Хроники полета на Марс 2078

Янсон коснулся пальцем второго круга топографической карты.

В этот момент на орбите Марса в 150 градусах по уровню к его орбите ожил спутник «Voyeur 90», второй зонд с космическим радаром, который заблаговременно прибыл до появления землян. На радость Янсону и всей группе трехлетний «шпион» был в рабочем состоянии.

– Впадина Маринера, – сказал он, – все тот знаменитый каньон.

Прямоугольный экран показывал марсианский пейзаж, отдающий слегка буро-рыжим оттенком. Огромное углубление от некогда упавшего метеорита. Это место занимало половину неровной окружности и полуразрушенных скальных останков. При каждом пошаговом увеличении местности тень заметно становилась еще более темной в виде сигары, прятавшаяся у порога в темной стороне углубления, выделяясь на краях впадины.

– Хм. Однако мы на планете не одни, – сказал задумчиво Луалазье.

Янсон заметил еще одну картину. Еще никогда лица экипажа не были так серьезны.

– Эка… – присвистнул Ястребов, – и что же вы, капитан, скрывали от нас такое гопографическое чудо?

Русский не мог оторвать взгляд от темноватой фигуры, выделявшейся в тени, как затаившийся организм под микроскопом. Он не знал о карте.

– Мне самому не было ничего известно. Данные Войера я решил проверить случайно вчера, после ужина.

Янсон на удивление команды стал разговорчивым. Можно было бы предположить, что он весьма компанейский парень, не будь у него регалий отличий и должностной ответственности. В течение двух лет ему надлежало отвечать не только за весь корабль, но и за вверенных ему пять человеческих жизней.

Русский, Линдау и Волон посмотрели на руководителя.

– Может, вам покажется странным то, что у меня внезапно проснулось желание, – Янсон пожал плечами, – просто я решил просмотреть наши спутники и эту гопографическую карту.

– Она была дополнена уже после установки коллектора управления и предусматривалась в использовании как при чрезвычайном моменте, вы, наверное, поняли, о чем идет речь? – дополнил командир.

– И что вы предлагаете, старший лейтенант, что это может быть? – задал вопрос после недолгой паузы Луалазье, спрашивая, скорее, себя, чем Майкла.

Потирая короткую козлиную бородку, он пристально всматривался в экран или переводил взгляд на командира. Ему не было даже дела до вопроса, для чего в каюте было, как оказалось, вмонтировано табло дистанционного визолятора, до сих пор считавшееся им дежурным информационным монитором, показывавшим порядок управления всем кораблем, в случае нарушения работы аппаратуры в командном отсеке.

Очертания фигуры, будто намеренно скрывались, укрывшись между закатом солнца и тенью впадины, четко выделяя ее грани.

– А послушай, Майкл, – Ястребов словно прилип к экрану, – как, думаешь, можно узнать, что это может быть?

– Ну, сэр Ястребов, это, собственно, и является вашей основной задачей, – сказал Майкл.

Ястребов посмотрел на Янсона.

– А что, сэр, – Андрея передернуло.

В обязанности Ястребова, как он считал, не входило указание на какое-либо обследование местных проявлений, кроме как исследований местных поверхностных достопримечательностей, ландшафтов, и уж тем более не было никакой речи о вступлении с местным индивидуумом в какой-либо непосредственный контакт. Но планетолог сдержался, к тому же собственный интерес овладел им больше.

– Как я понимаю, вторым?.. – в него закралось сомнение.

Ведь обязанности каждого астронавта являются обычным выполнением своих функций. На минуту создалось впечатление, что полет является не просто межпланетной командировкой.

– Вторым приказом… Я думаю, вы догадались, Андрей, – сказал Янсон скорей сочувственно, чем душевно, так как понимал, что встреча с неизвестным может оказаться губительным для человека.

Майкл Янсон – мужчина тридцати шести лет. На два года старшего русского астронавта. Еще лет десять назад он руководил небольшим отрядом урегулирования революционных сил в Пакистане. И однажды весной, 24 апреля, проникнув в одну из деревень, расположенную на краю централитета, их отряд попал в засаду.

