– Я тоже.
Они стояли, молча глядя друг на друга, и оба испытывали острое желание отдаться порыву чувств, но испытанное потрясение закалило обоих. Хотя момент ярости остался в прошлом, он тем не менее продолжал мучительным образом жить, и оба знали, что в той ситуации они могли поднять друг на друга руку.
– Иди поздоровайся с Клеопатрой, – вдруг сказал Филипп, прервав молчание. – Она очень тяжело переживала твое отсутствие.
Александр поклонился в знак согласия и вышел.
Евмен и Каллисфен отошли вглубь коридора, ожидая услышать из-за двери взрывы гнева или радости. Неестественная тишина поставила их в тупик.
– Ты что об этом думаешь? – спросил Каллисфен.
– Царь мне сказал: «Никаких празднеств, никаких пиршеств. Нечего праздновать: мы отягощены горем». Так он мне сказал.
Александр прошел по дворцу, как во сне. По пути все улыбались и кивали, но никто не решался подойти и заговорить.
Вдруг во дворе раздался громкий лай, и в портик неистово ворвался Перитас. Он прыгнул хозяину на грудь, едва не сбив его с ног, и, непрестанно лая, принялся ликовать.
Юноша был тронут любовью этого существа и таким открытым и восторженным ее проявлением. Он долго ласкал пса, чесал за ушами и старался успокоить. Ему вспомнился Арго, пес Одиссея, – единственный, кто узнал своего возвратившегося через много лет хозяина, – и он почувствовал на глазах слезы.
Едва завидев его на пороге своей комнаты, сестра бросилась ему на шею.
– Девочка… – прошептал Александр, прижимая ее к себе.
– Я так плакала. Так плакала, – всхлипывала она.
– А теперь хватит. Я вернулся и к тому же голоден. Надеялся, что ты пригласишь меня на ужин.
– Конечно! – воскликнула Клеопатра, вытирая слезы и шмыгая носом. – Заходи, заходи.
Она усадила его и тут же распорядилась приготовить трапезу и принести таз, чтобы брат мог вымыть руки и ноги.
– А мама приедет на мою свадьбу? – спросила девушка, когда он возлег для ужина.
– Надеюсь, что да. Сочетаются ее дочь с ее братом – этого нельзя пропустить. И возможно, наш отец будет даже рад ее присутствию.
Клеопатра как будто успокоилась. Брат и сестра начали беседовать о том, что случилось за прошедший год, пока они находились так далеко друг от друга. Царевна подскакивала каждый раз, когда брат рассказывал о каком-нибудь особенно ярком приключении или о рискованных погонях по диким ущельям гор Иллирии.
Время от времени Александр прерывал свой рассказ. Ему хотелось узнать о Клеопатре побольше: как она будет одета на свадьбе, как будет жить в Бутротском дворце. Иной раз он просто с легкой улыбкой молча смотрел на сестру, по обыкновению склонив голову налево.
– Бедняга Пердикка, – сказал он, словно пораженный внезапной мыслью. – Он самозабвенно влюблен в тебя и, когда узнает о твоем бракосочетании, утонет в горе.
– Мне жаль. Он отважный юноша.
– Не просто отважный. Когда-нибудь он станет одним из лучших македонских полководцев, если я хоть немного научился разбираться в людях. Но ничего не поделаешь: у каждого из нас своя судьба.
– О да, – кивнула Клеопатра.
В разговоре брата и сестры, встретившихся после долгой разлуки, вдруг возникла долгая пауза: каждый прислушивался к голосу своих чувств.
– Я верю, что ты будешь счастлива со своим мужем, – вновь заговорил Александр. – Он человек умный и мужественный и умеет мечтать. Ты будешь для него цветком в росе, улыбкой весны, оправленной золотом жемчужиной.
Клеопатра посмотрела на него загоревшимися глазами:
– Такой ты меня видишь, брат?
– Да. И такой тебя увидит он, я уверен.
Александр поцеловал ее в щеку и ушел.
