Другие правила

– Оперативником.

– Вот оно что… – затянул Сулима. Он осторожно отнял пальцы от биотерминала и поднялся. – А я тут сижу, голову ломаю – и откуда это мне так лицо ваше знакомо?

Главный секретарь оказался рослым хомбре, в меру упитанным и слегка сутулым. Медлительной, развалистой поступью он приблизился к окну и отмахнул рукой челку.

– А оно вон что… – проговорил Сулима. – В Фааа [3 - Фааа – таитянский аэропорт.] вы стояли как будто?

– Так точно.

– Ну, я же помню! Это сейчас я в начальство выбился, а тогда… – Иван Михайлович мечтательно закатил глаза. – Эхе-хе… Лет десять уже прошло… да больше! Когда изолировали Таити? В 73-м? Нет, вру, не в 73-м, а в 70-м. Или в 73-м? Да, в 73-м. Помню, что десять лет назад. Ну правильно – в апреле 73-го! Ваша опергруппа ставила блокаду, а мои десантнички прочесывали перешеек Таравао и весь Таити-Ити [4 - Таити-Ити (Малый Таити) – полуостров с перешейком Таравао.]…

– Ух и жарко было… – усмехнулся Жилин и потер тонкий шрам на щеке. – Там и без того не холодно, но в тот день… Кошмар. Эти чертовы тэне [5 - Тэне– таитяне китайского происхождения, китайцы (полинез.).] лупили из плазмоганов куда попало…

– Да уж, – хмыкнул Сулима. – Мне Тавита потом все расписал… Может, знаете его? Такой был полноватый деми [6 - Деми – полукровка, метис.] – Тавита Вефаунуи. Всегда улыбался, его еще Зубаткой прозвали. Он сейчас капитаном на «Матаатуа»… Так он мне звонил как-то, рассказывал… После того боя мальчишки из Папеэте еще неделю или две из песка фульгуриты [7 - Фульгурит – небольшая ветвистая трубочка из сплавленных песчинок, образующаяся при ударе молнии (или импульса лучемета).] выковыривали – туристам на сувениры…

Они немного помолчали.

– И все равно, – решительно сказал Сулима, – что бы там ни говорили, а Таити был прекрасен!

– Да, – с чувством изрек Жилин.

– Какие закаты, а пальмы, а как пахли тиаре апетахи! Пиршество красок и благорастворение воздухов! Я, кстати, там и женился.

– На вахине [8 - Вахине – девушка, женщина (полинез.).]? – понимающе улыбнулся Жилин.

– Умгу. Моя Рани целую неделю меня выхаживала – какая-то сволочь, понимаете, в спину пульнула, да еще и разрывной. Госпиталь наш разместили в отеле «Таароа интерконтиненталь», и вот я лежу пластом, а Рани порхает вокруг в цветастом парео, красный цветок гибискуса в волосах… Прелесть! Что-то я совсем заговорился… – нахмурился Сулима и убрал волосы со лба. – Ну, ладно…

Задумчиво выпятив нижнюю челюсть, он подвигал ею – привычка, характерная для него в минуты размышлений, – и сказал самым обыденным тоном, каким спрашивают, будете ли вы кофе со сливками и сколько положить сахару:

– Мы тут посовещались и решили назначить вас, Глеб Петрович, главным киберинженером проекта. – Иван Михайлович замолк, словно выжидая, пока Жилин переварит услышанное. – Согласны?..

– Согласен, – твердо сказал Глеб. Снова, как давеча в коридоре, накатило ощущение молодости, здоровья, блестящей будущности…

– Ну, вот и отлично, – неожиданно благодушно сказал Сулима и протянул Жилину листок с приказом. – Зафиксируйте.

Глеб пробежал глазами сухие, отцеженные строчки и приложил палец к точке опознания.

– Умгу… – поблагодарил Сулима. На пульте селектора планетарной связи вспыхнул зеленый квадратик, и хорошо поставленный голос секретаря-автомата произнес:

– На связи начальник космодрома Мирза-Чарле Лидин Анатолий Сергеевич.

– Давай его сюда. – Сулима передвинул кресло в круг главного фокуса.

Угол кабинета подернулся рябью, расцветился, и у стены возник загорелый чин в фиолетовом космофлотском кителе, с выбеленными зноем волосами. За его спиной пузырились прозрачные занавески, а в открытое овальное окно засвечивало солнце и лезли красные барханы «неокультуренных» Каракумов – с реденькой порослью черкеза, одинокими песчаными акациями, сухой и серой солянкой. У самого горизонта, затянутого дрожащим маревом, виднелись антенны космодрома – расплывчато, будто сквозь слезы.

