Сва

– Будет файново, обещаю! Давай стрелку забьём – завтра в девять вечера, «на Ноге». Там от метро несколько ярдов пройти.

– О'кей, – сказал Сва и тут же пожалел: от Дика ничего стоящего он не ждал.

– Кстати, заодно можешь мне должок принести. За шузы, – услышал в трубке. – Помнишь, четвертак за тобой остался.

– Вэл, – тоскливо ответил и мысленно добавил: – «Тухляк! Такие, как он, ничего без прайса не делают».

Цель звонка стала понятна, захотелось немедленно расплатиться и навсегда завязать с Диком. Даже если придётся опять просить деньги у родителей, приезжать к ним в гости, обещать на отлично сдать сессию, слушать советы о жизни, о женитьбе и так далее. Даже если надо будет почти месяц неведомо как тянуть до стипендии.

– Я для тебя потом ещё что-нибудь надыбаю, – не унимался Дик. – Давай, завтра в девять!

Больше месяца прошло после его ухода из парадняка. Неправдоподобным видением вспоминалось лицо Лави, её поцелуи, горячие зрачки, нежный осипший шёпоток: «Как с тобой кайфово…» Временами Сва останавливался посреди комнаты, квартиры, города от холодящей боли в груди. Он будто касался её губ, ощущал телом её тело. Кружилась голова, тяжело и жарко рвалась наружу плоть, тянула в воображаемые объятия. Ночами грезилось, что к нему с поцелуями подходили знакомые герлицы, и тут же возникало лицо Лави. Наутро Сва овладевала пьяная мучительная тоска, от которой ничего не помогало.

Перед встречей на Ноге, он весь вечер мерил шагами комнату, изнемогал и будто себя оправдывал:

– Некуда пойти. Совсем. Провались пропадом все хиппы. Без Лави в системе делать нечего. Жаль только, что Нот, единственный друг, от меня отшатнулся, видно, убеждениями мы не сошлись… Но какой толк в этой его забугорной книжице? Не понимает он, что в мире зверей никакие книги, даже священные, ничего не изменят. Лави чтением не спасти. И мне не помочь. Любовь не в книгах, а в людях. Или её вообще нет. У хиппов одни слова про любовь, пурга словесная… Что, опять сидеть дома? Будто не насиделся, не належался в этих стенах. Ладно, встречусь с Диком, отдам ему поганые его деньги и на всём поставлю крест… А вдруг на этом флэту встретится не фуфло, а какая-нибудь симпатяга? Хотя какие знакомые могут быть у Дика? Тьфу, не всё ли равно? Любые уродины, любые петуньи лучше, чем смертная тоска. Была бы рядом Лави, я тут же послал бы всех к чёрту!

В метро, медленно свирепея, Сва прождал Дика минут двадцать и, если бы не долг, не думая, ушёл бы. Наконец, тот явился, чуть пошатываясь. Увидев его пляшущие глаза, Сва ещё раз пожалел, что согласился куда-то с ним пойти, но две бутылки портвейна были уже куплены и лежали в спортивной сумке.

– Держи! – сунул он Дику четвертной.

– Сори, опоздал чуток! Но мы не в Лондоне, – так же, не здороваясь, бросил тот и, не считая, сунул деньги в ксивник. – А это тебе! Литл гифт, чтобы фрэндов не забывал. Потом, когда прайс будет, отдаришь, – Дик протянул тёмно-жёлтую брезентовую сумку на длинной лямке, отделанную кожей, с кучей карманов и застёжек. – Теперь ты в полном райте. Еловый бэг – мечта! С лейблом, видишь? Только стёкла оттуда вытряси. Я в нём водяру на днях грохнул, осколки остались.

– Да, брось ты! Незачем мне, – покраснел Сва. – У меня есть.

– Вот эта? Подари её своей бабушке! – Дик усмехнулся. – Пипл таких не носит. Ну ладно, где батлы? Давай! А это – он кивнул на спортивную сумку – сверни, если слабо сразу выкинуть, и положи в бэг. Учить тебя надо, чувачок.

