Наши учителя – по всем своим показателям – люди уникальные. Занятия, которые они проводили, – это кладезь мудрости и профессионализма. Каждый из них умел рассказывать, казалось бы, о сухих, обыкновенных вещах языком поэта, рисуя образы, навсегда вошедшие в нашу жизнь. Остались в памяти такие слова:
– Не бойтесь, или, точнее, научитесь не бояться ничего. Опасность, которая нас подстерегает, страшна до тех пор, пока она неизвестна. А как только она ясна – мобилизуйте все свои силы на борьбу с ней. Здесь уже не до переживаний. Поэтому делайте вывод: страх – это неизвестность. А то, что неизвестно, это ещё не есть реальность (по крайней мере, пока). А если хотя бы пока это нереальность – значит, это неопасно. Это – только эмоции и чувства. Потому что это – только в твоей голове. Научись управлять эмоциями и подавлять чувства. И изучай это неизвестное без дрожи в коленях и с чёткостью своего тренированного мышления. Тогда реальность, которую ты встретишь, окажется для тебя пустяком.
Александр Иванович, сам тоже тяжело переводя дыхание, ведь он не отставал от нас, успевал пояснять, что и для чего мы делаем, при этом рассказывая истории из жизни и воспитывая нас не только «через ноги». Он говорил: «В момент, когда ваше тело занято, голова – свободна настолько, что вы запомните на всю жизнь то, что я вам буду внушать. Не переживайте, мужчины, все мои мысли – хорошие и очень нужные для вас. Вы сейчас находитесь в состоянии стресса от всего свалившегося на вас здесь…
Но знайте: стресс – это не то, что окружает нас… Это то, как мы реагируем на происходящее! Это так же, как в фильмах ужасов. Я попробую описать это…
Музыка трагически звучит из динамиков с переходом ярких, громких звуковых волн – почти до шёпота. Что-то должно произойти… Показывают длинный-длинный, почти бесконечный коридор. Показывают томительное движение по нему. Ты напряжён до предела. Не дай бог, кто-то коснётся в такой момент твоего плеча… Ты вздрогнешь всем телом, как будто бы провалился в бездонное пространство, потому что ты ждёшь чего-то неизвестного. Ты сжат, как пружина. Не дай бог, она разожмётся неконтролируемо… Порушит все твои эмоции и чувства. Произойдёт сильнейший стресс. Ты ждёшь!.. Взрыв музыки резок… Ты вздрагиваешь, и на экране показывается ужасная морда (или ещё что-то). Ты уже видишь конкретное нечто, и пик эмоций проходит… Ты расслабился… Потому что уже известно, что это. И потому даже это “ужасное” уже не страшит тебя.
Убегающий испытывает немалый страх, пока его догоняют смертельные враги, а когда он попал им в руки – страх исчезает. Если для него возникает возможность борьбы, в такой момент он в состоянии совершить невероятные вещи. Почему? Да потому, что пока бежал, страх парализовал мысли и чувства. А когда молния ужаса уже ударила по тебе, и степень опасности стала более-менее понятна, и страх больше не сковывает тебя своими липкими лапами, и мысли возвращаются в обезумевшую было голову, и силы возвращаются в мышцы твои… Вот уже и сам ты в этот момент становишься опасным для преследователя.
Истина, повторяемая сотнями великих и обычных людей, остаётся непререкаемой: Ожидание смерти страшнее самой смерти.
Научись перевоплощать страх в интенсивную деятельность. Так надо воспитывать свои эмоции и чувства. В страхе ты сжимаешься, как пружина, опасное раскрытие которой может разрушить многое. Страх – это одно из проявлений инстинкта самосохранения».
Долматов остановил нас, уже измотанных, но всё же настойчиво слушающих и готовых к выполнению любой команды. Встали в пары и стали отрабатывать атаку.
– Атака должна быть как взрыв! – терпеливо пояснял Александр Иванович. – Один, максимум два-три удара. Они – как взрыв. Проводите разрушительную для противника короткую серию ударов и уходите. Движение должно начинаться, как будто бы вас подорвали на мине. Сам взорвался и вложил в это стремительное действие всю оставшуюся энергию. Вы сами – это взрыв. Приём и – всё… Или убегать дальше, или переход, и такой же неожиданный взрыв со следующим противником…
И одновременно с этим преподаватель продолжал говорить совсем другое, философское:
– В мыслительных процессах человека обязательно должна присутствовать проблема Добра и Зла. Тогда появится осмысление любого своего действия. Это – своеобразная точка отсчёта… При такой постановке у человека не должно возникать сомнения – прыгать в воду или нет, когда видишь тонущего. Не должно возникать сомнения – встать на защиту слабого или когда оскорбляют женщину… Не должно вызывать сомнения и дело, которым вы занимаетесь. Вы – Мужчины!
