Время подонков: хроника луганской перестройки

Но к вечеру пришла печальная весть. Бейлин, который после освобождения уехал домой в Донецк, сегодня умер. У него было больное сердце, и перенесенные переживания завершили его жизнь. Он несколько дней не дожил до своего шестидесятипятилетнего юбилея, к которому готовился.

На следующий день руководитель комиссии, который узнал о смерти журналиста, отказался согласовывать окончательный вариант заключения со Столяренко, и комиссия уехала в Киев. Начались тревожные, томительные дни ожидания окончательного решения.

Столяренко сам не смел позвонить по этому вопросу в ЦК. Оттуда ничего не сообщали. Такое положение болезненно воздействовало на первого секретаря. Да и работоспособность не только его, но и всего обкома значительно снизилась. Столяренко злился, и на ум приходило известное в партийных кругах выражение: «Если в Москве стригут ногти, то в Киеве отрезают пальцы». Действительно, киевские товарищи, готовились отрезать его от партийной работы. Это понимал с каждым днем все яснее.

Семерчуку о его полной вине в деле Бейлина, сообщил Фотин – откуда он только узнал – и сказал:

– Вот ты и стал козлом отпущения. Не мог ты мне на даче сказать об этом звонке? Я бы тебя не пустил.

– Но вас не было тогда на даче… – оправдывался Роман.

Но тесть был все-таки настроен оптимистично:

– Подождем. Столяренко уже обязательно снимут с должности, и твоя роль окажется в тени. Должен приехать Енченко – он курирует Донбасс. Может мне удастся встретиться с ним? – Фотин с сомнением покачал головой. – Сложно. Меня могут просто не подпустить к нему. А у нас с ним была деловая дружба. – Какая деловая – Фотин не объяснил. – Попал ты, Рома, по своей неопытности. Но будем надеяться, что удастся все решить хорошо. Подождем. – Заключил Фотин.

Роман был недоволен этим разговором. Он привык, что тесть может решить все вопросы, а здесь оказался бессилен. Но больше всего тревожило то, что никто из секретарей с ним больше не говорил об аресте журналиста. Эта неопределенность выматывала нервы.

А еще через неделю из ЦК пришла телефонограмма, чтобы назначили пленум обкома через десять дней. Столяренко понял, – его работе в Донбассе – конец. На пленум приезжал секретарь ЦК Енченко. Вскоре он и сам позвонил Столяренко. Ничего об отставке не говорил и тогда Столяренко сам задал вопрос – кого они прочат ему в преемники? Енченко уклончиво ответил, что разговор на пленуме будет идти о работе обкома. Это взбодрило Столяренко, и он вызвал к себе Семерчука. Разговор Столяренко начал с квартиры:

– Вы получили ордер на квартиру? Помощь нужна? – доброжелательно спросил он.

– Да. Получил, – Роман не стал уточнять, когда и как он взял ордер.

– Вселились?

– Нет. Пока решили сделать ремонт.

– Хорошо. Главное, что вы улучшили жилищные условия и это большое дело. Вы понимаете, что сложно было с квартирой, но мы все делаем для улучшения быта своих работников. – Столяренко по привычке говорил казенными фразами.

Некоторое время помолчали перед переходом к главному вопросу, и Столяренко, перебирая листы бумаги, и не поднимая глаз от стола, произнес:

– Конечно, с журналистом получилось не совсем удачно. Получается, что обком партии участвовал в правонарушении, – он пожевал толстыми губами. – Существует мнение, что вы лично превысили полномочия…

– Нет! – перебил его Роман. – Вы мне сами сказали во всем помогать правоохранительным органам.

– Но я не говорил вам, что вы должны были от имени первого секретаря обкома звонить районному прокурору. Он сейчас оправдывается тем, что ему приказал обком и ссылается на вашу фамилию. Присутствовать при аресте вам не было необходимости, это не функция партии. Видите, сколько ошибок вы совершили.

Семерчук молчал. Тогда он искренне выполнял поручение первого, а теперь вышло, что превысил какие-то полномочия. И он спросил:

– Что будет мне за эти нарушения?

– Пока не решили. Все зависит от ЦК партии, – уклончиво ответил Столяренко. – Но я считаю, что ваша новая квартира является хорошей компенсацией за не совсем удачное ваше участие в деле журналиста. Вам надо будет выступить на пленуме с признанием указанных ошибок. Подготовьте текст выступления и дайте его мне посмотреть.

На этой неопределенности и расстались. Столяренко все еще лелеял надежду, что все обойдется указанием на недостатки в его работе, подкрепленное партийным выговором. «И надо же было журналисту умереть? – Недовольно думал он. – Был бы жив, ситуация была бы помягче». Но во второй половине дня позвонил Енченко и по-дружески сообщил ему, что на его место есть кандидатура. Он назвал фамилию кандидата и сказал, что завтра тот приедет в Ворошиловград для встречи со Столяренко. Пусть он вводит его в курс дела о положении на Ворошиловградщине. Вот и весь разговор – ясно и по партийному дружески. Мало-мальские надежды, мелькавшие в голове первого секретаря на возможность спасения своей должности, рухнули.

А Семерчук с отрешенным видом сидел в своем кабинете и писал свое выступление на пленуме. Тестю он не звонил, и появилась безнадежная мысль – что будет, то и будет! Полнейшая апатия к своему будущему. И возникла неожиданная злость на жену: «Меньше бы капала на мозги насчет квартиры, может бы, он и не стал бы выполнять поручение первого!» Но сразу же появилось и рабская мысль, – нет, он бы выполнил поручение, так уж привык к жизни в верхах.

