шокируют вас не столько своей индустрией массовых убийств – христианство, например, уничтожило гораздо больше народа, однако никто не призывает приравнять священников к нацистским преступникам; сколько тем, что они начали использовать убиваемых в практических целях: варить, например, из них мыло или ставить над ними опыты.

Однако достаточно скоро вам придется начать использовать человеческие тела хотя бы для производства удобрений, и тогда хотел бы я посмотреть на рожи всех этих поборников Святого Идиотизма – единственной святыни, которой вы в своей массе самозабвенно способны поклоняться.

Наверно, я должен был вознегодовать от лица оскорбленного человечества после этих слов дракона, но мне не негодовалось. Более того, я испытывал злорадное удовольствие от того, как дракон разносил их в пух и прах. Их? Все верно. Как написал когда-то Ницше: «Остальные – это всего лишь человечество», а я… Я «ушел от закона, но так и не дошел до любви», как пел Гребенщиков. Я был сам по себе. Скорее всего, поэтому выбор драконов и пал на меня, хотя в это хотело верить мое чувство собственной важности. Ведь, скорее всего, они попросту ткнули в первого попавшегося, и этим попавшимся оказался я.

Тем временем дракон сменил тему монолога: