137-я стрелковая против танков Гудериана

Тов. Тарасов волевой командир-политработник.

Подписали командир полка майор Фроленков

Комиссар 624 сп бат. комиссар Михеев.

Нач. штаба капитан Батаев

Этот документ был подготовлен в декабре 1941-го, поэтому в нём описание боевых действий политрука Тарасова не только в первом бою. Фраза «Участие в боях против зарвавшегося германского фашизма» попадается в наградных листах очень часто – такое было время… Тогда, несмотря на крайне тяжёлую обстановку на фронте, многие наши командиры считали, что германский фашизм именно «зарвавшийся»…

Уверенно и умело руководил первым боем дивизии полковник Гришин. Хорошо работал его штаб, руководимый полковником Ямановым, сумевший в условиях встречного боя обеспечить управление, а командира дивизии – данными для принятия решения.

Мастерство артиллериста-организатора показал полковник Кузьмин, начальник артиллерии дивизии. Он лично руководил действиями артиллерии, быстро координировал ее усилия, что позволило отбить три мощных танковых атаки. Хорошо организованный заградительный огонь заставил танки противника отказаться от атак на участке дивизии и свернуть в сторону.

Дивизия с честью выдержала первое испытание, и готова была выполнять новые боевые задачи.

…В начале июля 1976 года я прошел по местам первых боёв дивизии. Полковник Александр Петрович Степанцев сделал копию с сохранившейся у него карты, полковник Александр Васильевич Шапошников подробно описал ориентиры местности. Как и наши бойцы в 41-м, вышел из Орши, за 20 часов, почти без остановок, прошел 60 километров до Сухарей. Ночь в лесу, и снова в путь. Наконец, показалось и село Червонный Осовец. Сейчас оно называется – Красный Осовец.

На первый взгляд, ничего не напоминает о тех боях: поля с желтеющей рожью, берёзовые рощи, бревенчатые домики. По рассказам полковника Шапошникова узнаю рощу, откуда пошли в первый бой батальоны 771-го полка. До Красного Осовца с опушки через поле – более километра. Представил себя, идущим отсюда в атаку на пулеметы, и стало не по себе. В роще то и дело попадаются заросшие травой воронки, могильные холмики. Нашел и остатки блиндажа, где располагался штаб полка. Где-то здесь погиб красноармеец Чайко, подбивший немецкий танк… Немного воображения, и вижу, как от Пустого Осовца поднимается в атаку немецкая пехота, а со стороны Давыдовичей разворачивается колонна танков… Где-то здесь, у пыльной дороги, могила комбата капитана Евгения Козлова. Но разве найдёшь – время стирает приметы солдатских могил… У села Красный Осовец – тот самый обгоревший дуб, где, как рассказал политрук батареи Евгений Васильевич Иванов, они похоронили четверых наших танкистов. Никаких следов могилы, всё заросло бурьяном.

Подхожу к памятнику на окраине села. Бронзовая фигура солдата, ограда, внутри – четыре широких братских могилы. Сколько же здесь лежит наших солдат… Устинья Кондратьевна Филиппова, жительница села, проживающая в доме неподалеку, рассказала, что у памятника похоронены человек двести наших солдат. «Но не все здесь, в лесу много могилок», – сказала она, и совершенно серьезно стала уверять, что и сейчас по лесу ходят тени погибших, она и сама их видела много раз.

Устинья Кондратьевна как раз собралась в лес за хворостом, поехали на лошадке вместе. По дороге она показала еле заметный холмик в поле: «Здесь мы положили человек тридцать. Как снопов их лежало на поле, как снопов…». Сколько раз мне потом приходилось слышать на длинном пути дивизии от старушек это образное выражение – «как снопов»…

Одна из местных жителей села Красный Осовец передала рассказ своей матери: «После боя, когда наши и немцы ушли, женщины ходили на поле посмотреть, может быть кто-то ещё живой. Один боец был жив, но тяжело ранен, умирал. Увидел нас и говорит: «Снимите с меня сапоги, вам пригодятся…» Вот ведь русская душа: умирает, но позаботился, чтобы сапоги не пропали…

Устинья Кондратьевна укрывала у себя дома отставших раненых, хорошо помнит, что все они были из Горьковской области. Подлечились и ушли на восток, и что с ними стало – не знает, весточки никто не прислал. Найденные же у погибших документы в войну отобрали полицаи, вот и не смогла сообщить родным. Из раненых, которые скрывались в селе, известна только одна фамилия: Лаптев. По рассказам местных жителей, его через некоторое время обнаружили и расстреляли полицаи.

