Личный выбор

– М… ма… мальчики, вы… за что? – кое-как отдышавшись и обретя способность слышать сквозь заполнивший всю черепную коробку адский звон, слабым голосом жалобно завопил пленник. – Вы, наверно, меня с кем-то спутали!.. Господи… Пощадите!

– Дайте ему в рыло еще разок – и пока хватит, – грубо бросил Чахлый. – Начнем разговор по душам…

Вернувшись к открытому багажнику «Тойоты», он достал из него пластмассовый чемоданчик с набором инструментов, выбрал самый тяжелый гаечный ключ и приблизился к бедолаге, не сводя с него испепеляющих ненавистью глаз.

– Сейчас ты будешь отвечать на мои вопросы, чмо, – закурив, приказал он, выпуская в белое, как полотно, лицо мужика струю табачного дыма. – Кем работаешь?!

– Я – просто нотариус! Я ни в чем не виноват! – снова запричитал бородач.

– С кем живешь вместе? Жена, дети? – продолжал допрашивать Чахлый, покачивая увесистым баллонным ключом.

Доцент и Бита, пока не врубаясь в смысл задаваемых «пионерским» главарем простых вопросов, нетерпеливо приплясывали рядом, не решаясь встревать.

– Нет… я… живу один, – даже не пытаясь врать или изворачиваться, покорно проблеял мокрый с головы до ног бедолага. – Ребята… умоляю… скажите… в чем я перед вами провинился?! Если вам нужны деньги, то у меня осталась всего тысяча, она в бумажнике! Я два дня назад купил новую машину, вот эту «Тойоту»…

– Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать! – неожиданно для самого себя вспомнив школьную программу, продекламировал строчку из известной басни Крылова «Волк и Ягненок» ухмыляющийся Доцент.

Он изо всех сил старался казаться таким же безжалостным и твердым, как Чахлый и Бита, но в душе его начинался настоящий шторм.

Одно дело собирать дань с рыночных торговцев, довольствуясь скромным наваром и набивая морды непокорным, бомбить скулящих ларечников и терпеливых, боящихся сказать лишнее слово лохов и совсем другое – ввязываться в открытую мясорубку с закаленными в разборках братками из других группировок, не боясь при этом ни ментов, ни мокрухи. А ведь так оно и будет…

Глядя на избитого, перепачканного в грязи, плачущего мужика, Доцент с ужасом понял, что его нервная система не готова к настоящей бойне. Но отступать было уже поздно, пацаны этого не поймут и могут кончить, как суку.

Угораздило же ввязаться, едрена вошь!

– Это хорошо, что живешь один, – довольно фыркнул Чахлый. – Завтра суббота, выходной. Значит, дня три-четыре тебя не хватятся и мы сможем вдоволь попользоваться твоей мобилкой и тачкой. А больше нам и не надо…

С этими словами Чахлый вдруг резко выплюнул торчащую изо рта сигарету, а потом два раза наотмашь ударил мужика ключом по голове.

Тот безвольно свис, уронив голову на грудь. Из прикрытых волосами глубоких вмятин на черепе показались багровые сгустки…

– Теперь бейте вы оба, по очереди! – грозно сведя чернявые брови к забрызганной каплями крови переносице, Чахлый протянул орудие убийства стоящему рядом улыбающемуся дебилу Бите. – Выпусти пар, братан!

Тот буквально выхватил ключ из рук главаря и, оглашая окрестности яростными воплями, принялся мутузить несчастного нотариуса, превращая лицо мертвеца в залитую кровью ужасную сюрреалистическую маску. Брызгая по сторонам текущей из приоткрытого рта слюной, белобилетник нанес не меньше двадцати ударов, прежде чем немного успокоился, и, торжествующе взглянув на Доцента, протянул ему густо перепачканную кровью железяку с прилипшими к ней там и сям волосками…

Зажмурив глаза и глубоко вздохнув, Доцент принялся не глядя наотмашь бить уже давно бездыханного пленника, каждый раз непроизвольно вздрагивая, когда край железяки с глухим чавканьем врезался в труп и на лицо экзекутора тут же падали мелкие теплые капли…

– Хватит, сваливаем! – наконец прозвучало откуда-то издалека. – Ништяк, пацаны!

Закончив скоротечную расправу, тело бородатого жмурика отвязали от дерева и отволокли к заполненной водой яме. Обмыли испачканные кровью лица и кожаные куртки и ногами спихнули труп в воду.

С тихим плеском мертвец навсегда скрылся под колыхающимся саваном из тронутой первой изморозью прелой коричнево-желтой листвы.

Следом полетело орудие убийства.

Пионеры начали отсчет своим будущим жертвам…

Ирина Сосновская становится актрисой

– Позавчера днем, – всхлипнула Сосновская, – я поехала в центр пробежаться по бутикам, купить кое-что из косметики и одежды. Зашла в «Картье», приобрела часики, – подняв руку, Ирина продемонстрировала Ворону (тот брезгливо поморщился) надетую на тоненькое запястье изящную ювелирную побрякушку, по цене равную новой иномарке, – а когда вышла и села назад в машину, то обнаружила, что дверь открыта. А на «торпеде» у лобового стекла лежит видеодиск, такой, как для компьютера, знаете?!

– Сталкивался, – коротко ответил Ворон. – Что на нем?