– Звали, Иван Михалыч? – зубасто улыбнулся чин.

– Звал, – сказал Сулима. Главный секретарь сохранял рафинированность и решпект. – Долго ты будешь моих добровольцев мурыжить? А, Толик? Когда корабль дашь?

– Иван Михалыч! – сказал Толик звучным голосом и двумя руками поднял толстый – страниц шестьсот – фолиант. – Вот, видите? Проект «Марс»! Я его как Библию чту, и даже больше! Но что я могу поделать, если все фотонники в разгоне?! Рожу я их, что ли? Извините… «Луч» у Европы, на нем груз для базы «Минос», вернется недельки через три, не раньше… «Заря» – та вообще к Сатурну летит – собрались расширять станцию «Кольцо-2». «Бора» у Меркурия, «Солярис» в Поясе. А больше и нету! К воякам уже обращался, чтоб вам крейсерок выделили – они на меня посмотрели как на ненормального. Дать вам что-то вроде «Финиста» или «Стратима»? Пожалуйста, хоть сейчас! Так они до Марса через месяц только дотелепаются! Что?.. – Лицо Лидина ушло из фокуса и немного спустя вернулось – с длинной улыбкой. – «Бора» возвращается! – сказал Лидин обрадованно. – Будете брать?

– А большая она? – приценился Сулима.

– Трансмарсианский рейсовик!

– Да нет, я имею в виду – мест там сколько?

– Ну-у… «Бора» вообще-то грузовик. Двенадцать кают, четырехместные все.

– Угу… Угу… – проворчал Сулима и сказал – величественно, будто делая одолжение: – Ладно, беру!

– Груз какой? – деловито спросил Лидин.

– Штук четыреста эмбриомеханических «яиц». Тонн на шестьдесят потянет.

– Строить что-то будете?

– Угу… Когда старт?

– М-м-м… Давайте… Нет, это рано… М-м-м… Давайте в это воскресенье, в пять утра. Старт со Спу-1, доставка с Мирза-Чарле, Фидониси или Байконура. Подходяще?

– Угу…

– Ну, все, договорились!

Лидин поднял руку. Фронтальная проекция пошла волнами, сжалась в точку и пропала.

– Слышали, когда старт? Ну вот на то число и настраивайтесь… – Главсек хмыкнул. – Проект он чтит! А вот, кстати! Сами-то вы как, с проектом разобрались уже?

– Да как сказать… – Жилин почесал в затылке. – На полный-то проект вечно времени не хватает… Знаю по журналам в основном. Ну, там, генерация атмосферы, колонизация… Так вот.

– Сойдет для начала. – Сулима вернул кресло за стол-пульт. – В общем… – Он глянул на часы. – Нет, по-моему, мы этого Йенсена так и не дождемся! И где его только носит… Обещал же быть как штык!.. В общем, чтобы не повторяться – график работ по проекту выдерживается пока, СВЧ-антенны над полярными шапками работают как часы и даже лучше. Такую бурю подняли, что аж страшно становится!.. Да и вообще, чувствуется, что на Марсе здорово потеплело – мерзлота пошла таять, газы из коры поперли. И цэ-о-два попер, и аш-два-о, и азот. Ну, естественно, оползни начались, трещин пооткрывалось тьма, каверны всякие образуются, сбросы… Это чтобы вы не думали, будто на курорт летите! Как был Марс самым пыльным из всех адов, так он им и остался. Только что повлажнел маненько… Йенсен клянется, говорит, что уже в этой пятилетке жидкая вода появится! Размечтался… Хотя… кто его знает? Может, и появится…

Внезапно над информаторием затуманилась вторая на сегодня стереопроекция. Сгустилась, налилась цветом, округлилась приятной девичьей фигуркой, с очаровательной непосредственностью «присела» на край пульта.

– Иван Михайлович, – сказала она голосом секретаря-автомата, – к вам профессор Йенсен.

– Ну, наконец-то! Скажи, пусть заходит!

Двери с шелестом распахнулись, и порог переступил невысокий ядреный старик лет под сто, с лицом румяным и малоподвижным, какое бывает после первого омолаживания.

– Явился… – проворчал Сулима, – не запылился…

– Ах, Ваня! – воскликнул Йенсен, счастливо улыбаясь. – Ты уж меня прости – задержался в пункте связи! Поверишь ли – две недели не мог получить одну запись с Венеры! Две недели! Ну, что это… Ты позволишь просмотреть ее у тебя? Иначе, боюсь, я просто лопну от нетерпения!

Он присел на кресло, но тут же, вспомнив о Жилине, воздвигся снова.

– О, простите, ради бога! Добрый день! Здравствуйте!