Ла-Амполья

Пряный запах трав высоких.
Это школьные друзья.
Нет в том мире одиноких,
Но остаться в нём нельзя.

Из глубин, из подсознаний
Видим всех своих родных,
В череде воспоминаний
Чёрно-белых и цветных.

Глубина

Все сомнения отрину
И в блаженство погружусь.
Глажу я дельфина спину,
За плавник его держусь.
Это так невероятно.
Не вернуть меня обратно.

Синий мир под облаками,
Солнце светит сквозь волну.
Я держась за луч руками,
Проникаю в глубину.
Это просто невозможно.
Отказаться очень сложно.

В вальсе кружатся форели,
Словно круговерть блесны,
Где киты вокруг смотрели
В вертикальной позе сны.
Это вовсе не опасно.
Плыть ко дну всегда прекрасно.

И не просто возвратиться,
Зов глубин преодолев.
Очень трудно спохватиться,
От восторга захмелев.
Это просто бесподобно,
Под водою жить свободно.

Никколо Паганини

Берет мальчишка скрипку в руки,
Наканифоленный смычок,
И ждут его ученья муки,
Пока он просто новичок.

А впереди простые гаммы,
До ночи с самого утра.
И ждут концертные программы
На табурете средь двора.

И совершенствуясь годами,
Он достигает мастерства.
И вот звучит над городами
Гварнери – скрипка волшебства.

Смычком отрывисто стаккато,
Он выделяет все семь нот.
И пальчиками пиццикато,
Глядя в растрёпанный блокнот.

За эту маленькую книжку
Я все готов бы был отдать.
И некрасивого мальчишку
В маэстро больше не узнать.

И много лет в огромном мире
Никто не может повторить,
Звучали как струны четыре,
Как скрипка может говорить.

Высоцкий

От него нам досталось немного.
Даже сотни стихов – очень мало.
Он на сцене стоял одиноко,
Жизнь сжигала его и ломала.

Он горел той, своею любовью,
И талантом, искусства ради.
Отдавал дань свою острословью,
И влюбился в Марину Влади.

А ещё он горел актёром,
До безумства вживаясь в роли,
И Жигловым своим матёрым,
Узнаваемым стал до боли.

И была у него гитара.
Песни пел, как никто не сможет.
Потому что такого дара
Больше Бог ни в кого не вложит.

Он оставил нам очень много,
Я люблю всех его героев.
И пою его песни строго,
Под гитару, чуть-чуть расстроив.

Имя