Любовь со взломом (пьесы)

Петрович. Совесть у тебя расшаталась. (Эдуарду.) Повторяю, откуда у вас это? (Пауза.) Здесь один закон – вот! (Показывает ружье.) Будете говорить? Молчите! Ну, тогда пеняйте на себя. (Деловито и спокойно.) Капа, Люба, садитесь вот сюда. (Капитолина и Люба садятся сбоку на табуретки.) Вы хотите судиться? Что ж, суд так суд! (Подкатывает старинное красное кресло, садится. Показывает орден.) Здесь на ордене есть номер. (Пауза.) К ордену должно быть удостоверение. Будете говорить?

Сергей. Я! Я все скажу! Мы…

Эдуард. Подожди, Сережа! Чего ты боишься? Коронки? Это дело Григория. У него нашли, не у тебя… Петрович, вы человек опытный, знаете жизнь, воевали… Мой вам респект! Но давайте по-хорошему! Мы здесь по серьезному и важному делу. Это – моя группа, если хотите – команда.

Петрович. Тебя послушать, еще за экспедицию себя выдашь.

Эдуард. Нет, нас не заносит. В наши планы входит найти умельцев: резчиков, граверов, народных художников… Словом, организовать большой, нужный для людей, для сохранения нашей исконной русской культуры промысел, с тем чтобы поставлять в центр лучшее, что создает народ в глубинке.

Петрович. Бросьте, вы обычные мародеры.

Эдуард. Вы опять о своем.

Петрович. Спасатели найдутся и без вас.

Эдуард. Возможно, и найдутся! Но пока их мало. Не секрет, что народное творчество двадцать пять лет брошено на произвол. Да-да, на произвол судьбы! Я не знаю, какие у вас убеждения, Петрович, но я считаю, что в стране воцарился нескончаемый хаос. Такое впечатление, что строят какой-то гигантский стадион, на котором никогда не будет победы. Хотим по своей воле пожить, а все время у разбитого корыта.

Петрович. Это такие, как ты, в 90-е к разбитому корыту страну привели. Еле-еле от него отползли.

Эдуард. Да, согласен. Но, несмотря на некоторую стабилизацию в нулевые годы, идеологическая смута в России продолжается. Разве не так?

Петрович. Так вы ее и делаете, смуту эту. К тому же на чужие деньги делаете. Вон на Украине что делается.

Эдуард. Вы правы, Петрович. Я абсолютно с вами согласен. Мы по глупости потеряли Украину, нас бросает из крайности в крайность. И при этом теряем свои позиции в народном творчестве, в литературе, в кино, даже в театре. Жирует только шоу-бизнес…

Петрович. Значит, вы в спасатели России нацелились?

Эдуард. Нет, у моей группы совсем скромная задача: мы хотим организовать свое хозяйство и приткнуться к крупному госпредприятию. В прошлом я архитектор…

Сергей. Ха, архитектор! Два курса, а потом?

Эдуард. Успокойся, Сережа! Да, я не закончил архитектурный и журналистику бросил. В девяностые стало не до учебы. Не хотелось терять время. Все наверстывали… Топтали социализм… Грабили страну. И я не ангел оказался, да-да, я из тех… Тут вы правы!

Петрович. Да, ты из тех, потому что не знаешь, что живешь в России. Иначе бы ты такую околесицу не нес. Россия таких, как вы, выплюнет. Где твой паспорт?

Эдуард. А зачем он?

Петрович. Нам надо знать, что писать на могиле. «Диссидент» – не знаю, как пишется.

Петрович подходит к Эдуарду, обшаривает его и достает из внутреннего кармана портмоне. Вынимает из него паспорт.

Эдуард. Диссидент пишется через «и». Но это плохая шутка, Петрович. И при чем тут диссидент? Я всегда был за народ. Просто я не доверяю тем, кто им рулит. Для меня главное – это возвращение русской культуры, ее корней… Да, здесь получилось… недоразумение.

Петрович(показывает коронки). Вот это ты называешь недоразумением?

Эдуард. Я понимаю, эти коронки… Григорий очухается и сам ответит. Но самое главное, Петрович, не надо конфликта! Бить бутылкой по голове человека – это преступление, связать и угрожать это тоже, простите, произвол! Вы – вооружены, мы подчинились силе, но есть закон.