После таких слов нам казалось, что мы становились и выше, и сильнее, и готовы были снести любую преграду…
После занятий с профессором рукопашного боя мы были возбуждены и ещё больше влюблены в жизнь. Занятия закончились, а мы не отходили от Долматова, который рассказывал нам:
– И ещё один дар, очень необходимый для сильного человека. Это дар Молчания!
Слушая Александра Ивановича, беспрерывно говорившего уже два часа, мы заулыбались.
– Ко мне это сейчас не относится! – увидев наши смеющиеся глаза, сказал преподаватель. – Я провожу занятия… – И стал развивать мысль: – Когда вокруг тебя все безостановочно болтают и рассказывают обо всех своих тайнах и переживаниях, и всё становится известно всем о каждом, «научись преждевременно не говорить о важном и сокровенном». Но не молчи в это время, не замыкайся в себе. Говори обо всём и много, о всяких мелочах, о том, что происходит где-то и с кем-то. Научись свои рассказы делать удивительно интересными и увлекательными. Но… помни: излишняя откровенность о себе и своих близких может привести только к печальным или очень печальным последствиям. А в критические моменты действия должны опережать слово.
Изучая психологию личностей «сильных мира сего», обратите внимание, товарищи спецназовцы! – продолжал Долматов, – не я вам это говорю, а классики и учёные. Именно эти светлые головы учат, что молчаливость и сдержанность определяются как одни из наиболее сильных черт личности. Умение молчать, по меткому выражению Дейла Карнеги[35 - Американский педагог, психолог, писатель.], встречается у людей гораздо реже, чем любые другие таланты. Но умение молчать – это не только сильная черта характера, но и сверхмощное оружие борьбы.
И ещё одно очень важное качество: умение слушать. Ибо умеющий слушать – всегда сильнее не умеющего слушать и всегда его побеждает. Это даже не умение, а талант! Одна только способность выслушать собеседника выводит человека в разряд выдающихся личностей. К сожалению, среди людей это умение встречается крайне редко. Важно слушать, не просто делая вид, что ты внимателен, а действительно быть внимательным и понимать собеседника, вникать в его слова и только после этого постараться задуматься о том, о чём он говорит. После чего говорить самому… Для вас, как для оперативных работников, – это жизненно важно.
Александр Иванович смолк и отправил нас на обед.
* * *
После обеда у нас появилось немного свободного времени. Собирались возле нашего Первого корпуса, где были кабинеты и даже спальные места. Многие жили прямо здесь, в этом здании. Поэтому и после окончания рабочего времени никуда никто не спешил. Всё и всегда происходило вокруг этого дома.
Послеобеденное затишье в ОУЦе всегда было чем-то особенным. Стояли группками по четыре-пять человек. Кто-то пробегал куда-то спеша, кто-то вёл неспешные разговоры. Форма одежды была здесь самой разнообразной. Некоторые после своих занятий были одеты в форму спецназа, кто-то – в спортивную, стояли офицеры в форме всех родов войск, среди них был даже один моряк – капитан третьего ранга. Не знаю деталей, но все его звали «Матроскин». Людей в «гражданке» было, конечно, значительно больше. В одной из групп, наиболее многочисленной, стоял человек в форме лётчика гражданской авиации. Высокий, статный. Форма была ему явно к лицу. Особенно бросалась в глаза короткая орденская планка – орден Красной Звезды и медаль «За отвагу». Это был Володя Зверев. За тяжёлый массивный подбородок и фигуру, схожую с французским артистом, все его звали «Бельмондо». Это прозвище приклеилось к нему ещё и за то, что был кумиром среди женщин. Умный, рассудительный и очень справедливый по жизни человек. Стоя на осеннем, уже неярком солнышке, он в своём кругу вёл разговор, к которому я тоже присоединился.
