– Видимо, Амирхан из первой половины, – усмехнулся Семёнов. – Но он действительно очень хорошо прикрывал подходы к аэродрому. Но что он охранял: наши грузы или свою наркоту – большой вопрос! – лицо Семёнова исказилось гримасой ненависти. Он налил себе полстакана водки и залпом выпил.
– А Саша Ярцев и его ребята для них не причина конфликтовать с бандитом Амирханом! – грохнул он стаканом об стол.
– И чем всё закончилось?
– А ничем, – Семёнов вылил себе в стакан остатки водки. Воспоминания разбередили ему душу, и он пытался загасить их спиртным.
– Вы не думайте, мужики, я этим не злоупотребляю, – залпом опрокинув стакан, пробормотал Семёнов, – но как вспомню эту мерзость – напиться хочется! В общем, бегал я по начальству, рапорта писал, но ничего не выбегал. А потом как-то вошёл к Митрофанову в кабинет и врезал ему по роже.
– Ну?! – в голосе Олега явно проскальзывали нотки одобрения.
Борис лишь молча покачал головой, но как-то без осуждения.
– Шуму было! – довольным тоном продолжил Семёнов. Язык его уже слегка заплетался. – Хотели под трибунал отдать, но через неделю меня ранило. Серьёзно зацепило – полгода в госпитале провалялся. А дело за это время спустили на тормозах. Выписался из госпиталя, и предложили по-тихому уволиться. Хорошо, хоть пенсию успел выслужить…
– Знаешь, парень, – усмехнулся Олег, – тебе крупно повезло с ранением. Посуди сам, довести дело до трибунала – это предать всё огласке! Ты бы ведь там не молчал!? А оставить всё без последствий – значит, признать, что у Митрофанова действительно рыльце в пушку. Так что благодари Бога, что покинул Афган в санитарном самолёте, а не в цинковом гробу!
– Да я и сам об этом думал.
– Слушай, а у тебя есть афганские фотографии? Покажешь?
– А как же! Есть немного, – Семёнов встал и нетвёрдой походкой направился к комоду. – Вот, в отдельном альбоме держу, – он положил на стол небольшой фотоальбом.
Олег придвинулся поближе к Борису, и они стали рассматривать фотографии. Семёнов подсел сбоку и давал комментарии.
– А вот здесь мы с Сашей Ярцевым и его группой перед выходом на задание. Это за месяц до его гибели, – указал он на одну из фотографий.
Олег принялся внимательно рассматривать снимок. На нём были изображены семеро бойцов, облепивших БТР. Восьмой, в котором легко угадывался Семёнов, широко улыбаясь, стоял в обнимку с высоким блондином в «разгрузке»[26 - «Разгрузка» – специальный жилет с множеством карманов.].
– Вот он, Саша, – указывая на него, грустно пояснил Виктор. – А вы знаете, в госпитале меня навещали сослуживцы. Так вот: кто-то мне сказал, что один из ребят был ещё жив и его отправили в госпиталь в Ташкент. Но он был уже не жилец – на нём живого места не было…
Олега будто током ударило. Вот! Вот оно, чёрт возьми! Он почувствовал, как напрягся Борис.
– Я ведь тел погибших ребят и не видел. Их сразу же в полевой госпиталь отправили, потом меня ранило, а отправляли их в Союз уже без меня, я – в госпитале, – продолжал Семёнов, не обращая внимания на собеседников. Речь его становилась всё менее связной, паузы между словами – всё длиннее. Видимо, он уже порядком захмелел.
– А кто из них был ещё жив? О ком ты говорил? – нарочито бесстрастно спросил Борис.
– Да вот, – Семёнов ткнул пальцем в одного из парней, изображённых на фотографии. – Это Сашин заместитель – Серёга Сирота, старлей. Он внезапно осёкся: – Мужики, вы это к чему?
Он взглянул на Олега и Бориса совершенно трезвыми глазами и потянулся к альбому.
– Стоп, майор, – Олег забрал альбом. – Это я изымаю…
– По какому праву? – взвизгнул Семёнов. Усилие воли, которое он затратил, чтобы на мгновение протрезветь, произвело обратный эффект – он совершенно расклеился.
– По праву того, что я следователь. Сейчас оформлю постановление о выемке, а потом и показания твои запишу под протокол, – жёстко ответил Олег.