В тот день на дороге им повстречался ребенок, который выглядел вполне мирно. Он сжимал мягкую игрушку, подаренную представителем российского правительства, это традиционный Чебурашка с большими ушами. Большие глаза мальчика были невинными и вызывали умиление. Но Янсон, помня о безопасности в первую очередь, не забывал и об ответственности за вверенных ему людей. Взяв двух людей из отряда, остальным он приказал остаться с мальчиком и выяснить, находятся ли здесь еще люди. Песок с пылью клубились по безлюдной местности, гонимые слабым ветром закидывая их между беззвучных одноэтажных хижин. Янсону пришлось поморгать глазами, чтобы прочистить глаза от пыли.

– Крейсон! – окрикнул он сержанта.

– Да, сэр!

– Вы останетесь с мальчиком и попытайтесь разузнать, где могут находиться его родители. А я возьму Иохансона и Гранда, мы пройдемся вокруг домов, думаю, здесь нет опасности и нет необходимости вести весь отряд. Иначе бы они всех нас давно поцокали. Пусть остальные немного отдохнут. Держите со мной постоянную связь.

– Да, сэр.

– Сержант, мы как на ладони, советую тоже отойти в сторону, – посоветовал бывалый Янсон.

– Есть сэр! – отрапортовал Крейсон, хотя в последних словах Янсон выразил обычный человеческий совет. Тот двадцатилетний парень навсегда остался в памяти Янсона.

Деревня казалась вымершей, опустошенной временем. Лишь где-то вдали, раздавался негромкий лай собак, отдаваясь эхом о бетонные стены хибар. Иногда, пропадая в проемы между домов, заунывно дул ветер.

Янсон едва успел занести ноги в одну из хижин. Она стояла неподалеку от оставшихся позади его людей, их лагеря. В ней единственной была открыта дверь, как позади них раздался оглушительный взрыв. «Колядка…» – пронеслось в голове Янсона. Разрывной пакет. Так окрестили русские солдаты разновидность партизанских и террористических взрывчаток. Янсон знал о таких видах, когда в молодости проходил учения в Ярославле.

Как только Янсон покинул шлюзовой отсек, спустившись на поверхность планеты, в этот же момент в микрофоне шлема он услышал шипящий раздосадованный голос Волона.

– Можете не торопиться, сэр, объект исчез, – сказал француз.

Дверь шлюза закрылась.

– Продолжайте вести наблюдение, я уже вышел, – отпарировал Янсон.

Командир экипажа стоял неподвижно, всматриваясь вдаль. С правой стороны на смену Ужасу пришел маленький Страх, осветив часть равнинных барханов. Но часть пиковых вершин представлявшие минивулканы или горные хребты землянам не было это известно, отдавали большими тенями при одной, нежели при другой луне. Янсон никогда не был при такой картине навевающий пустоту, и для сравнения ему нечего было вспомнить.

Наблюдаемый пейзаж дополнялся плеядой становившимися уже заметными миллиардами звезд, совершенно не схожий с ночным небом, наблюдаемым с Земли.

Майклу ни в чем не угадывалось, что он на Земле, но ощущение скованности в костюме, в котором он находился, словно в коконе, давало предположение об учебной вылазке. Далее все напоминало о космосе. Идти до палатки не было смысла. После рабочего дня в наступившей ночи изучать было нечего. Все же Янсон надеялся услышать в наушнике утвердительный голос Волона.

«Находясь в инопланетной структуре, имеется гораздо больше шансов встречи иного разума», – думал Янсон. Он решил задержаться «на улице», готовясь ринуться к аппарату слежения при любом сигнале бортового инженера. Посмотрев на вмонтированный в рукав прибор, показывающий время, температуру в минус сто тридцать четыре градуса по Цельсию и градусы меридиана с вычислениями равного широтам Марса. В который раз он одобрил нанотехнологию Евросоюза, но забраковал за неудобство в использовании видеобинокля, он не был предусмотрен для ночного видения.

Майкл находился в тридцати метрах от челнока. Впереди не было ничего, пустота, щебневый песок, сгустки коричневой пыли навеянными дневными ветрами, руины гор.

Поразмыслив, Янсон направился в сторону куполообразного сооружения. Внутри осталась еще недоделанная работа. Рядом располагался парник, в котором были посажены неделю назад семена, адаптированный наиболее удачный урожай пошел бы в пищу команде. Это укроп, сельдерей, томат, подорожник и некоторые виды ягод. Температура внутри парника на электронном термометре показывала температуру двадцать градусов по Цельсию. Кислород также был стабилизирован, а давление доходило до двадцати атмосфер. Можно было снять шлем, расслабиться и подышать свежим чистым воздухом.

Оказавшись внутри контрольного входа перед входом в сам парник, дождавшись, пока кислородный уровень придет в норму, Янсон отстегнул шлем. Внезапно за дверью, внутри рассадника, до ученого донесся глухой взрыв, и, не успев еще понять, в чем дело, Янсон почувствовал тепловую волну, которая прижала его к стене у двери.

Из-за легкости постройка разлетелась в стороны, и Янсон, оказавшись снаружи, почувствовал дикую нарастающую боль быстро обмерзавшего лица. Единственное, о чем он успел подумать, точнее, вспомнить, что температура ночью здесь очень серьезная. Собрав силу воли и не желая сдаваться чужой стихии, Майкл с огромным усилием заставил надеть на себя шлем. Пар и наступившая теплота разбудили застывшую кровь. Теплым потоком она побежала по венам, мозг заработал. Янсон потерял сознание.

Табло циферблата на рукаве второго пилота высвечивало 23:32.

В 2031 году числовой ход времени в европейском конгрессе считался официальным цифровым номиналом дня и ночи в зависимости от континента, по всей Европе, но огромным деферентом при действующей на него иной формы гравитации. В это время на Земле при наблюдении за состоянием космического корабля стоял полдень.

Ястребова заволновало отсутствие Янсона.

– Ну как? – спросил он Волона, когда тот появился на камбузе.

– Никак, – тот достал стаканчик кофе из нерегулярного запаса, – никаких продвижений, как сквозь землю… точнее сказать, сквозь Марс, – поправил себя Волон, заметив обеспокоенную ухмылку на лице Ястребова.

– Ладно, – Ястребов стукнул ладонями по столу, – ты, Андрей, посиди пока тут, отдохни, а я Янсона, – он встал из-за стола, – пока попроведаю!

Оказавшись в проеме кухни, он заметил, как на конце коридора Линдау, покинув рубку, шла, направляясь к своей каюте не обратив внимания на появление Ястребова.

– Джу, – остановил он ее.

Лицо Джоанн не выражало желания говорить. Она была серьезна, как всегда. В постоянном потоке работы ее трудно было развести на фривольный разговор. Но Андрей заранее знал, как заставить ее обратить на себя внимание.

– Что ты думаешь по поводу сигариллы? – стараясь быть серьезным, спросил Ястребов о тени неизвестного объекта во впадине.

– Мое мнение? – удивленно спросила она, развернувшись.

– Да.

– Я считаю, пока не стоит думать о том, чего не знаешь, – Джоанн, казалось, раскрыла замысел коллеги.

– Но это же было. Ты сама это видела?!

Не останавливался Ястребов, интригуя девушку, а сам хотел уже признаться, сказать, что как, казалось ему, разрушило бы их немой разговор: «Ты мне сегодня снилась, Джоанн…» – готовилось в его голове.

– Видела. Но что это? Тень объекта? Местный мираж? Андрей… – «Ого, пошла официальная тема…», – мы доверяем только приборам или нашей технике, а они не дали нам никаких основных подтверждений, кроме как того, что жизнь на Марсе была и возможно есть.

– Но что можно сказать о настоящей жизни?

Ястребов с трудом находил нужные слова, для того чтобы задержать ее.

– Настоящее, то, Андрей Эдуардович, что мы вот так просто не можем выйти наружу, иначе нас всех ожидает гибель.

Острое заключение коллеги отбило у Ястребова желание для новых вопросов. Русский пилот ничего не ответил, и девушка пожелала ему спокойной ночи. Она скрылась за раздвинутой дверью, оставив молодого человека в одиночестве.

Солнце до того, как полностью скрылось за горизонт, открыв бесформенный лик луны, так и не показав его в облаках пыли. Сейчас круг Деймоса при наступлении полной ночи возвеличился над безжизненным пространством «бурой» пустыни, короновав себя, наконец, над планетой. 3 апреля здесь считается самым коротким днем.

Осадки пыли и песка почти полностью скрыли тело Янсона. Майкл лежал неподвижно. Прошло около двадцати пяти минут, после того как он покинул корабль.

