Москва и ее Сестры

– Валь, ты же понимаешь, я не горю желанием его на стол брать.

– Нет, очага не вижу. И не напишу.

Смирнов временно отступает:

– Ладно. Вечером посмотришь?

– Я уже ушла. Сегодня дежурит Наташа.

Андрей хмурится. Еще бы. Он к Наталье Станиславовне на пушечный выстрел не подойдет. Она его заигрывания быстро и жестко обрезает. Да, придется Смирнову сегодня кланяться. Я бы посмотрела. Потом он поворачивается ко мне. Лицо облегченно разглаживается.

– Илона, ну хотя бы ты скажи ей! Здесь секвестр. Это важно.

Подхожу ближе. Смотрю на размытую картинку. Говорю:

– Может, ты и прав. В перспективе, так сказать. Пока его нет. Валя зря говорить не будет. Когда появится, тогда и напишут. Не переживай, вечером Наташа посмотрит.

Он недовольно фыркает:

– Сговорились. Чтобы мне назло.

Андрей машет рукой, мол, ваша взяла, недовольно обращается ко мне:

– А еще подругой называется. Кофе налей хотя бы. Я еще не завтракал.

– Ладно, пошли в буфет.

– Я, что, недостоин горсточки зерен, что ты принесла утром?

– А, пропадай моя жаба. Пошли. Приглашаю.

Смирнов явно хочет то ли что-то рассказать, то ли расспросить о чем-то. Резко выпрямляюсь и направляюсь к себе.

Внезапно сердце сжимается. Ты стоишь в дверях отделения, мне не пройти мимо. Серые глаза слегка прищурены. Ты всегда так делаешь, когда решаешься на что-то важное или трудное. Андрей проходит сквозь тебя. Он не видит призраков. Ты исчезаешь.

Сколько будет продолжаться эта пытка? Я за целый год реже тебя видела, чем за одно сегодняшнее утро.

Да призывайте уже! Сколько можно меня терзать!

3

Смирнов крутит на блюдце чашку. Неужели на кофейной гуще гадать собирается? Ну нет, так не бывает. Потом он тихо говорит:

– Илон, мне должность предлагают.

– Отлично. Сколько можно на одном месте сидеть! Где?

Андрей называет частную клинику. Слава о ней плохая по городу идет. Врачей они за два-три года досуха выжимают и потом выгоняют. Правда, и платят хорошо. По крайней мере, в первый год работы. Молчу. Николаич поднимает глаза.

– Что скажешь?

Пожимаю плечами. Это не мое решение.

– Лон, они заведование предлагают. И деньги.

Отворачиваюсь, подхожу к окну. Снег усиливается. На улице скользко, сейчас страждущие в травматологию повалят. День жестянщика.

Андрей подходит и обнимает меня за плечи. Легким движением сбрасываю руку. Аккуратно, чтобы не обидеть. Это жест доверия, но со мной он лишний.

– Что скажешь? – снова спрашивает Смирнов.

– М-м, даже не знаю. Мне не нравится. Но решать тебе.

– Вот и меня тоже настораживает. Такая щедрость только в мышеловках бывает. Еще нальешь?

Андрей протягивает чашку.

– Ты завтракал?

– Не-а.

– Понятно, твои бабы тебя не кормят.

– Лон, я один давно.

– Дня три? Четыре?

– Не. Я серьезно.

– Блинчики с мясом будешь?

– Твои?

– Бабы Вали. Она для Насти оставляет. Но тебе тоже перепадет.

– Давай.

Грею в микроволновке два блинчика. Запах домашней стряпни растекается по кабинету.

– А сама?

– Чего-то не хочется.

– Ты когда-нибудь ешь?

– Конечно, я же человек, – нагло вру.

Какой я человек?! Функция. И жизнь – под стать роли. Так, полет страуса.