Время соблазна

– Мне некогда с ним заниматься, – отрезала Наталья. – Ты его не знаешь. Он очень капризный. Если ему что-нибудь не понравится – он может обидеться и таких гадостей наговорить…

В конце сада за сиренями была коричневая от времени скамья. Это место стразу показалось Нине уютным, скрывающим от любопытных взглядов. К тому же спиной тут можно было опереться на стену ветхого сарая с пологой крышей. В этом таинственном месте хотелось говорить о чем-нибудь сокровенном. А так как всё сокровенное обычно случается в ранней юности, то новые подруги на этот раз стали вспоминать свои студенческие годы. Причем рассказы Нины звучали загадочно и печально, а воспоминания Натальи то и дело заставляли улыбнуться.

В общем, в гостях у Натальи Нине понравилось. Только порой неловко было видеть, как её родители весь день хлопочут по хозяйству. Как Юрий Петрович ходит по двору в заношенном спортивном костюме то с вилами, то с ведрами. Как он громко хлопает в ладоши, загоняя на место пугливых черных овец, косит теленку траву, носит из колодца воду. Как Мария Николаевна доит корову и принимается готовить нехитрый ужин для всей семьи.

Наблюдая за всем этим со стороны, Нина как-то очень отчетливо сознавала свое ничем неоправданное безделье, свою принадлежность к тому кругу людей, для которых обычный ритм жизни не связан с тяжелым физическим трудом.

* * *

После ужина Саша куда-то исчез. Нине после этого сделалось рустно. От нечего делать она попросила Наталью показать ей Осиновку. Наталья с энтузиазмом откликнулась на её просьбу, стала уверять, что летними вечерами их поселок удивительно красив, особенно в той части, где небольшая речка делит его на две части.

– Там в пойме реки растет громадный мрачный осокорь, на котором когда-то повесился, высланный из Петербурга молодой писатель и революционер Венедикт Лебедкин. Ты обязательно должна увидеть это необыкновенное дерево, – завершила свой рассказ Наталья, поправляя перед зеркалом волосы.

Когда Наталья с Ниной вышли на улицу, Нина сразу почувствовала вечернюю прохладу. Ей стало зябко. И, хотя Нина старалась меньше говорить и больше двигаться, озноб не проходил. Наталья же в одном ситцевом платье и босоножках на босу ногу чувствовала себя на вечерней улице вполне комфортно.

Нина попыталась было настроить себя на особый жизненный ритм, который иногда её выручал, попробовала пробежаться по короткой аллее возле пристани, нарочито весело подпрыгивая на одной ноге, но природное худосочие вскоре стало сказываться в полную силу. Ей сделалось зябко. Она пожалела, что не набросила поверх кофточки ветровку и не попросила заварить ей чашечку горячего кофе.

В пойме реки, куда её привела Наталья, действительно произрастали какие-то огромные деревья мрачной наружности. «Посмотри, – попросила Наталья, зайдя под сень одного из них и совершенно растворившись в его голубоватой тени, – сверху оно густое, как облако… А ветви торчат в разные стороны как перекладины. Таких могучих деревьев больше нигде нет». Нине сравнение понравилось, она шагнула в тень дерева и посмотрела вверх. Но ничего, кроме серебристого сияния листвы не заметила. «Нет, наверное, это было зимой, – вдруг вспомнила Наталья. – Да, да, зимой! Был белый снег и тёмные деревья. Тёмные деревья и синие тени. А сейчас всё немного размыто. Поэтому однотонно». Наталья разочарованно вздохнула и быстро пошла прочь. Нина приостановилась, ещё раз посмотрела на странное дерево и решила, что огромный осокорь вовсе не похож на Голгофу русской революции.

– И больше никаких достопримечательностей в селе нет? – с легкой иронией поинтересовалась Нина.