«А церкви у вас в селе что-то не видно, – спрашиваю Устинью Кондратьевну. – С неё по нашим немецкий пулемётчик стрелял…»

Показала место, где стояла деревянная церковь: «Немцы взорвали, когда отступали…»

Документы

ОПЕРСВОДКА №37 к 20.00 13.7.41 г. ШТАБ ЗАПФРОНТА ЯРЦЕВО

(в части Могилевского направления)

Первое. Войска фронта, ведя бой с наступающими частями противника, с утра 13.7 перешли в наступление с целью срыва наступления витебской и могилевской группировок противника.

…Пятое. 13-я армия в течение дня 13.7 продолжала вести бои с прорвавшимися частями противника в районах Шклов и Ст. Быхов.

61-й стрелковый корпус совместно с частями 20-го механизированного корпуса, под воздействием прорвавшихся в районе Шклов крупных сил мотомехчастей противника, отошел правым флангом и удерживает рубеж Саськовка, Н. Прудки и далее по восточному берегу р. Днепр до Буйничи. Штакор – лес южнее Евдокимовичи.

53-я стрелковая дивизия, оборонявшаяся на рубеже Шклов, Плещицы, приняв на себя главный удар противника, отошла; положение ее пока неизвестно.

20-й механизированный корпус в 5:00 13.7 с рубежа Саськовка, Ничипоровичи перешел в наступление в направлении Бель; пройдя 2 км, корпус остановлен артиллерией и авиацией противника. Штакор – Еханы.

110-я стрелковая дивизия в составе трех батальонов ведет бой и удерживает рубеж Ничипоровичи, Н. Прудки, Пар (ю.-в. Полыковичи).

172-я стрелковая дивизия продолжает удерживать Могилев.

45-й стрелковый корпус вел бой с прорвавшимися мотомехчастями противника в районе Ст. Быхов.

187-я, 148-я и часть сил 160-й стрелковых дивизий ведут бой на фронте (иск.) Селец, Слободка; свх. Грудиновка, Перекладовичи; Радьков, Прибор, Обидовичи фронтом на север и на запад.

Фронт 45-го стрелкового корпуса разорван на три отдельных очага сопротивления.

137-я стрелковая дивизия (без одного стрелкового полка) с одним стрелковым полком 132-й стрелковой дивизии с утра 13.7 начала наступление с рубежа Махово, Дубровка, Волковичи, Усушек в направлении Красница и к 12:00 вышла на фронт Пустой Осовец, Лисичник, (иск.) Грязивец, имея перед собой пехоту и бронемашины противника.

143-я стрелковая дивизия – в районе Чаусы на рубеже Заречье, Глушец.

Генерал-полковник Гейнц Гудериан: «…13 июля я перевёл свой командный пункт на Восточный берег Днепра, в Заходы (6 км юго-восточнее Шклова). В этот день я посетил 17-ю танковую дивизию, находившуюся на Днепре. Эта доблестная дивизия с начала наступления уничтожила 502 танка противника. Затем я присутствовал при переправе частей дивизии СС «Рейх» и беседовал с генералами Гауссером и фон Фитингофом. Дивизии СС нужно было ускорить продвижение и организовать разведку в направлении Монастырщина, так как, по данным авиаразведки, юго-западнее Горки русские части пытались пробиться к Днепру. Под умелым руководством своего командира 29-я мотодивизия в этот день продвинулась на 18 км от Смоленска.