Петрович. Я – закон! А это (показывает на женщин) ваш суд! Понял?!

Эдуард. Не понял. Вернее, понял одно: судя по вашему замечанию, вы не доверяете существующим законам?

Петрович. Повторяю для ясности: здесь закон – мы! Это наша земля. На ней мы родились и выросли. Сегодня ты и твои дружки на нашей территории. У нас тут свои правила. (К женщинам.) Надеюсь, вы запомнили, что сказал этот архитектор?

Любовь. Да, все! Врет, ни одному слову не верю. Говорит, как на диспуте по телику. (Вскакивает.) Не трогай Россию, гад! Она до сих пор обворовывается такими, как ты. (Вновь садится на табуретку, рядом с креслом в котором сидит Петрович.)

Петрович. Вот тебе, архитектор, голос народа. Итак (тоном судьи), будем считать, что эти нечистоты, высказанные гражданином (смотрит в паспорт.) Гозиным Эдуардом Михаевичем по поводу России, были его защитной речью.

Эдуард. Прекратите шить мне дело! И потом, это не мой народ – это ваш народ! И потом, мы живем в свободной стране! Я имею право говорить то, что думаю. Вы меня не заткнете. Я буду жаловаться губернатору Назарову.

Петрович. Недавно снят. Коррупция – девять лет получил.

Эдуард. Тогда руководителю РУВД города Фоменко.

Петрович. Срочно ушел на пенсию.

Эдуард. Есть второй состав, он менее коррумпированный.

Петрович(не обращая внимания). Капитолина Ивановна, вы все запомнили из речи подсудимого?

Эдуард начинает долго и вызывающе хохотать.

Эдуард(нагло, другим тоном). Хватит! Ты беса не гони, Петрович! На прикол и дурняк меня не возьмешь!

Петрович. Ах, ты так заговорил. Тогда я тебе отвечу: я тебе барагозить здесь не дам. Борода тебе здесь будет, бубен. Заехали вы не туда и заработали на головняк. Понял?

Эдуард. Понял, чем мужик бабу донял!

Капитолина. Петрович, все, что он сделал и говорил, я запомнила. (Пристраивается рядом с Петровичем и Любой. Возникает своеобразный судейский помост.) Как говорил мой дед: «Купчик божится, когда кнутом бьют».

Сергей. Ха! Угадала! Мы его так и зовем: Купец. Попался, купчик! Заливаешься соловьем, страну костеришь, думаешь, все идиоты?

Эдуард. Не выступай, Серый. Без меня ты пыли лагерной не стоишь. Кого ты перепугался? Этих? Мы еще посмотрим, чья возьмет!

Сергей. Купец, немая про нас все знает, видела нас на кладбище, и нечего виноград сушить.

Эдуард. Хорошеньким хочешь быть, Серега? Что ты расскажешь? О ком? Ты же сейчас наше дело начнешь закладывать, шкуру будешь спасать!

Сергей(на всю катушку). Ненавижу! Пообещал кущи небесные, и думаешь, все – обвел меня. Архитектор?! Да ты комиссионкой рулил, а потом сел на пять лет. Да ворюга ты! Своих бывших дружков боишься, поэтому по деревням шаришь. Что, не нравится?

Эдуард. Что ты несешь? Какая комиссионка?

Сергей. Простая – московская! Что, съел?! Подделки, сделанные Яшкой Клебой, музеям и скупкам предлагаешь. У тебя ведь где-то в машине запрятана «кругленькая», небось трясет, когда от тачки отходишь. Все скажу! Дядя, руки ломит. Отвяжи хоть немного, подпругу ослабь, чтобы не затекали плечи. Все скажу!..

Любовь. Петрович, ослабь его немножко, ведь мальчишка. Лицом на соседского паренька смахивает.

Сергей. Дядя Афган, прости, давно я ему хотел в рожу съездить, да руки слабые – не поднимались. (В сторону Григория.) Этот, Шныряла, как бульдог за него тявкал. Слово поперек – в морду. Хорошо, хоть теперь со звоном валяется. Впутали они меня… Простите…

Эдуард. Заткнись! Кто тебя, мразь, путал?! Всади ему, Петрович, дробь в задницу, я тебе сто тысяч заплачу.