Прощай, лето

Тряхнуло. Потолок прогнулся. Они прижались к сохранившейся стене.

– Переждём! – предложил Алик.

– Да, – поддержал его Сафон. – Немного.

Падали светильники, таблички, доносилось буханье мебели. Замаскированные крепёжные скобы, пластиковые короба, спрятанные за парадной, лицевой отделкой, дёрнулись и запищали. Образовался видимый разрыв потолка.

– Бежим, – проговорил кто-то из них, и они кинулись к лестнице.

Удерживаясь за гладкие, широкие перила, скатились по ступенькам до пролёта между этажами, словно плоховато залитой зимой наспех горки, сосчитав задницами все до одной.

– А таком спуски нас почему-то никто не предупредил, – часто дыша, негодовал Алик. – Гостиница знаменитая, а приём в разы хуже стандартного!

Предвидеть всего невозможно. Их никогда и ни о чём не уведомляют, действуй по обстановки. Непредвиденных ситуаций на каждый выезд хватает. На то и голова и тренировки.

– Ты как? – спросил он.

Сафон выругался. Он хуже, чем думал. Сердце колотится, локти побаливают, с дыханием проблема.

– Ещё побегаю! – ответил Сафон.

Потолок выгнулся коромыслом, покачался и всё же поскрипев, рухнул. Коридор второго этажа утонул в облаках пыли. Напарники переглянулись, поняв друг друга. Задержаться в здании означало погибнуть.

Семь месяцев назад они побывали в переделки, похлещи этой.

«Лучше пусть трясёт, чем жарит, – соизмерял угрозу Сафон. – Хотя, что в этом хорошего».

Жару после того выезда он не переносил, а духоту, сопутствующую ей и вовсе ненавидел. Видимо, достигнут предел терпимости. Выносишь, терпишь до какого-то возраста перегрузки, а потом устаёшь. Так и с болью, чьими-то выходками, со всем. Никуда от этого не деться и дубы сохнут.

В помещениях предварительно отключенных от источников электроэнергии и газа, произошло возгорание. От чего произошло, так и не объяснили или не захотели распространяться, скрывая безалаберность. Горизонтальный столб огня вырвался из трубы, и этого хватило, чтобы заполыхало и задымило основательно. Пекло жарило с неистовой силой. Тушили часа три.

Сафон вытащил из этого пожарища двоих, а последнего парнишку еле спасли. Выползли с пепелища чуть живые, только и мычали, говорить не могли. Наткнулись на него случайно. Парнишка любопытный, залез, куда не следует. Мальца откачали уже в реанимации, повезло ему с врачами, выжил. Алик получил ожог спины, а он сам левого плеча. Площадь ожогов с ладонь, ничего смертельного, а неприятностей на месяцы. Хорошо, что Юля не застала мужа в тот день и навещала уже в больнице. Представлять её выражения не приходиться, отчитала бы, не стесняясь.

«Старый я стал для таких бросков, – подумал Сафон, сплёвывая перемешанную со слюной пыль. – Прошлый пожар выжал силушку, и она пока не вернулась».

Он ощутил не хватку энергии, свежего воздуха, ритм дыхания был рваным.

«Алик помоложе, резвый как „конёк-горбунок“ и нипочём ему дрожь земли и пепел, адский огонь. Вон, аж улыбнулся чертяка», – посмотрел на напарника Сафон.

Шатания и вибрации здания прекратились, и они воспользовались паузой.

– Ходу, ходу! – прокричал Алик и сиганул по лестнице до первого этажа.

Сафон ринулся за ним. Он едва поспевал, в ноге покалывало. Малость отстав, глянул мельком на следы. А то он и не догадывался! На правом бурые пятна. Прокол подошвы, придётся бежать и терпеть.

«Ничего со мной не случится. Потерплю», – мыслил он и в этот самый момент, опять тряхнуло.

Сафон по инерции перелетел через кушетку, растянувшись рядом с колонной. Внутри неё когда-то горела подсветка, и восходили пузырьки.