– У нас дома есть плеер для лазерных дисков, «DVD», – оповестила Ира. – В Европе такие уже давно, а у нас только появились… – Снова отведя взгляд в сторону, она надолго замолчала, стыдливо уставившись в одну точку. – На диске… настоящий порнофильм! «Русские рабыни» называется! С титрами, музыкой, актерами, все, как положено! Но не зарубежный, а наш, российский! Там… там записано, как я занимаюсь сексом с двумя киднеперами! Вы ведь их помните! – наконец с трудом выдохнула Сосновская, а потом ее голос окончательно сорвался, она беспомощно уткнулась лицом в грудь Ворона и снова расплакалась, судорожно смяв ладонями легкую ткань надетой на нем спортивной куртки.

На этот раз Сергей был готов к такому повороту событий и заранее покрепче вцепился в «баранку».

Он стал копаться в памяти – не было ли кинокамеры на тайной хазе киднеперов, и действительно припомнил – лежала какая-то японская модель на подоконнике, но Северов тогда не обратил на нее никакого внимания, а вот кто-то – видно, из окружения Сосновского – обратил.

Как ни странно, но один из киднеперов, оказывается, едва ли не профессионально занимался видеопорнухой…

– Да уж… – медленно протянул Ворон, нахмурив брови. – Терпеливый деятель. Долго выжидал момента, храня запись. А сейчас, значит, приспичило, целое кино смонтировал… И что требует? Деньги? Сколько?

Девушка отрицательно покачала головой:

– Вместе с диском было письмо, отпечатанное на принтере. Я должна была посмотреть фильм и ждать телефонного звонка. В письме сообщалось, что фильм еще не растиражирован и не запущен в свободную продажу и я могу выкупить оригинал.

– Уже позвонили?

– Вчера вечером, на мобильный, – кивнула Ира. – Голос хриплый, незнакомый… без кавказского акцента, – почему-то уточнила она. Губы Сосновской и сжимающие сигарету пальцы с длинными ухоженными ногтями мелко дрожали. – Сказал, чтобы я внимательно посмотрела в бардачке моей «Вектры», там должна находиться капсула с каким-то медпрепаратом.

– Нашла?

– Да. Ее наверняка положили сразу, вместе с диском.

– И каковы условия выкупа?

– Я должна каждый день бросать отцу в напитки, включая алкоголь, по одной из находящихся в капсуле таблеток. Он сказал, что это мгновенно растворяющийся транквилизатор без вкуса и запаха, действующий несколько суток. Вызывает слабость, тошноту и галлюцинации, поднимает температуру… Если отменить прием таблеток, здоровье быстро восстанавливается… Мне кажется, я знаю, зачем кому-то понадобилось, чтобы отец на время потерял способность нормально воспринимать окружающую обстановку! – уже почти полностью придя в себя, добавила Ирина. – На следующей неделе папа должен лететь на Кипр для подписания какого-то сумасшедшего контракта. Детали я, разумеется, не знаю, но на днях отец случайно обмолвился, что, мол, если выгорит вариант, он может спокойно завязывать с делами и уезжать жить в соломенное бунгало на Гавайи. – Ирина грустно улыбнулась. – Конечно, он ни за что не решится на такой реверанс, но после этих слов стало понятно, что речь идет об огромной сумме… Ему хотят помешать, выбить из колеи и перехватить контракт.

– Ясно, – бросил, нахмурившись, Северов. Ситуация с шантажом вроде бы окончательно вырисовывалась. Оставались лишь последние штрихи. – Значит, если ты не сделаешь, как они требуют, то порнофильм с твоим участием начнет победное шествие не только по Питеру, но и по всем необъятным просторам Отечества… Включая и офис кипрских компаньонов честнейшего российского коммерсанта Михаила Сосновского. С соответствующими комментариями… А греки, как прочий цивильный деловой мир, весьма щепетильны к репутации своих деловых партнеров…

– И еще меня предупредили – в службе безопасности моего отца, среди приближенных Чиркова, у них есть свой человек, и, если я сообщу Палычу, как я зову Чиркова, о шантаже, они сразу об этом узнают, и у них останется только один выход – отца убьют, а меня… растиражируют.

Ворон в который раз покосился на прислонившегося к гранитному ограждению реки чуть поодаль невысокого парня в кожанке и черной вязаной шапочке.

– Вы поможете мне еще раз? Умоляю! – снова, уже почти истерическим тоном, спросила Ира. – У меня есть деньги. Только назовите свою цену!

– У тебя столько нет, – после паузы, разбавляемой тихим плеском разбивающейся о гранит воды, криками реющих над Невой чаек и окутывающим со всех сторон ровным гулом большого города, улыбнулся Северов. – Короче… Я хочу посмотреть на таблетки, прокрутить фильм и узнать все про окружение твоего отца.

Девушка молча протянула ему извлеченные из внутреннего кармана плаща диск и капсулу.

Повертев их в руках, Северов убрал вещдоки в бардачок.

– А теперь напряги память, ибо сейчас мы начнем плотный допрос с пристрастием…

Через четверть часа Ворон услышал все, что хотел, а точнее – что смог вытянуть из Ирины. Теперь он не сомневался, что против олигарха действовала какая-то очень серьезная команда, а не просто группа мелких вымогателей.

– Прямой опасности ни для тебя, ни для твоего отца я не вижу, – как можно безмятежнее сказал Северов. – Как только у меня будет информация, я сброшу сообщение по Интернету. В любом случае я скажу, как действовать дальше…