– Ну ладно, раз по дружбе, спасибо, – слабо улыбнулся Сва тому, что среди хиппарей кто-то ещё считает его своим, что одиночество не так уж безнадёжно. – Сумарь, правда, классный. Как раз для полного прикида.

– Фирменный сумарь я тебе ещё достану, когда у тебя сольди будут. Только попроси, – по-деловому закончил Дик. – Двинули! Да, чуть не забыл, вот тебе в придачу очки блэковые. Ну-ка надень!

Сва смутился, глянул сквозь тёмные стёкла и надвинул оправу на нос.

– О, точно по фейсу! Вид чумовой! – воскликнул Дик.

– Сколько с меня ещё?

– Мелочь не в счёт. Но дринкануть как-гибудь с олдовым фрэндом, уай нот?

Обижаться на Дика было бесполезно. Преодолевая неприязнь, Сва спросил, шагая рядом с ним:

– К кому идём-то?

– Сейчас увидишь. Такого кайфа ты точно имел, – загадочно посмотрел Дик и не удержался от ухмылки: – Тут одна питерская герла к своим фрэндихам завалилась. Приглашают оттянуться прикольных мэнов.

Он вдруг почувствовал лёгкую знобящую дрожь:

– Холодно что-то.

– Сейчас согреешься, – хохотнул Дик. – Только не парься там, как дешёвый мажор. Ты со мной, не забывай.

Сва твёрдо решил, что от любой дури сходу откажется и пить будет самую малость: «Никто меня не заставит. Сбегу от них и всё, – говорил он сам себе, но в глубине души чувствовал, что ждёт его нечто другое. – Ладно, я не монах, в конце концов».

Дверь в квартиру старого дома после настойчивых звонков открыл голый по пояс качок – в джинсах, но босой – и тут же ткнул Дика кулаком в грудь. Он был явно не в себе:

– Ну, ты, кайфолом! Опять опоздал! – язык парня заплетался, в опущенной руке дымилась сигарета. – Я бы не открыл, но Лидуха сказала, что ждёт. Давай, в один заскок!

Они зашли в прихожую, куда свет попадал через коридор из кухни. Пахло куревом, прокисшей едой и ещё чем-то непонятным.

– Выгружай батлы! Что там у вас? – качок защелкнул цепочку на двери, бегло глянул на Сва и добавил: – Догонять будете на кухне. Вперёд! – он с грубоватой силой толкнул их в спины. – Сами в рум не рыпайтесь. Я вас кликну.

Он ушлёпал по коридору в комнаты. Из-за приоткрывшейся двери стала слышней музыка, галдёж многих голосов, пьяные выкрики и девичий хохот. «Что-то твистовое, как в сельском клубе», – про себя отметил Сва и удивлённо проронил:

– Весело вроде бы. А нас сходу отшили.

– Это Крюк, морда поганая, – недовольно и опасливо пробурчал Дик. – С ним лучше не базарить. Давай водяры примем! Сейчас всё рассосётся.

Он вытащил из куртки четвертинку, сделал несколько глотков, гулко выдохнул и, не открывая глаз, протянул её Сва: – Держи, для разогрева! Клоуз кинем тут же. А то потом не найдёшь, я учёный.

Он странно хмыкнул и начал медленно раздеваться. Почти тотчас из открывшейся двери закричал женский голос:

– Дик, валите сюда! Чё вы там пасётесь?

Дверь тут же с треском захлопнулась и приглушила пьяный мужской бас:

– Лидух, ну ты даёшь…

Потом тот же девичий голос кого-то отчётливо и беззлобно от-материл. Дверь открылась снова, и вместе со взрывом хохота в коридор вышла миловидная герла с нагловатой, хмельной усмешкой, в расстёгнутой шемизетке на голой груди.

– Пошли! – рыкнул Дик и полуобернулся на Сва, который всё ещё очумело стыл на кухне.