«Была бы барная стойка из красного дерева, все рёбра переломал», – проворчал он про себя.

Каска с его головы слетела и покатилась по скользкому полу, за ней фонарик. С ремешком и щитком он зря поторопился. Сафон взглядом проследил за крутящейся каской и увидел стойку. Она впрямь была, но левее.

«Зачем такие полы уложили, по ним не в туфлях, а на коньках кататься самый раз. Лучше бы резиной покрыли», – без шуток в уме, подумал он.

Алик держался за креплёный к стене стеллаж, на котором когда-то и бутылки, и посуда стояли. Блестящие трубки, стеклянные полки, отсвечивающие боковины.

– Да чтоб вас всех разорвало, – прокричал он. – Ни одного поручня в салоне!

Вид у трубок крепкий, показной, но внутри они полые, на дополнительный вес не рассчитаны. Та, за которую Алик ухватился, согнулась.

– Они что, из фольги сделаны!

Напарник Сафона всегда шутил, когда жизнь висела на волоске. В обыденные дни с юмором он не дружил и друзья полагали, что в этом виновны гормоны счастья, которые выделяются у него в экстремальных ситуациях. Алик помалкивал, и шут его знает, почему так получалось. Да и кому, какое дело, что у него носится в организме в стрессовых ситуациях. Для кого-то стресс, а для него удовольствие и работа.

– Найду управляющего гостиницей, вычту компенсацию. Тоже мне курорт! Ни выпить, ни позагорать и девушки разбежались, – громко разговаривал Алик. – Ты хоть видел одну? Сафон…

– Ничего у тебя не получится. Пролетишь сто процентов, – фыркнув, упираясь правым локтём о пол, разочаровал его он.

– Почему это? – поддержал разговор и обижено спросил Алик.

– Управляющий – женщина.

– Да ну! Откуда тебе знать?

– Ознакомился со списком частников и ответственных.

Алик задумался.

Жена, с другими бабами не спит, из детей у них дочь и больше не будет. Вот и заботятся о себе как умеют. Не достаёт одного…

– Деньгами возьму, – проговорил он, чтобы закончить разговор.

Ни о том они говорят, ни о том думают. Тема не в тему.

Раздался противный на слух скрежет, и часть лестницы ведущей к выходу ушла вниз. Грохнулся и стеллаж с оставшимися полками, часть стены. Стойка завалилась и подрагивала, как подстреленный бык. Сафон поднялся, снял перчатку с левой руки и протёр глаза. Состроил злую «мину», бросил перчатку. Алик пошатываясь, шагал к площадке расположенной под открытым небом. Догоняя его, он на ходу расстегнул страховочный пояс и высвободился от лямок. О пол брякнул карабин. За их спинами колонна с пузырьками рассыпалась на множество прозрачных гранул. А они шли, и продолжали идти к цели, петляя по залу, не замечая грохота. Опадал и рассеивался пыльный туман, но с новыми толчками клубился, летел вверх, заполняя помещение.

– Как тебе… ка-кафешка, – пропыхтел, заикаясь Алик.

Вид на гребни холмов. Справа пологий склон.

От бывшей роскоши остались стулья и перевёрнутые столики. Осколки стекла устилали почти всю площадку. Плитка узорчатая, шестигранная. Тут и там, в углах, валялись туфли, лоскуты тряпья и одежды, повядшие цветы, ограждения и бетонная крошка. На склоне сосны, с площадки виднелись каменистые дорожки, ступеньки.

Сафон взвесил шансы.

Зажмуриться и прыгнуть вниз, желательно на растянутый и плотный материал. Обидно будет, если он не выдержит и порвётся. Это так, к слову, а всерьёз – высота плёвая. Их всего-навсего двое, ничего лишнего – ни поясов, сумок, ни снаряжения. Сто шестьдесят пять килограмм. Закрывать глаза они конечно не будут.

– Смешной вес! – проговорил зачем-то Сафон для себя.