– Юнкер, не спать! – крикнул Ястребов, появившись на пороге рубки. Доминик Луалазье сладко посапывал в кресле оператора второго помощника капитана. Русский решил пошутить над итальянцем, застав того в нарушающем дисциплину состоянии дежурного по рубке.

– Черт… – внезапно Ястребов подскочил к локатору сейсмографа.

– Что, что случилось?! – Луалазье, вскочил на кресле.

– Объявляй тревогу! Дом, готовь шлюзовую камеру, я буду выходить наружу… – Ястребов реагировал моментально.

– Что случилось, Андрей?! – вскочил за русским Луалазье, готовым покинуть вслед за ним пост.

Ястребов остановился на пороге, повернулся, не дав опрометчивости пуститься вслед за Янсоном. Он, пристально посмотрел на итальянца, поразмыслив. Самоуспокоение ему давалось с трудом. Вновь овладев собой, он вернулся в рубку, по-дружески похлопал коллегу по плечу, указав на экран.

– Красный сигнал, – указал он на горевший маленький кружочек на краю панели локатора, – означает бурю высшей степени.

Луалазье, выполняя деятельность оператора связи, принялся лихорадочно трепать префингеры.

– Янсон, Янсон, вызывает «Полярис». Янсон, ты меня слышишь? Майкл… прием…

Ответа не следовало.

Ястребов не мог больше задерживаться ни одной минуты. Он не мог оставаться в рубке. Луалазье не давал Ястребову никакой надежды. В динамике были слышимы только шорох и треск. Янсон молчал.

Спустя некоторое время. В полутьме. На фоне скоплений миллиарда звезд и ночной пустыни два человека, ухватив тело Янсона, тащили к люку межпланетного корабля.

Аппарата для поддержания жизнеобеспечения астронавтов для таких случаев не предусматривался, поэтому командира разместили на больничной кушетке в каюте изолирования. Она располагалась в районе лаборатории Линдау. Биолог выполняла функции фельдшера. Она дала Янсону несколько таблеток и следила за его состоянием как могла.

В помещение вошли остальные члены экипажа.

– Он жив, ему нужен покой, – сказала Джоанна.

В ее взгляде угадывалось беспокойство.

– У него высокое давление. Я сделала ему укол. Думаю, ему станет легче. У него тепловой шок, поэтому ему нужен отдых.

– Он будет жить?

Голос Волона был взволнованным, Джоанна посмотрела на него, потом посмотрела на остальных. Ее глаза казались очень печальными. Она вновь повернулась к пострадавшему.

– Не знаю, – сказала она едва слышимым голосом, – ему должно повезти, так как он успел включить шлем, и атрофиоз мозговых клеток прошел неокончательно.

– Ну, хорошо. Ну, в общем, я думаю так. Нам надо собраться на кухне и подумать, что делать дальше, – произнес Ястребов.

Оставшись в столовой, Ястребов не заметил, как заснул.

Проснувшись, он провел ладонью по лицу, морщась от яркого света лампы. Он был один, как и ожидал, на камбузе никого не было, все давно ушли спать. Ястребов вспомнил, что уже после отбоя он вновь посетил лежащего без сознания Янсона и зашел на кухню, чтобы что-нибудь выпить. Сев за стол, он задумался над чередой прошедших дней. Прикрыв глаза, быстро уснул. Ему снился сон, ничем не отличающийся от остальных.

Розовый туман с витающим в нем мелкозернистым песком, движущиеся горы, раздвоение Солнца, жонглирование Ястребовым миниатюрными лунами Марса.

Сон был внезапно прерван. На этот раз Ястребов не узнал, куда он толчком ноги закинул Деймос, вместо привычного для него футбольного мяча.

Осознав то, что он еще не в постели, Ястребов машинально посмотрел на циферблат. Часы показывали 01:14. Поднявшись из-за стола, он попытался вспомнить, что могло прервать его сон. Но тут же, стараясь забыть о неприятности, направился к выходу.

На удивление перед ним автоматически дверь не открылась. Когда он, занеся кулак над створкой, Ястребов внезапно почувствовал толчок, корабль слегка шатнуло. Андрей принялся колотить в дверь. С третьим ударом дверь все же подчинилась астронавту, и Ястребов, не дожидаясь, пока панель до конца войдет в стену, напрягшись, помогая автоматике, выскочил из камбуза. Быстрым осторожным шагом он направился в лабораторию. Там находились интересующие его в эту минуту люди: старший лейтенант Янсон.

– Что случилось, Андрей? – рядом с ним была Линдау.

Затем в проеме комнаты появилось удивленное лицо Доминика Луалазье. Он, по-видимому, торопился, что не успел по-хорошему завязать шнурки магнитных бот.

После отбоя для стабилизации углекислой активации, гравитация понижалась до сороковой доли процента.

Быстрое появление итальянца для Ястребова было неожиданным. Он, рассмотрев его, посчитал, что на объяснение нет времени.

Отсек Джоанны была недалеко и, в момент, когда Ястребов подошел, подплыв, створки, без труда впустили его внутрь.

– Джу! – крикнул он.

Но, не дожидаясь ее ответа, Ястребов, обернулся к шторке, за которой находился Янсон. Положение тела Янсона было без изменений. Лицо человека выдавало спящего, хотя его дыхание полностью зависело от поддержки искусственной вентиляции.

– Что произошло?

– Что случилось? – в каюте появился Луалазье.

Все ждали ответа от Ястребова. Ястребов не знал, что ответить людям. Здесь лежал неживой бездыханный Янсон. Остальные же казались наивными детьми, ожидая, когда учитель даст точный ответ. Но в их глазах непонимание обретало страх и некую потерянность оттого, что учитель и сам не знал ответ на заданную кем-то задачу.

Однако ждать пояснений пришлось недолго. Очередной толчок корабля оказался для группы таким же неожиданным, как и для Ястребова, в то время, когда он заснул на камбузе.

– Марсо-трясение… – произнес Луалазье.

– Вероятно, – подытожил русский предположение лингвиста.

Словно осененные, астронавты разом бросились в командирскую рубку. Гравитация установилась.

– Ничего не могу понять, сейсмический анализ показывает, что не было ни одного передвижения грунта. Толчки под поверхностью также невозможны, они не могут двигаться из-за отсутствия на Марсе тектоники плит.

– И что же? – спросила Линдау.

– Надо проверить спутники, – вспомнил Ястребов.

– Я сейчас подниму Андрея.

Итальянец решил позвать астронавта, который больше понимал в технике слежения. Но его будто не слышали. Линдау и Ястребов продолжали наблюдать за сейсмографами.

Толчки «Паларуса» возобновились. Словно космическое судно, пытались перевернуть на другую сторону.

– Что показывают мониторы? – спросил Луалазье.

Он появился в проеме. И, не прислушиваясь к словам Линдау, тут же кинулся к экранам, которые представляли внешнюю сторону челнока.

– Ничего особенного снаружи не происходит, – сказала она, пропустив Луалазье.

Девушка хотела, чтобы он убедился в ее правоте и что места для усиленной паники нет. В этот момент Луалазье выглядел весьма испуганным. За все время Доминик Ниелло Луэстэ Луалазье выполнял работу, наблюдая за устройством электроники, вел наблюдение за изменением природных и других явлений, участвовал дополнительно в обследовании грунта, биологических поисков. В общем, делал все, что не входило даже в его обязанности.

«Зачем он был включен в команду?», – такой вопрос порой задавал сам себе Луалазье.

За все время препровождения на планете контактов с представителями фауны или иных форм цивилизации не случалось. Но в этот момент, наконец, четвертый пилот, словно инстинктивно принялся с жадностью, какое только бывает у изголодавшихся по теплу людей, искать хоть малейшее напоминание о инакоязычных объектах или же типичных звуковых эффектах космической среды, на Земле которые редко случаются. Он всегда ожидал чего-то большего, от обычной работы над бездушной электроникой высокоулавливателей. Он всегда считал, что сканирование космоса лучше проводить на каком-нибудь из ближайших его тел. Но, так как станцию на Луне уже второй год не удавалось запустить, Луалазье был, конечно, рад этой дальней планете.

В командном отсеке незаметно появился Волон. Его глаза были опухшими ото сна. Было видно, что его разбудили, когда он уже видел десятый сон. За время работы в биокостюмах, где время летит незаметно, становится заметна его мимолетность после того, как их снимешь, чувствуется усталость. Поэтому после отбоя экипаж, иногда укладываясь в спасательные мешки-спальники, почти моментально засыпал. Долгая работа в костюмах и над отчетами сейчас наложили отпечаток именно на Волоне. Хлопая глазами, пытаясь прогнать дремоту, он готовил себя к очередному этапу задач, застегивая воротничок.

– Что вы предлагаете делать, мистер Ястребов? — спросил он, осознав ситуацию.

Русский увлеченно продолжал наблюдения за показаниями сейсмического прибора.

– А, черт его знает… что может произойти в следующую минуту.

– Доминик?

Волон переключился на итальянца, не сумев понять значения слов русского. Он как-то незаметно перешел от рядового офицера к обязанностям должности старшего и заменил Янсона. Луалазье также со страстью на экранах что-то искал, бросая взгляд то на один, то на другой, не спешил с ответом.

Вдруг его что-то взволновало, и он обернулся.

– Мне показалось… – Луалазье, как обычно, не решался высказать свое предположение. Щуплый на вид, он казался беспомощным.

– Что-то… тут, на втором мониторе, – указал он слева от русского пилота, – за левым стопором, как мне показалось, что-то мелькнуло, белое, похожее на сгусток.

Линдау, оторвавшись от сейсмографа, примкнула к остальным. Она пыталась высмотреть это на экранах. Ей стало интересно, что так могло взволновать итальянца. Все, кроме Ястребова, стали рассматривать двухэкранный монитор, который представлял вид левого борта и заднюю часть челнока. Андрей гадал, откуда шли толчки. Он предположил о недоброжелательности планеты. Больше всего он боялся, чтобы не начался метеоритный дождь.

Внезапно Волон, не сказав ни слова, встал с кресла, решительно вышел из рубки.

– Согласен, Андрюха…

Словно прочитав мысли французского пилота, Ястребов направился за ним.

– Майкл, я думаю, так бы и поступил…

Спустя примерно двадцать минут оба астронавта обследовали борт. Ястребов и Волон услышали взволнованный голос Линдау.

– Неужели вы ничего не заметили?!

– К сожалению, Джоанна, пока ничего странного. Да и я не замечаю здесь ничего, чтобы могло вызвать интерес.

– Андрей!..

В наушниках послышался встревоженный голос итальянца, оставшегося следить за мониторами.

– Что-то белое у левого стопора…

В рубке возникло молчание. Вскоре, перебивая легкий треск радиопередачи, было едва узнаваемо неровное дыхание Волона. Через две минуты его речь возобновилась.

– … подозрительного здесь не нашел.

– Я вижу…

Оставшись в одиночестве, в командном отсеке два пилота разом откликнулись на голос Ястребова.

Луалазье по редким наводкам Волона принялся машинально с помощью спутника искать на планете Ястребова, но то ли от недостаточной разработки зонда или других сбоев изображение из космоса по-прежнему не проходило на монитор.

– Эх, questi cani gelate,9 совсем вылетело из головы что «Вояджер» поломан.

Линдау, казалось, еще больше была обеспокоена и желала хоть как-нибудь помочь коллегам.

– Что, что ты видишь, Андрей, я тебя не вижу. Ты, в какой области?

Луалазье старался не терять из виду русского астронавта, ведя наблюдение от одной из единственных камер с видеоизображением левого борта.

– Он направляется к палаткам, – пояснил он Линдау. – Постой,… кажется, я что-то тоже заметил.

– Доминик, попробуй подключить малый зонд и постарайся найти нас. По-видимому, «Вояджер» накрылся от перемерзания, – сказал Ястребов.

– Почему он замерз? Ведь… – Линдау обеспокоено выдавила из себя первый попавшийся вопрос.

– Джу, – услышал ее Ястребов, – он выдохся, «старичок», техника, как и люди, все в скором времени так…

– Андрей, я вас вижу…

Луалазье, колдуя над кнопками клавиатуры, набирал специальные коды, заставил двигаться робота-разведчика, до этого неподвижно ожидавшего приказ недалеко от входа в корабль. Словно послушный солдат, взметнув пыль из-под колес, он направился к людям, чтобы засвидетельствовать что-то невиданное, так встревожившее астронавтов.

Палатка от челнока размещалась на расстоянии сорока метров. Трехколесный марсоход двигался со скоростью четырнадцать метров в минуту. Ему хватило при полном штиле, но попадая изредка на неровности лишь четырех минут, чтобы добраться до астронавтов.

Прошло больше шестидесяти дней со дня примарсования первых людей, вступивших на четвертую планету солнечной системы.