– Солнышки! – услышал он нежный голосок и, как только она целиком показалась из-за коридорного комода, остолбенел: никакой другой одежды на ней не было, герла держала в отставленной руке бокал с вином, а другой обнимала Дика, прижимаясь к нему всем телом. – Май лав…

Они шагнули внутрь комнаты, и Сва заметил в приоткрытую дверь круглый стол, уставленный бутылками, тарелками и горящими свечами. От их огней по стенам и потолку плясали тени, а вокруг в сигаретном дыму, метались полуголые тела. В нос гадко пахнуло потом, алкоголем и простецкими духами. Сва мгновенно протрезвел и накинул куртку. Через миг за ним с грохотом захлопнулась входная дверь.

– Отстой. Стадо. Никтожества… – губы долго выплёвывали на асфальт одни и те же слова вдогонку за скачущими шагами.

До самого дома Сва изнемогал, пытаясь стереть из памяти увиденное.

– Они же пустотелые! Как я мог куда-то пойти с Диком? Дебил, пень квадратный. А он меня за такого и держит! Хотя чем я лучше их? Мразь такая же.

Несколько суток Сва пытался избавиться от наваждения, исторгнуть отраву, колыхавшуюся внутри.

– Откуда же я знал? Даже представить не мог такое! Познакомиться решил, на что-то надеялся… – корил он себя и кривился в пьяной усмешке. – Дурак, захотел грязью лечить раны души.

Он уже выпил полный стакан водки, но это не помогало. Мозг и вся комната наполнялась обжигающими видениями, будто он всё-таки шагнул вслед за Диком в поганую комнату. Бессмысленное листание книг, слушание тошнотворно знакомых пластинок из родительской коллекции, сонное отсиживание лекций на факультете – всё было напрасно. Одну ночь Сва спал, не гася света, точнее, пытался спать. Неукротимо буйствовало тело, пылала голова, ни с того ни с сего бешено заходилось сердце. Без конца вспоминались пугающие, сделанные будто из цветной пластмассы, глаза качка.

– И у той герлы глазки были такие же. Они в этом притоне все были обдолбанные, иначе такое выдержать невозможно. Крыша треснет. Но может, у них и не треснет. Дик, наверно, круто там залетел. А мне теперь и без наркоты хватает ломки. Идиот! Я же чувствовал, что там будут не просто мочалки, а обязательно с какой-нибудь гадостью, и всё равно шёл! – стонал Сва от злобы на себя. – А если бы остался, точно сторчался бы. Я себя знаю… Хорошо, что с Диком за шмотки расплатился. Видеть его больше не могу. И всех хиппов в придачу. Хотя причём здесь хиппы? Это же выгребная яма, а не тусовка. В парадняке и герлицы совсем другие – милые, добрые… Пусть, но зачем они мне? Даже кисаться с ними – в лом, если Лави в крезе изнемогает. Жутко подумать: любовь в тюрьме, надвое разделённая больничной решёткой… Когда она вернётся, какой? Чего ждать – то ли спасения то ли казни? А что я теперь ищу? Новых девиц, что ли, на полчаса каждую? Стошнит разок в постели, и вся любовь, – сжимал он ладонями лоб, а локти пьяно расползались по столу среди бумаг и тарелок, под опостылевшей потолочной лампой. – С Лави я искал совсем не это. Я к её душе прикоснулся. Взглядом, губами. С нею моё тело исчезало, само становилась душою… Почему она сказала, что всё дала мне в первую ночь и ничего другого у нас не будет? Что нет ни души, ни Бога? А у самой именно душа и болит. Значит, есть, чему болеть. Слышишь, Лави? Ты там, в своей крезе, жить не хочешь, а я здесь без тебя загибаюсь. Если бы ты знала, кем я стал? Ужаснулась бы. Лучше бы мне остаться в той флэтяре, сгинуть, не выходя из ямы. Но слабо оказалось, вот и живу. Потому что я уже никто. Никтожество.