– Доблесть человеческая! Люди чести! Что же это? Кого мы обманываем, называя недостойного этими словами? – рассуждал Зверев. – Вольтер говорил, что труд спасает от трех главных зол – скуки, нужды и порока. Но когда у человека появляются результаты труда – деньги и пропадает нужда, очень важно, чтобы безделье не стало синонимом скуки и другом порока. Значение поступка – в самом поступке, а не в его результате – это православный постулат, по которому надо учиться жить…
– Это примерно то, что ты делаешь, подавая нищему милостыню, – поддержал эти слова Сергей Панасенко. – Ты это делаешь для спасения своей души, а если «нищий» притворяется и обманывает тебя (в смысле, он богаче дающего), то это – его беда. Этот результат не должен печалить Человека, совершающего Поступок!
Зверев с пониманием и поддержкой посмотрел на Сергея: «Молодец!» – и, уже обращаясь к своему другу Анатолию Лесняку, спросил:
– Твой подчинённый? Самых лучших себе забираешь…
Они оба – и Лесняк, и Зверев – были командирами групп. Сейчас для них было очень важное и ответственное время: подбор и боевое сколачивание групп. Сами опытные оперработники, прошедшие серьёзную школу – территориального управления и Афганистан. У руководства Центра на них и была особая надежда. Кроме того, на них была возложена ответственность за своих подчинённых. Хотя молодого офицера Сергея Панасенко, несмотря на его молодость, неопытным и зелёным назвать было нельзя, но по возрасту он был почти самым молодым. Сергей только что приехал из Афганистана. Он не был в «Каскаде», а служил в мотоманевренной группе пограничных войск. Был командиром сапёрного взвода. Уже навидался и наелся войны, смертей и несправедливости. Поэтому Сергей был с уже определённо устоявшимися жизненными позициями, нетерпим к фальши и лжи, но очень вспыльчив и горяч. К своему командиру, Анатолию Лесняку, он относился с уважением, которое граничило с безрассудной исполнительностью. Было ощущение, что если бы Лесняк дал команду молодому офицеру проломить стену, Сергей, не задумываясь, разбежался бы и снёс всё на своём пути или разбился бы напрочь. Но Панасенко был тоже не простым человеком и разбиваться, конечно, безрассудно не стал бы. При его появлении в подразделении среди нас ходили непроверенные слухи: якобы что в Афгане за какой-то очень смелый и профессиональный поступок его представляли к званию Героя Советского Союза, но за неудержимо вспыльчивый характер, связанный часто с поиском правды и справедливости, награждение отложили. Сам Сергей об этом молчал… В коллектив он вписался сразу. Было видно, как Панасенко горел в своей любви и преданности спецназу, как не терпелось ему познать премудрости оперативного мастерства и стать профессиональным разведчиком. Поэтому и его отношение к таким, как Лесняк и Зверев, было особенным. А Бельмондо продолжал:
– Удачливые, известные и богатые – это не главное… Важнее, чтобы твоё окружение имело честные намерения и совершало поступки, за которые нормальному человеку не стыдно. Поэтому утверждение «цель оправдывает средства» – ужасно! Человек, идущий к своей цели через головы и души окружающих, наверное, станет благополучным, а поэтому – признанным обществом. Но останется ли он Человеком, в нашем с вами понимании этого слова?
Вопрос был, конечно, риторическим. Ответ у всех у нас был один… «Даже здесь, – вдруг подумалось мне, – наши старшие товарищи – командиры продолжают вести серьёзные разговоры, как бы проверяя нас, молодых…» Повернув голову, неожиданно для себя я заметил в соседней компании Шуру Фролова, своего сахалинского друга, и поспешил к нему. Здесь вели разговор на другую тему:
– Это были правила подлинно рыцарские, – говорил собеседник Фролова, Лёша Коржавин, – наверное, в самом начале – римские и, как мы представляем, – славянские… Смысл моих слов заключается в том, что истинно побеждённым считать можно только того, кого победили не хитростью и коварством, а в честной борьбе – лицом к лицу.
– Ты хочешь сказать, что можно ценить победу лишь тогда, когда сумел сломить мужество врага? – спросил его Фролов.
– Конечно! В последнее же время всё больше ценится хитрость. Сегодня это называют военным искусством.
– Но, безусловно, и глуп и плох сегодня тот, кто в момент перемирия не ждет нападения, – вмешался в разговор Юра Телюк и, помолчав, как-то очень серьёзно добавил:
– Наверное, уже отжили традиции наших древних предков, которые заключались в том, чтобы побеждать доблестью. Не хитростью и засадами, не ночными схватками, не притворным бегством и не неожиданным ударом по неприятелю…
Я жил в одной комнате с Юрой. Знал его ещё очень плохо, но именно эти слова вдруг раскрыли его для меня как человека не только мудрого, но и искренне честного. Я с уважением смотрел на него, всем своим видом говоря: «Это мой сосед по кубрику»!