– Суки! – заревел Семёнов. – Развели, падлы, как последнего мудака! Да вы такие же твари, как ваш Митрофанов, как его начальнички!
– Заткни пасть! – взорвался Олег.
– Молчать! – Борис резко дёрнул его за плечо. – Извини, Витя, – Щербаков участливо положил руку на плечо Семёнова, – извини друг, но мы расследуем убийство, и так нужно для дела. Когда протрезвеешь, самому будет стыдно за свои слова. А мы… Мы разберёмся во всём!
– Извини, старик! – уже миролюбиво сказал Олег, доставая из папочки бланки протоколов и постановлений. – Не люблю, понимаешь, когда меня обзывают плохими словами.
Пока Олег оформлял бумаги, Борис внимательно рассматривал фотографии в альбоме. Семёнов молча смотрел на них осоловевшими глазами. Также молча подписал протоколы допроса и выемки.
– Старик, как только закончу дело, я тебе обязательно верну альбом. Обещаю! Слово офицера!
Семёнов отмахнулся рукой и побрёл к дивану.
– Уходите, мужики. Видеть никого не хочу, – глухо произнёс он, отворачиваясь к стене.
Олег и Борис молча покинули квартиру.
– Ну? Как всё прошло? – изнемогающий от любопытства Синицын встретил их у машины. – А что это вы такие невесёлые?
– Знаешь, Олежа, – игнорируя вопрос Алексея, обратился Борис к Островецкому, – я чувствую себя так, словно мы сделали что-то недостойное, некрасивое…
– Да я тоже. Но мы с тобой ни в чём не виноваты. Работа у нас такая – приходится иногда и так, – Олег тоже чувствовал себя как не в своей тарелке.
– Между прочим, один из лучших следователей Латвии, а столько процессуальных нарушений, – Борис решил немного отвлечь друга от невесёлых мыслей.
– Это каких же?
– Ну, во-первых, действительно, по какому праву ты выносишь постановление о выемке практически в чужой стране? Во-вторых, выемка не санкционирована прокурором, без понятых. А в-третьих, как это ты решился допрашивать, мягко говоря, не совсем трезвого человека? Олежа, с каких это пор ты стал так вольно обращаться с законом?
– Отвечаю по пунктам. Во-первых, чужая или не чужая страна – ещё бабка надвое сказала. Новых законов или подзаконных актов ещё нет, поэтому я пользуюсь прежними. Во-вторых, мне Семёнов очень пьяным не показался. Или ты хочешь завтра ехать сюда и допрашивать его? А может, вызовешь его к себе повесткой? В-третьих, в неотложных случаях следователь сам может назначить выемку с последующим уведомлением прокурора. И ты это знаешь не хуже меня. А в-четвёртых, как ты себе представляешь выемку материалов у Семёнова в присутствии понятых – соседей или просто прохожих? Да завтра же поползут слухи, что бывший майор не в ладах с милицией. И кому ты потом докажешь, что Семёнов хороший мужик и чист перед законом?
– Ну, всё, всё, уел, – примиряющее поднял руки Борис. – А теперь, едем ко мне. Ксюха уже заждалась. Она там таких разносолов наготовила – пальчики оближешь!
– Только сначала заедем к тебе на службу. Надо отдать фото твоим криминалистам – пусть увеличат, как смогут. Потом разослать запросы, ориентировки. В общем, ещё куча работы…
– А лейтенант на что? Вот Алексей всем этим и займётся. А мы поедем ко мне домой. Завтра весь день гуляем по Москве, а в Ригу я тебя отправлю вечерним рейсом – в 19.15. Так что, можешь звонить, чтобы прислали за тобой машину.
– Зачем, я в таком случае преспокойненько доберусь последним автобусом. Он отходит от автовокзала в 23.20. А гонять просто так машину – у нас с бензином напряжёнка. Кстати, ты серьёзно собираешься разбираться с афганскими делишками Митрофанова?
– Во всяком случае, постараюсь. Начнём потихоньку негласную проверочку.
– Борь, может, не стоит? Тут можно в такое дерьмо влипнуть…
– Кто бы говорил… Сам-то ты куда влип?
– Так я же поневоле…
– А я – по своей воле!
Олег тихо вздохнул, понимая, что спорить с другом бесполезно.