13 июля начались ожесточенные атаки русских. С направления Гомель на правый фланг танковой группы наступало около 20 дивизий, в то же время русские производили вылазки со своих предмостных укреплений из Могилёва в южном и юго-восточном направлении и из Орши в южном направлении. Этими операциями руководил маршал Тимошенко с явной целью отбросить немецкие войска снова за Днепр».

4. Варшавское шоссе

«Глаза живые мёртвым закрывают,

А открывают мёртвые живым…»

Утром 14 июля на командном пункте 20-го стрелкового корпуса собрались командиры 132-й, 160-й и 137-й стрелковых дивизий генералы Бирюзов, Скугарев и полковник Гришин. Командиры доложили о состоянии своих дивизий генералу Ерёмину. В каждой – серьёзные потери, у каждого комдива всего по несколько батальонов, со многими частями нет связи. Реально корпус по силам был не больше одной дивизии. Командиры соединений надеялись узнать обстановку на фронте в масштабе хотя бы 13-й армии, но генерал Ерёмин её не знал. Предстояло, прежде всего, разобраться в обстановке, установить связь со всеми частями корпуса и со штабом армии, привести в порядок потрёпанные части, продумать маршруты и план выхода из окружения… Но к этому моменту штаб 13-й армии фактически потерял управление своими частями в районе Быховского плацдарма, штаб 45-го корпуса только-только вырвался из окружения, и не имел связи ни с войсками, ни со штабом 13-й армии.

Было ясно, что противник прорвал фронт обороны 13-й армии и продвигается в направлении Чаус и Пропойска. Дивизии корпуса оказались между наступавшими на восток мотомеханизированными группировками врага. У генерала Ерёмина, не имевшего связи ни с армией, ни с фронтом, не было другого варианта, как отдать дивизиям приказ на прорыв кольца окружения в восточном направлении. Ясно было, что выполнение первоначального приказа – «Сбросить противника в Днепр» – выполнить имеющимися силами и в той обстановке – невозможно. Штаб корпуса определил маршруты движения дивизий и дал указания о взаимодействии. Генерал Ерёмин принял решение двигаться вместе с частями 160-й стрелковой дивизии.

Командиры батальонов 137-й стрелковой получили маршруты движения, и дивизия четырьмя колоннами выступила в общем направлении на Чаусы. Когда был получен приказ на отход, многие бойцы удивлялись: «Почему мы отходим, ведь мы же победили!». Первый успешный бой укрепил у всех веру в свои силы, бойцы убедились, что врага бить можно. Но на этот раз надо было отступать.

Из воспоминаний командира 497-го ГАП майора Малыха: «…Получаю приказ командира дивизии выводить подразделения полка на новый рубеж обороны… При смене боевых порядков был ранен комиссар полка Иванов, но одновременно он в схватке уничтожил фашиста. Товарищ Иванов, будучи раненым, оставался в строю. Отходя, дивизионы полка артогнем поддерживают пехоту, одновременно ведут борьбу с танками противника. Противник крепко бомбит и обстреливает с воздуха. Получил ранение, но эвакуироваться некуда. Я и легкораненые остаемся в строю, но рискуем тяжело раненых под руководством фельдшера Мелёшина отправить в Чаусы, он сумел сдать раненых в санпоезд, но вернуться в полк не смог.

Будучи ранен, продолжаю руководить полком – передвигаюсь на костылях. Бои идут упорные, полк тает, орудия и автомашины выходят из строя, но врагу наносим крепкие удары. В полку нет паники и дезертиров, случаев оставления позиций, но обидно, что нет нашей авиации, что не подходят резервы…».

Брыкин В. А., кандидат исторических наук:

– После первого боя 497-го полка его комиссар Иванов отправил на Чаусы с военфельдшером Мелёшиным машину тяжелораненых. Этой машине повезло: проскочили, присоединились к колонне редакции дивизионной газеты, но уехали не на Чаусы, а на Кричев. Обратно вернуться военфельдшер уже не смог. Следующая машина в сопровождении военфельдшера Дурманенко, не прорвавшись в Чаусы, вернулась с разбитыми стёклами, и фельдшер, найдя в лесу недалеко от штаба корпуса госпиталь, сдал раненых. Сам Дурманенко при выходе из окружения попал в плен, прошёл все муки ада в концлагере Маутхаузен. После освобождения продолжал служить в армии.