– Наши обычаи не имеют ничего общего с правилами иных времён, и поэтому о победах многих можно сказать так: «Да, ты – велик, но лишь по сравнению с такими же другими, а не по сравнению с собой, прежним, – когда ты совершал свои настоящие подвиги», – закончил мысль Алексей Коржавин.
– Ну ты, Чифтон, загнул, – не до конца понимая последнюю фразу, сказал Шура. – Ты где это вычитал? Я всегда говорил: там, во Франции, вам мозги полностью расплавили…
Алексей Коржавин, весельчак и любимец всех, душа любой компании, рассказчик от Бога, действительно закончил университет в Сорбонне. Свободно говорил на французском и немецком языках, знание которых не помешало ему попасть на целый год в Афганистан. После проведения ряда успешных мероприятий даже сумел заработать медаль «За отвагу», главный афганский орден после Красной Звезды. Все Алексея звали Чифтон. Это производное от английского шеф – chif, а далее сокращённо по-русски, уменьшительное «шефчик».
– Надо читать Шиллера, дорогой Шура! – с улыбкой стал пояснять Коржавин. И было непонятно, говорит он правду или только что придумал сказанную фразу и выдал её «из Шиллера». – Ты уясни главное… Ты – прежний, сильнее себя сегодняшнего…
Фролов продолжал, впрочем, как и все мы, с непониманием и уже поднимающимся раздражением то ли от своей недогадливости, то ли от заблудившегося в своих же словах Чифтона. Ни того, ни другого признавать не хотелось.
– Твоя большая сила не в тебе самом, а в силе твоих предков… Понял? – заключил Лёша, дружески похлопывая своего друга Шуру по плечу.
– А-а, так бы сразу и сказал, что сила человека в единении со своими предками. Против этого никто и не спорит, – согласился Фролов, а все вокруг тоже закивали головами. Дослушав ещё одну историю, я заспешил на следующие занятия. После обеда все занимались иностранными языками. В классе, совсем маленьком помещении на первом этаже рядом с дежуркой, уже начал собираться народ. В этой группе нас – всего шесть человек, изучающих испанский язык.
С преподавателями иностранного языка нам повезло: лучшие из лучших, отобранные мудрой рукой кадровиков, после окончания Института иностранных языков имени Мориса Тореза. Нашего звали на испанский манер – Sergio. Обычно он говорил с нами только на испанском языке. На уроках – вообще ни одного слова на русском.
– Сегодня мы подключаемся к новой методике, – зайдя в кабинет, неожиданно для нас по-русски стал говорить преподаватель. Удивившись от услышанного, мы даже несколько растерялись, не увидев у него ни учебников, ни плакатов, которые обычно он заносил в класс перед уроком. – Нам необходимо перейти в другую аудиторию, – от произнесённого слова «аудитория» наше изумление возросло потому, что наши классы аудиториями мог назвать только очень оптимистичный человек.
Но все молча и послушно последовали за Sergio, как оказалось, всего-то в соседний кабинет. Оказывается, наш учитель всю первую половину дня посвятил подготовке этой самой «аудитории». В помещении, которое было в два раза больше предыдущего, были плотно занавешены окна, тускло горела настольная лампа за единственным, как мы поняли, преподавательским столом, и стояли шесть разного сорта кресел. Sergio, видно, собирал их по всему корпусу и, пока мы были на других занятиях, перетащил их сюда. Так была создана максимальная обстановка уюта и возможного расслабления. Ему необходимо было сделать всё возможное, чтобы мы, все его ученики, которые в большинстве-то своём были старше его, как можно быстрее выучили язык. В такой ситуации бездельничать и «сачковать» нам было стыдно.
Он усадил учеников в кресла и повелительным тоном заговорил:
– Расслабьтесь и закройте глаза… Вы очень устали и хотите спать.
После таких слов, по крайней мере у меня, сон отшибло напрочь. «Что это он задумал?» – крутилось в моей голове, и я весь напрягся. Да, каждый день подготовки приносил сюрпризы.
– Вы сейчас впадёте в гипнотический сон, – продолжал наш Sergio, – а я вам буду читать тексты на испанском языке, чтобы вы, включая подсознание и скрытые возможности организма, изучали язык… Веки ваши становятся тяжёлыми, всё тело расслаблено, и вы уноситесь вдаль…