Студент. Человек в мире изменённого сознания

Некоторое время мы шли молча. Я заметил, что Юрий Владимирович имел обыкновение неожиданно замыкаться и как-бы уходить в себя. Меня это не напрягало, потому что нечто похожее часто происходило со мной – я ощущал состояние покоя, и не чувствовал дискомфорта.

– Володя, – спросил вдруг Юрий Владимирович, когда мы уже свернули на мою улицу. – Вы знаете Милу Корнееву?

– Знаю. Она из компании Валерки Покровского.

– И как она Вам?

– Красивая девушка, – искренне сказал, – но я в их компании, хотя и бываю, но как-то близко ни с кем не сошелся.

– У нее есть парень?

– По-моему, нет. А что?

– Не знаю, как сказать. Понравилась. Увидел – и как-то запала в душу…

Я вспомнил, что Юрка вот так же спрашивал меня про Машу. Состояние влюбленности было его естественным состоянием. Девушки липли к нему, он их любил, но расставался с ними легко, предпочитая кратковременную связь серьезным отношениям. Девушки появлялись и уходили, а расставания оставались легкими, без взаимных упреков и обид. Хотя мы все тогда хотели любить и любили. В нас сидел инстинкт любви. Флюиды любви формировали какое-то общее для нас биополе. И не было места унынию и печали, и жизнь представлялась прекрасной и вечной.

…У моего дома мы распрощались. Я немного постоял, глядя, как Зыцерь, твердо ступая и чуть сутулясь, растворяется в ночи нашей темной улицы, где нет ни одного фонаря, и только слабый свет из окон одноэтажных деревянных домов чуть обозначает дорогу.

Глава 7

Исключение за «антисоветскую пропаганду». Спор у Ляксы о событиях в Венгрии. Карлейль. Марат, Робеспьер и гильотина.

Алексея Струкова исключили из института за антисоветскую пропаганду. Кто-то донес, что он усомнился в правомерности наших действий в Венгрии. Прямо говорил: «Народ воспользовался своим правом на независимость, а мы в него стреляли».

– Венгрия воевала на стороне фашистов до конца войны, – сказал Юрка. – Там всегда был бардак. Если бы мы не ввели войска, Венгрия не была бы социалистической.

– А это их выбор. Народ всегда прав, – не согласился Лякса. – Тем более обязаны были уйти оттуда еще в прошлом году, как только союзники покинули Австрию.

– Меньше «Голос Америки» слушай. А то как Лёха залетишь, – строго сказал Юрка.

– Не залечу, если ты не донесешь, – пробурчал Лякса.

– Дурак ты, Лякса, – обиделся Юрка.

– Ладно, умный. Мы же разоблачили культ личности Сталина, а Матиас Ракоши – сталинист. Это он установил диктатуру и расправлялся с неугодными. Да еще насильственная коллективизация.

– Так его за это и сместили, – возразил Юрка.

– Правильно, сместили, а новый, Хагедюш, опять вернулся к сталинизму. После этого народ и стал требовать Надя, при котором жил лучше, и требовать вывода наших войск из Венгрии.

– Да не в этом дело, – не согласился Юрка. – Дело в том, что стали выступать вообще против социализма.

– А я еще раз повторю, – это их выбор.

– Выбор выбором, но есть еще высшие интересы.

– Это какие же?

– Интересы государства. Да и вообще, если б не поляки со своим прошлогодним восстанием, ничего бы и в Венгрии не произошло.

– А при чем здесь поляки? – недоуменно пожал плечами Лякса.

– Так дурные примеры заразительны. Рабочие поднялись в Познани, а Венгрия – глядя на них…

– В Польше все как началось, так скоро и закончилось, – сказал Лякса, – а в Венгрии произошло настоящее восстание, и подавляли его наши танки… Говорят, там убитых и раненых оказалось почти две тысячи. А посадили вообще немерено.

– Любая власть имеет право защищать себя от любых попыток ее сместить, упрямо стоял на своём Юрка. – Так было всегда и везде… Лично я вообще против всяких бунтов и революций, потому что все они бессмысленны, и от них ни пользы, ни свободы. Придут новые люди, и уже они будут защищали свою власть от тех, кто тоже хочет власти.

– А Французская революция? Она принесла свободу и сделала Францию республикой, – возразил Лякса.

Я молча слушал спор моих товарищей. В голове мелькнула фраза, которую я вслух произносить не стал: «В Париже всё по-прежнему, честные люди ходят пешком, негодяи разъезжают в каретах, только негодяи сейчас другие». Такими словами Гюго отметил какую-то вредную заварушку.

– Во-во. Республику установили, но при этом угробили больше четырех миллионов человек. Читали, знаем. Не жалели ни стариков, ни маленьких детей. И самое аморальное в том, что Гильотен, придумавший гильотину, был уважаемым ученым, доктором анатомии.

– Гильотину изобрел не Гильотен, он только предложил ее использовать, – поправил Алик.

– Да какая разница, – отмахнулся Юрка. – Где у тебя Карлейль?

– Зачем тебе Карлейль?

– А он как раз хорошо показал изнанку революции.

– Ну и что? Читал я твоего Карлейля.

– А я Володьке покажу.

Алик нехотя встал и достал из книжного шкафа томик в сером переплете. Это была книга английского историка Томаса Карлейля[11 - Томас Карлейль (4 декабря 1795 – 5 февраля 1881) – шотландский писатель, публицист, историк и философ, автор многотомного сочинения «Французская революция» (1837) и др.] «Французская революция» Санкт-Петербургского издания 1907 года.

Юрка полистал книгу, нашел нужное место.

– Вот. Здесь говорится, как в трюмы барж заталкивали тех, кто был против нового порядка, и топили. «Но зачем жертвовать баркой? – пишет Карлейль. – Не проще ли сталкивать в воду со связанными руками и осыпать свинцовым градом всё пространство реки, пока последний из барахтающихся не пойдёт на дно?.. И маленькие дети были брошены туда, несмотря на мольбы матерей. «Это волчата, – отвечала рота Марата, – из них вырастут волки»… Вооружёнными палачами «расстреливались маленькие дети, и женщины с грудными младенцами… расстреливали по 500 человек за раз…»

А по закону Робеспьера каждый гражданин обязан был донести на заговорщика, которому, конечно, отрубали голову.

– За это Робеспьера самого отправили на эшафот, – добавил Алик. – Только что ты хочешь этим сказать? Революция была буржуазная, и она не изъявляла волю народа.

– Ага, А Бастилию кто брал? Не народ?

– А что народ? Народ подбить к бунту – раз плюнуть. Главной силой все равно осталась буржуазия… Но ты же не будешь спорить, что революция во Франции утвердила новое, более демократичное общество.

– Многие историки говорят, что те же цели могли быть достигнуты и без такого большого количества жертв.

– Это Токвиль[12 - Алекси?с-Шарль-Анри Клерель де Токви?ль – французский политический деятель, министр иностранных дел Франции (1849). Более всего известен как автор историко-политического трактата «Демократия в Америке».], – сказал Алик. – Он писал, что крах Старого порядка произошёл бы и без всякой революции. Но другие историки считают, что революция принесла народу Франции освобождение от тяжёлого гнёта, чего нельзя было достичь другим путём.

Алику видно надоел этот в какой-то мере бессмысленный спор, и он сказал:

– Короче, мы пришли к истине, которая лежит посередине. А народ всегда будет недоволен властью и хотеть перемен.