Вскоре стало известно, что завтра прибывает в Ворошиловград новый первый секретарь обкома. Семерчук вздохнул свободнее. Теперь он посчитается со Столяренко. Он отнес текст выступления в приемную первого, пусть читает, где он его хвалит. Но сам выступит по-другому. Уходить – так с музыкой, перефразировал он известную фразу.

На следующий день прибыл Поляков. Он был местный, родился на Ворошиловградщине в шахтерском городке. Этот факт рождения, сразу же вызвал к нему симпатию работников обкома. Хотя, честно говоря, был бы не местный уроженец, его бы все равно подобострастно приветствовали местные партийные руководители. Тезис – партия всегда права прочно вошел в их сознание.

А еще через два дня приехал Енченко с сопровождающими его лицами. Завтра должен был состояться пленум обкома партии. Столяренко встретил его на вокзале, вместе доехали до обкома и прошли в его кабинет. Беседовали с глазу на глаз почти три часа. Енченко сообщил, что в условиях гласности, дело о журналисте невозможно спустить на тормозах, надо принимать кадровые решения, наказать всех виновных, вплоть до снятия их с работы. Столяренко допустил огромную оплошность в этом деле. Так же наказать непосредственного исполнителя Семерчука – тоже освободить от занимаемой должности. Поникший Столяренко спросил о своей дальнейшей судьбе:

– На партийной работе, Павел Трифонович, тебе больше не быть. Есть несколько предложений твоей дальнейшей работы – можешь остаться в Ворошиловграде и руководить областным профсоюзом. Там как раз освободилось место. Желаешь?

– Нет. – Замотал головой Столяренко. – Как я могу, с первого лица в этой области, уйти на более низшую ступень. Меня же заклюют мои бывшие подчиненные. Куда-то подальше. Может в ЦК найдется должность?

– В ЦК и так идут сокращения. Ты же знаешь сам. Если хочешь подальше, то есть места в международном торговом представительстве. Сейчас свободно место в Монголии. Желаешь туда поехать?

Столяренко тяжело вздохнул:

– Давайте в Монголию. Подальше отсюда.

– Договорились. Теперь зови секретарей, я им объясню ситуацию.

Семерчук видел, что в обкоме находится Фотин. Он приободрился – тесть не даст его в обиду. Но Фотин, зашедший в его кабинет разочаровал своим известием. Ему не удалось встретиться с Енченко. Сразу после совещания с секретарями обкома, секретарь ЦК, сославшись на плохое самочувствие, уехал на дачу в районе сельхозинститута. А потом Фотин добавил:

– Ты знаешь, что с ним приехала Галина Давыденко?

– Нет. – напрягся Роман, – а она здесь, в обкоме?

– Не знаю. Я ее видел здесь часа три назад. Она сейчас работает в ЦК у Енченко. Поговори с ней. Может она чем-то поможет. А я пойду к себе на работу в облисполком.

Фотин ушел, а Роман, подождал несколько минут, чтобы тесть мог уйти с этажа подальше. Потом взял папку с какими-то бумагами, чтобы все видели, что он не просто ходит по коридорам, а куда-то конкретно идет по работе, выскочил из кабинета, и почти побежал по этажам обкома в поиске Галины – может, действительно она ему поможет. Вскоре ему подсказали, что Давыденко сидит в кабинете у своей старой подруги, – инструктора отдела культуры, находится там давно, если уже не ушла. Роман подбежал к нужному кабинету, приоткрыл дверь, и услышал голос Галины. Сердце его затрепетало, как в юности, при первой встрече с любимой девушкой. Правда, это была тогда не Лена – его жена. Ему сейчас казалось, что страсть и даже некоторое чувство любви к Галке, не пропали. Но надо было подождать, когда она выйдет из кабинета, и Роман стал ходить по длинному коридору. Было несколько неудобно, – проходили знакомые, здоровались, возвращались обратно, а он все ходил по коридору. Но минут через двадцать Галина вышла из кабинета вместе подругой, которая решила ее проводить. «Не наговорились еще!» – недовольно подумал Роман и, сделав вид, что идет по каким-то делам, пошел им навстречу. Поравнявшись с ними, он поднял глаза и постарался своему лицу придать изумленный вид:

– Галя! Ты ли это?

Она остановилась и тоже с удивлением ответила:

– Рома?!

Дружеское обращение Галины, приободрило Семерчука – может она его спасет? Подруга-инструктор, увидев их встречу, заторопилась:

– Пойду работать, а то мы с тобой заболтались. Но ты меня не забывай, звони, еще встретимся, – и пошла обратно в свой кабинет.

Они остались одни. Роман не знал, что сказать и предложил:

– Пойдем, где-нибудь присядем и поговорим.

Галина согласно кивнула, и они прошли в рекреацию коридора и сели в кресла за маленький журнальный столик. Оба молчали, не зная с чего начать разговор, ведь между ними когда-то были не только рабочие отношения, а более близкие. Но вспоминать о близости никто не хотел, а по работе поговорить можно. Галина первой так и спросила:

– Как тебе работается на руководящей должности?

Нет, она ничего не забыла и вопрос задала такой, чтобы и он почувствовал, что она сделала для него два года назад доброе дело.

– Работаю, – просто ответил Семерчук, – сама знаешь, что эта перестройка дала нам столько работы, что разгребаешь ее и никак конца не видать. Ну, а как ты поживаешь в столице?

– Ты же, наверное, знаешь, что заканчиваю заочно высшую партийную школу, работаю в секретариате Енченко, его помощником…