Последняя любовь Хемингуэя

–Девочка, как я рад, что ты снова рядом. – Прошептал Хемингуэй, на мгновение оторвавшись от ее губ и стал снова целовать все ее лицо. – Как я рад! – Повторял он.

–Я тоже. – Прошептала в ответ Адриана. – Папа, почему ты вчера был ко мне так холоден?

–От любви. Чтобы никто ее не заметил. Я уже не надеялся, что мы с тобой встретимся.

–Я хотела приехать к тебе давно. Мама тоже собиралась к вам в гости, но почему-то откладывала поездку. А потом, после вашего настойчивого приглашения, решилась. Сказала, что наступает осень и зима, и на Кубе будет не жарко. Вот мы и приехали.

–Очень хорошо, что ты здесь. Я чувствую себя с крыльями, готов лететь куда угодно, хотя не люблю летать самолетами.

–Полетим, посмотрим твой сад. Он так красив! А это, что за дерево?

–Гуанабано. Индейцы говорят так, – чтобы не разлучаться, надо влюбленным съесть его плод. Один на двоих. Тогда они будут вечно вместе.

–Давай и мы съедим один плод, мой индеец.

Хемингуэй приподнялся на цыпочках и сорвал один фрукт, внешним видом похожий на айву.

–На, моя Ева, вкуси плода любви.

Непроизвольно они перешли на игру. Но сейчас они не заказывали предмет игры, он появился сам, непроизвольно. Адриана откусила кусочек и протянула плод Хемингуэю.

–Какой ароматный! Как любовь. На, Адам, съешь свою часть любви.

Хемингуэй стал жевать гуанабану, одновременно говоря:

–Надо сорвать и засушить цветок гуанабаны на своем сердце. Тогда любовь будет постоянной.

–Я сорву цветок и положу его себе на сердце.

Адриана сорвала цветочек и положила его в вырез сарафана.

–Ой! – Вскрикнула она. – Я не надела лифчик и он падает вниз.

–Дай его мне. Я твой цветочек и свой… – Он сорвал еще один цветок с дерева. – Положу временно в карман рубашки. А потом тебе отдам твой цветок.

Адриана глубоко засунула руку в декольте сарафана, и Хемингуэй увидел ее маленькие, не тронутые загаром, груди. У него закружилась голова. До этого момента он помнил данное Мэри обещание, быть подальше от Адрианы, а сейчас все забыл. Он торопливо положил цветы гуанабаны в верхний кармашек и сказал:

–Пойдем. Я покажу тебе сад.

–Пойдем, Папа. – Адриана не заметила изменения, происшедшего в Хемингуэе. – Посмотрим твой Эдем.

–Да. Эдем. – И он вспомнил о неоконченной своей книге под таким же названием.

«Надо с усердием взяться за работу». – Подумал он.

–Папа! – Вывел его из состояния слепого полета, голос Адрианы. – Скажи, кого ты изобразил в образе Ренаты? Меня или другую?

–Конечно же тебя. Ты ведь читала книгу и поняла, что я описал встречи с тобой в Венеции.

–А Афдера Франчеттии говорит, что Рената – это она.

–Нет. Это ты. Не верь Афдере. Она противная, злая и глупая девчонка. Хочет сделать тебе больно. Рената – это ты и только ты. Запомни!

–Я же не такая, как в книге. Я не глотаю мартини бокалами, как ты это описал. Я тебе не говорила таких слов, какие ты мне приписал. Я тебя стараюсь любить молча.

–Счастье влюбленных в том, что они могут молчать. Говорят их души, жесты, ласки. У нас с тобой было молчание любви и это большое счастье. Мало, кто может так любить.

–Но говорят, что женщина любит ушами?

–Женщина любит всем. От кожи до души. Звуки любви рождаются только при соприкосновении тел. Звуки молчания слышны только влюбленным.

–Папа! Ты – поэт! Почему ты не публикуешь свои стихи?

–Публиковал, когда начинал писать романы. Стихи – предверие больших замыслов и дел. Вот почему влюбленные пишут стихи. Я их тоже пишу и посвящаю тебе.

–Ты мне их прочтешь?

–Конечно. Но чуть позже.

–Хорошо. Но все-таки, почему ты меня изобразил в романе не такой, какой я есть?

–Понимаешь ли… Ты слишком иная, чтобы понять ее. Но такие девушки существуют. Ты частица этих девушек. А в Ренате воплощена не одна женщина, а четыре разные женщины, которых я раньше знал. Я взял у них самое лучшее, что считаю необходимым для идеальной женщины. И, прежде всего – безропотную любовь. Может, я не прав. Но я хочу, чтобы все женщины были такими, как Рената и все мужчины, любящие их, были счастливы, как мой герой. Хотя бы перед смертью, напоследок они могли глотнуть полной грудью всепрощающей любви. А это большое счастье для обреченного…

–Я больше не буду задавать тебе вопросов об этой книге. Ее ругают те, кто не обречен на любовь.

–Люди не любят, когда им напоминают о смерти. Они боятся неожиданной смерти и ненавидят жизнь, когда смерть им гарантирована болезнью… Не будем о грустном. Пойдем дальше, я тебе покажу, как цветет чиримойя. Ты видела это дерево?

–Никогда в жизни! Я впервые на экваторе!

Она засмеялась, и они ускорили шаг, но сразу же остановились, как вкопанные. Навстречу им шла Мэри… Она доброжелательно улыбалась им.

–Доброе утро, Адриана! – Приветствовала она гостью, не говоря мужу ни слова. – Нравится тебе у нас?

–Не то слово, мисс Мэри. – Поспешно ответила Адриана, и через смуглоту ее щек пробился румянец. Никак она не ожидала встретить здесь Мэри. Да и Хемингуэй, кажется, тоже не ожидал встретить ранним утром свою жену. Она вставала, обычно, позже. – Здесь просто великолепно. Я впервые нахожусь в джунглях.

–Это еще не джунгли. Мы еще покажем вам с мамой джунгли.

–Да. – Поспешно подхватил слова Мэри, Хемингуэй. – Вот поедем в пещеры, и там ты увидишь настоящие джунгли.

–Эрни! Пока стоит хорошая погода, пригласил бы наших гостей на рыбалку?

–Сейчас не время для крупной рыбы. Но обязательно поедем на рыбалку. Давайте завтра. – Такое мероприятие, даже при слабом клеве или его полном отсутствии, Хемингуэй не мог пропустить.

–Ну, Эрни, ты торопишься! – Всплеснула руками Мэри. – Гости еще не отдохнули от морской дороги, а ты их снова в море.

–Осень. Погода может испортиться. Как подует холодный норд, о рыбалке не будет и речи.

Мэри приветливо улыбнулась мужу: