Иван, младший сын

Мужчины поговорили, Иван удалился. Уже в дверях его догнали слова отца:

– Сынок, пригласи маму, пожалуйста.

– Да, папа.

Солнце било в дверной проем, и хрупкая фигура жены показалась Симеону нарисованной тушью. «Настенька совсем не изменилась. Сегодня она даже прическу сделала, как в молодости», – думал он. Дверь закрылась, можно говорить без церемоний.

– Солнышко мое, я соскучился. Мы с тобой вчера не разговаривали. Где была? Присядь рядом.

Жена присела на подлокотник кресла, обняла мужа, поцеловала в висок. «Было вороново крыло, теперь перец с солью», – щемящая нежность заполнила ее до краев.

– Сёмушка, вчера снимались с Ваней для «Царского Вестника». Конец учебного года, хорошее время для семейных портретов. Тебя беспокоить не стали. Кстати, а почему сегодня ты спал отдельно? Опять?

Приятно ощущать, что его красавица-жена ревнует по-прежнему.

– Ну что ты! Не хотел тебя будить: ты потом долго не засыпаешь. Лег в кабинете.

– Да? – с подозрением покосилась Анастасия.

– Симеон, отвечай честно, ты сегодня ложился? И в глаза мне смотри! – она развернулась и пристально изучала лицо мужа.

«Какие красные, уставшие глаза! Опять всю ночь бумаги ворошил. Пора Митеньке часть государственных забот на себя взять. Отец не из железа сделан. Да и лет ему много. Сейчас, наверное, неудачный момент. Но завтра обсудим с Сёмушкой и Митей. Должен же человек отдыхать при жизни, а не на погосте!» – она крепко обнимала мужа.

– Вчера с Матвеем Ивановичем беседовали о Ванечке, потом депеши поступили. Обсуждали долго. Затем… – говорил муж.

Анастасия не слушала. Прозвучало ключевое «Ванечка», и все мысли перешли на ее кровиночку.

– Младший будет учиться в Военной Академии, наденет мундир и реже будет сниматься. Настя, ты меня слышишь?

Она плыла в мечтах о золотых эполетах и аксельбантах, когда через морок пробился голос Симеона:

– Настя, ты меня слышишь? Настя!

– Да, я слушаю. В Военной Академии. Я поняла, – очнулась она.

– О съемках я что говорил?

– Что о съемках? А… Да, съемки, – неуверенно ответила Анастасия.

– Снимаешься одна или с внуками, как решишь. Ивана не трогай. И еще. Он женится вслед за братьями, когда исполнится двадцать один, – распорядился Симеон.

– Сёмушка, он совсем мальчик! Не рано ли…

– Настя, не перечь мне. Я так решил. Так должно быть.

Анастасия знала: в такие минуты Симеону лучше не возражать. Если решил, упрется и не свернет. Впереди несколько лет, столько воды утечет. Она закрыла глаза и расслабилась. Тепло и надежно в кольце мужниных рук.

Ночью Анастасия проснулась: последний кусочек головоломки встал на место. Вот она, цельная картина. «Как же я была слепа!» – размышляла женщина. «Симеон все просчитал. Как он мог ей не сказать! Полковник Личной Царской охраны в дядьках, заочная служба в Преображенском полку и воинские звания. Сыновья Морозова все время рядом: надежнее охраны не придумать, чем связанные дружбой названные братья. Воинские упражнения и непонятная учеба после школы. Каждое лето в военных лагерях. Что еще он от меня скрывает?». Да, Симеон все просчитал.

***

Все было так, как и пророчили древние: тысяча лет работы и сладкое пробуждение. Ощущение в груди оказалось ненавистью. Чувство было ледяным и темным, как космическая бездна. Кого и за что она так не любила, Мара-Морена не помнила. Ничего, время мести еще не пришло.

Мара наслаждалась новым возрождением. Она неспеша прогуливалась по ледяным уступам и любовалась новым замком на высоком утесе над замерзшей равниной. Блики от гладких стен придавали особое очарование темному камню голых скал. Холод приятно обволакивал новое стройное тело.

Мара-Морена подошла к волшебному зеркалу. Ледяная Смерть следила за Анастасией. До нее долетала приглушенная речь царицы, слов Симеона она не слышала. Мара внимательно изучала живую женщину.

Все складывалось как нельзя лучше. Мать со своей слепой любовью не отпустит сыночка и тем предаст царство во власть Смерти. Как предсказывали, так и будет. Не принимать же всерьез эту козявку, младшего царевича?!

***

Софье исполнилось тридцать, но выходить замуж она не спешила. Марья и Елена безропотно венчались с теми, кого выбрали родители. Соня же пригрозила, что сбежит из дворца или наложит на себя руки, если ее попытаются склонить на брак с нелюбимым. Раньше девушка никогда открыто не перечила родителям, хотя ее характер нельзя было назвать покладистым.

– Настя, давай не будем спешить. Ну, выйдет она замуж позже, вот беда-то. Ты же не думаешь, что царевна мужа не найдет? – приговаривал Симеон.

Осипу Георгиевичу перевалило за сорок, и столичные дамы преследовали завидного жениха: богат, умеет развлечь женщину, привлекает зрелой мужской красотой. Графа светские львицы не интересовали, он думал только о Софье. Решиться сделать предложение его невольно подтолкнула Анастасия.

После очередного отказа дочери она полушутя-полусерьезно спросила графа:

– Друг мой, что нам делать с упрямицей? Ума не приложу, чего она хочет. Вот ты бы женился на Софье, а?

Осип Георгиевич замялся, потом отшутился и под надуманным предлогом быстро ретировался.

Через неделю его имя появилось в списке лиц для утренней аудиенции Симеона. В графе «Цель» значилось: «Граф Мустафаев-Юсуфов О. Г. по личному вопросу». Симеон удивился: «Какой может быть личный вопрос? Жениться собрался? Так ему мое разрешение не требуется. Ладно, разберемся».

После предписанных церемоний Осип Георгиевич перешел к цели визита:

– Ваше Величество, соблаговолите выслушать. Я прошу руки Вашей дочери Софьи. Обещаю любить, защищать и хранить ее, пока смерть нас не разлучит.

– М-м-м, дорогой Осип Георгиевич, друг мой, что же так официально? А дочь знает, что Вы свататься решили?

Граф явно волновался, когда отвечал:

– Я говорил Ее Высочеству Софье Симеоновне о своих намерениях. Она твердо ответила, что без Вашего благословения о браке думать нечего.

– Ну что же, пригласим Софью.

С одной стороны, предложение слегка попахивало мезальянсом. Вместе с тем бракосочетание по указке Царской Стрелы по бессмысленности и беспощадности не переплюнуть, а перед Его Величеством сидел прямой потомок Симеона Касаевича, царя Казанского.

Раньше Софья решительно, без неловкости и волнения отказывала принцам и королям. Теперь же она робко вошла в кабинет и остановилась по другую сторону стола.

– Дочь, присаживайся. Разговор серьезный. Господин граф, будьте любезны, повторите моей дочери, что Вы только что мне сказали.

– Ваше Высочество Софья Симеоновна, я прошу Вашей руки. Обещаю любить, защищать и хранить Вас, пока дышу, – Осип Георгиевич как положено опустился на одно колено и с надеждой смотрел в лицо девушке, повторяя традиционную формулу сватовства.

– Я понимаю, что немолод, не так знатен, у меня дочь и куча недостатков, – он говорил, не замечая присутствовавшего в кабинете отца. – Могу ли я надеться?

Софья покраснела, повернулась к Симеону: