Хроники полета на Марс 2078

Ястребов отправил в рот последний кусок сардельки и через трубочку хотел попить остывший кофе.

– Это долгая и, я считаю, неинтересная история, – итальянский астронавт доел котлету и закрыл обеденный контейнер.

Ястребов заметил, он не дотронулся до стаканчика с кофе.

– Все же, что дальше?

Ястребов, как и остальные члены экипажа, закончив трапезу, молча ждал, что скажет Доминик.

Корабль двигался в оперативном режиме. Времени на разговор было теперь предостаточно. Кухонный блок включал стерилизованный воздух, здесь можно было даже затянуть немного ароматизированного дымка.

– У нас много времени, амигос, и если тебя что-то беспокоит, лучше, я думаю, рассказать. Это поможет, я тебя уверяю.

– Но у нас тут нет элементарных для этого вещей, – сказал, притворяясь изумленно Луалазье.

– Чего же? – удивился Ястребов.

– Ну, – задумался итальянец, вспоминая русские посиделки, – кружечки пива, например, – улыбнулся Луалазье.

– Э, брат, ты просто отвлекаешься, – заметил астронавт. – У нас в России это можно и без стакана, просто поговорить по душам.

– По душам? – Луалазье внимательно посмотрел на русского. Он отогнул кусочек трубки и глотнул кофе.

– Вообще-то она очень хорошая девушка, – сказал Дон.

– Не сомневаюсь, – Ястребов заметил, что итальянец идет на контакт, – что дальше?

Россиянин заметил вакуум в разговоре и, чтобы не потерять из виду «пациента», решил, не напирая, продолжить с ним беседу.

Такое состояние изучалось на психологических курсах. Человек за время долгого проведения в открытом космосе мог потерять контроль над собой, и личность превращается во что-то вроде пространства, которое не живет, а проводит существование. Ученые по парапсихологии считают, что в невесомости при малой работе мышц такой процесс происходит при учащении работ фагоанимов, в биоинженерии это называется снижением энергии, вырабатываемой генами. Что приводит к застою этой невидимой невооруженному глазу субстанции энегеники. В быту это хроническая усталость, депрессия.

Луалазье не спешил, он сделал еще несколько глотков уже успевшего остыть в пластмассовом стаканчике кофе.

– А что дальше?! Она вышла замуж, моя вина лишь в том, что я скрывал свои чувства… это моя вина.

– Э-э браток, это ты так думаешь, а вот послушай, а если бы она согласилась быть с тобой?..

Андрей Волон, который все это время молча сидел, доедал свой обед, встал из-за стола, впихнул свой пищевой контейнер в бак для мусора. Вышел из кухни.

– …если бы она очень хотела, то ни за что бы, слышишь, ни за что бы не променяла тебя на другого человека.

– Вы так думаете, Андрей?

– Просто, Андрей, – Ястребов одарил собеседника дружелюбной улыбкой, пожелав сделать союзником коллегу из другой страны. Он знал: за многие тысяч миль от Земли разговаривать по-светски в условиях ограниченного пространства обоим будет нелегко, тем паче, что у итальянца по всем меркам уже наступала «космическая депрессия». Необходимо было скорей выводить парня из этого состояния, впереди чужая планета и невиданная человеком природа.

– Мы в одном эшелоне, в одном «рюкзаке» или, чтобы тебе было понятнее, в одной команде. Оставь эту фамильярность, друг.

– Просто Андрей? – на лице итальянца появилась улыбка. – Окей, просто Андрей.

Луалазье допил содержимое стаканчика и направился к выходу. Он решил принять душ, а затем вновь приступить к своему очерку. Лингвист вел дневник. За время всего полета он решил записывать свои мысли, нумеруя их ежедневно.

– Вы хороший психолог, Андрей, – заметила Джоанна Линдау, когда мужчина и женщина остались вдвоем.

– Нет, что вы, синьора, простите, мэм.

Ястребов решил сострить, сделав вид, что запутался в словах.

– Мисс, – поправила она.

– Что? Ах да, простите, мисс. Просто, как и у Луалазье, у меня схожая ситуация, – Андрей неожиданно для себя решил открыться девушке.

Линдау удивленно посмотрела на Ястребова. Он никак не давал поводу другому человеку подумать о том, что у него могли бы быть проблемы в отношениях с женщинами.

– Он и я – мы оба не женаты, хотя нам уже по тридцать четыре…

Линдау притворилась, что понимает его и сочувствует.

В рубке челнока было тесно, но никто не жаловался. Над панелью управления был вмонтирован небольшой экран для связи с Землей. В своих креслах находились первый, второй и пятый пилоты. Позже к ним присоединилась Джоанна Линдау и лингвист Доминик Луалазье. Они подошли по просьбе Янсона в то время, когда началась трансляция из ЦУПа.

– Здравствуйте, дорогие друзья!

На экране появился силуэт Джека Якобсона, в некотором смысле руководителя полета. Он был первым человеком после куратора, в своем образе так и неизменно он носил белую остроконечную бородку.

– Начну с того, что мы рады вас видеть здоровыми и невредимыми. Вы, мистер Янсон, как я вижу, даже побрились, – пытался шутить Якобсон, так как люди, сидевшие перед экраном, были очень серьезны, – и в полном порядке. Ну, к делу.

– Завершается ваш четырехмесячный, я бы сказал, дрейф, в глубинах космоса. Теперь, господа, будем настраиваться на работу. Работа на самой загадочной из планет нашей системы – красной планете. Это центр вашей миссии… Вот, что вас ожидает, друзья мои, – Якобсон, казалось, напряг скулы, пытаясь скрыть улыбку. Его радость за первопроходцев с трудом сдерживалась. По ту сторону экрана не было видно, как он разводит руками.

– Второе, – продолжал Якобсон. – У меня есть сюрприз для одного из членов вашего экипажа.