Дорогу к станции Чаусы перерезали немцы – сбросили парашютный десант. Командир 2-го дивизиона капитан Найда собрал легкораненых и хозкоманду и повёл всех, кто мог двигаться, на освобождение дороги. Через два часа дорога была свободна, и машины с ранеными пошли было в сторону станции Чаусы, но к вечеру она была захвачена немецкими танками. В эшелон с открытыми платформами, на которых лежали раненые, стали попадать снаряды. Станцию с эшелоном раненых могли захватить немцы, и тогда один из раненых – старший лейтенант – заставил машиниста дать полный ход эшелону. «Пятисотметровый мост был пройден на полной скорости и через минуту взорван нашими сапёрами», – вспоминает Чилин – радист полка, раненный в первых боях.

Суетин И. А., помощник начальника оперативного отдела штаба 20-го стрелкового корпуса, майор в отставке:

– Почти весь оперативный отдел штаба корпуса в эти дни после 12 июля занимался тем, что выяснял, где какие части стоят. Телефонной связи почти не было, радио было ненадёжно, и пользовались им мало. А обстановку надо было знать в деталях. Нередко бывало, что по карте здесь стоит часть, а на самом деле её уже там нет. По существу, мы занимались разведкой своих же частей. Когда я приехал днем тринадцатого июля в дивизию Гришина, там вели бой, а поехал на Чаусское шоссе – там немцы, колонны автомашин, танков, прут прямо на Чаусы…

Это продвигалась со Шкловского плацдарма 10-я танковая дивизия противника. На соединение с ней к Чаусам с юга шла 10-я моторизованная дивизия. Одновременно 4-я танковая дивизия генерала Лангермана наступала на Пропойск, вечером 14 июля стремительным и дерзким ударом её 7-й разведывательный батальон захватил 4 моста через реку Проню, впадавшую здесь в реку Сож, через которые проходило стратегически важное Варшавское шоссе. В ночь на 15 июля 35-й танковый полк 4-я танковой дивизия захватил и стоявший на Варшавском шоссе город Пропойск.

Обороняли город два батальона 44-го стрелкового полка 42-й стрелковой дивизии полковника Козыря. Как писал в своих воспоминаниях и.о. командующего 4-й армией полковник Сандалов, «Ни противотанковых мин, ни других средств для создания на пути врага серьезных инженерных препятствий здесь не имелось. Стрелковые взводы и роты едва успели отрыть окопчики. Подступы к реке с запада прикрывались огнем артиллерийского полка. В районе Пропойска один его дивизион стоял на открытых позициях, изготовившись к стрельбе прямой наводкой. У моста через реку Проня была выставлена батарея ПТО, и мост подготовлен для взрыва».

Казалось бы, не такие уж малые силы, чтобы, пользуясь выгодными для обороны условиями – река и четыре моста, которые можно было взорвать, чтобы надолго задержать здесь противника… Недалеко находились и резервы: в глубине обороны 42-й стрелковой дивизии в нескольких километрах северо-восточнее города были огневые позиции 462-го корпусного артиллерийского полка. На левом фланге 42-й дивизии по восточному берегу реки Сож от Пропойска и южнее занимала позиции 55-я стрелковая дивизия подполковника Тер-Гаспаряна. Выдвигались в район Черикова и части, правда немногочисленной, 6-й стрелковой дивизии полковника Попсуй-Шапко. К 15 июля они занимали оборону по восточному берегу впадавшей в Сож реки Лобчанки, седлая Варшавское шоссе между Пропойском и Чериковом.

Очевидно, что командование 2-й танковой группы Гудериана понимало значение захвата и удержания этих четырех мостов.