Было уже поздно, когда он впервые вернулся в свои палаты после годового отсутствия. В воздухе ощущался аромат стоявших повсюду цветов и запах ванны.
Зажженные лампы распространяли теплый, уютный свет, рядом с ванной в полном порядке лежали его скребок, расческа и бритва, а на табурете сидела Лептина в коротком хитоне.
Едва завидев Александра, она подбежала к нему, бросилась к его ногам и, обняв колени, покрыла их поцелуями и слезами.
– Ты не поможешь мне принять ванну? – спросил он.
– Да, да, конечно, мой господин. Сейчас.
Она раздела его и дала погрузиться в обширную ванну, потом начала нежно обтирать губкой. Вымыла его мягкие шелковистые волосы, вытерла их и полила голову драгоценным маслом, прибывшим из далекой Аравии.
Когда Александр выбрался из ванны, девушка накрыла его плечи простыней и уложила его в постель. Потом разделась сама и долго растирала его, чтобы размять, но не умащала благовониями, поскольку ничто не было так прекрасно и желанно, как собственный запах его кожи. Увидев, что царевич расслабился и закрыл глаза, девушка легла рядом, голая и теплая, и покрыла поцелуями все его тело.
Глава 37
К концу весны, незадолго до назначенной свадьбы Клеопатры и Александра Эпирского, Эвридика родила мальчика, и это событие охладило дальнейшие отношения царевича с отцом.
Усугубились непонимание и раскол, омраченные решением Филиппа держать подальше от двора близких друзей сына, особенно Гефестиона, Пердикку, Птолемея и Селевка.
Филота, находившийся в это время в Азии, после возвращения Александра стал проявлять к нему довольно прохладные чувства. Он начал прямо-таки вызывающе встречаться с его двоюродным братом Аминтой, который был наследником трона до рождения у Олимпиады сына.
Все это в соединении с утраченными дружескими отношениями при дворе и острым чувством изоляции не могло не усилить в Александре опасной неуверенности, толкавшей его на неловкие инициативы и неоправданные поступки.
Известие о том, что Филипп предложил в жены его сводному брату, слабоумному Арридею, дочь сатрапа Карии, дало дополнительный повод для подозрений. Наконец после долгих размышлений, боясь, что этот выбор каким-то образом связан с походом в Азию, Александр послал к Пиксодару посланника с предложением своей руки, но царь, узнав об этом через своих осведомителей, пришел в ярость и был вынужден расстроить весь план матримониального союза, уже скомпрометированного.
Недоброе известие принес Евмен.
– Да как тебе пришло в голову вытворить такое? – воскликнул он. – Почему ты ничего не сообщил мне, почему не посоветовался со мной? Ведь я бы сказал тебе, что…
– Что бы ты мне сказал? – раздраженно перебил его Александр. – Ты делаешь лишь то, что тебе велит мой отец! Не говоришь со мной, держишь меня в полном неведении обо всем!
– Ты не в себе, – возразил Евмен. – Но как ты мог такое подумать – что Филипп разменяет по мелочам своего наследника трона, женив его на дочери слуги своего врага, персидского царя?
– Я уже не знаю, наследник ли я Филиппа. Он мне этого не говорит. Проводит все время со своей новой женой и ребенком, которого она ему родила. И вы тоже меня бросили. Все вы боитесь быть со мной, думая, что теперь не я буду наследником трона! Посмотри вокруг: сколько сыновей у моего отца? Кто-нибудь решит поддержать Аминту, – в конце концов, он был наследником, когда я еще не родился. Филота, например, проводит с ним больше времени, чем со мной. А Аттал разве не заявил, что его дочь родит законного наследника? И вот, родился мальчик.
Евмен ничего не сказал. Он смотрел на Александра, меряя комнату широкими шагами и ожидая, когда тот успокоится. Наконец он остановился, повернулся спиной к окну и сказал:
– Тебе нужно встретиться с отцом, даже если сейчас он готов тебя задушить. Кстати, он не так уж не прав.