Катарсис

– Вот как! И ты, конечно, испугался?

– Трудно сказать. Скорее, замешкался. Не решался подойти. Предчувствие ужасного зрелища удерживало на месте. Мороз по коже пошел, брр. Наверняка волосы дыбом встали от душераздирающего вопля. Такие вот ощущения, а что там… Прошел газон, подкрался к окну, ухватился за наличник, а тот не выдержал веса, оборвался. – Вадеев приостановил рассказ, перевел дыхание, мысленно восстанавливая и вновь переживая страшные минуты. Бледность покрыла его лицо. – Тогда я здорово испугался, что меня обнаружат и растрезвонят на всю базу. Я было метнулся к лесу, но почувствовал вокруг тишину. Успокоился, а любопытство значительно возросло. Снова подобрался к окну, разглядел щель между шторами. С трудом нащупал зазор в обшивке домика, подтянулся и…

– Ну!?

– Увидел бы, но свет погас. Я не знал, что делать. Неудобная поза и пикантность моего положения не оставляли надежд на удовлетворение любопытства. Открытые действия могли быстрее привлечь внимание. Начал всматриваться внутрь домика, но сильный удар со спины лишил меня сознания. Вот и все.

– Как все!? – оторопел Степан Михайлович. – Ты же очнулся. И скоро. Иначе не разговаривал бы со мной о лунной ночи.

Алексин выжидательно смотрел на парня. Как бы он хотел в этот момент проникнуть в мозги свидетеля и полазить в лабиринтах его сознания. А кто бы не мечтал о сверхспособностях по обнаружению фальши в общении с людьми? Хотя чего греха таить, все знают о лживой человеческой природе и все равно попадаются на обмане. Детектор лжи тоже рассчитан на усредненного человека, против великого артистизма бессилен. А глаза романтического свидетеля затуманились и ничего, кроме скорби, не выражали.

– А потом ничего не было. Очнулся. В голове чудно. Мозги – куча развинченных болтов и гаек. Кое-как поплелся к себе. Начисто забыл, куда я направлялся и почему оказался у сломанного наличника.

Уже поздно, и желудок следователя подавал позывные на ужин. Трудно с этим не согласиться. Да и парень высказался, в качестве свидетеля вполне подходит. Для себя Алексин представил дальнейшее развитие событий, даже уверился в его правильности. Со временем Вадеев очнется от романтических грез и вспомнит более существенные факты. Его можно будет использовать что-то вроде лакмусовой бумажки, на нем проверить созданную версию. Если что не так, парень отреагирует.

Молчание затянулось. Доктор освободился и в ожидании дальнейших распоряжений посвистывал, тактично соблюдая дистанцию.

– Твоя голова требует более серьезного внимания. Теперь ты очень важный свидетель.

Алексин широко улыбнулся, невольно придавая сказанному обратный смысл. Вовремя спохватился, сердито глянул на медика. Взгляды их встретились, сразу произошло взаимопонимание.

– Будьте спокойны, я о нем позабочусь. Проведем несколько процедур, и будет, как огурчик. Не так ли, молодой человек! – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес доктор, поворачиваясь к Вадееву. – Пара уколов, витамины и калорийная пища. Будешь здоровеньким и веселеньким.

Поздний вечер.

Воскресный день заканчивается. Несколько часов разговоров и обследований дали много информации и почти ничего конкретного. Все, как один, крепко спали, видели сны – и даже пророческие. Спальный корпус №6 оставался за пределами их внимания. Это объяснялось знойным субботним днем, водными процедурами и плотным ужином. Жизнь у всех представлялась из личных удовольствий и любовных мечтаний. Если вначале всеобщее безразличие вызывало досаду, то к вечеру Алексин понял нелепость своих притязаний, сам с приятностью припомнил речные перекаты между крутыми берегами.

На фоне всех отдыхающих заметно выделяется личность Вадеева – тоже мечтателя, но все же бесценного свидетеля. Металлическая трубка, найденная недалеко от трупа Игоря Шкоды, является серьезной уликой и убедительным подтверждением правдивости показаний. В то же время Алексина не оставляет ощущение зависимости от единственного свидетеля, возникает подозрение, что поэтические наслоения в изложении Вадеева являются хорошо продуманным способом зомбирования его – следователя Алексина. Да, есть целенаправленная последовательность, и – никаких случайных деталей.

Иногда проскальзывает мысль, что расследование проводит Вадеев, а не профессиональный сыщик Алексин. Впрочем, такой метод работы свойствен именно Степану Михайловичу – он как бы подзадоривает, сам отстраняется и позволяет свидетелю выговориться на полную катушку. В минуты сомнений следователь пытался представить себя на месте парня и все больше убеждался в его искренности. В таком состоянии, в каком находился тот, невозможно придумать хитроумную цепь событий. Для ее убедительности требуется не только точное знание криминальной обстановки, особенностей ее изучения, но и особый дар, проверенный на жизненном опыте. В памяти возникает открытый мальчишеский взгляд под нависающей медицинской повязкой, художественно оформленная речь. Художник? Поэт? Единственный свидетель. Так или иначе, выбора нет. Факты поданы, надо разложить их в логической последовательности. Уже потом лакмусовая бумажка.

Поиски каких-либо улик в доме сторожа ничего не дали. Дом как дом за исключением планировки. Большую часть занимает комната для гостей на время зимнего закрытия базы, для их удобства предусмотрен отдельный выход через просторную веранду. С целью экономии площадей и тепла кухня совмещена с прихожей. Холостяцкий дом, никаких излишеств. Можно сказать, уют без особых претензий, но в художественном вкусе нельзя отказать. Стены сложены из соснового кругляка, внутри никакой особенной отделки – если не считать те же, но уже добротно отшлифованные, поверхности бревен. Даже чердак силами сторожа переделан в подобие летней спальни. В качестве постели хозяин предпочитал охапку соломы, покрытой чистой простыней. Во всем просматривается аскетизм. Рядом, на полуметровом обрезке строганой доски, – бумага, две книги по философии, шариковая ручка. Чем вызвана скромность в запросах, не трудно понять, ощущая пьянящий аромат лесного присутствия. Среди бумаг имеются дневниковые записи, точнее – афоризмы. Дневник приобщен к материалам дела, и по сути противоречат первоначальным выводам.

Изложенные в рукописи мысли заставляют задуматься, вносят сомнения в складывающуюся версию. Лощеная бумага и аккуратный почерк – тоже немаловажный показатель психологии автора. Степан Михайлович еще на чердаке успел вычитать несколько фраз. С каждым прожитым днем я все больше обогащаюсь впечатлениями от гармоничного содружества флоры и фауны. История нам доносит о существовании в прошлые времена лесных разбойников, а мне все меньше верится в единство природы и зла. Показательным примером является герой народных баллад Робин Гуд. В новых условиях проживания я не просто раскаиваюсь в своих прежних заблуждениях, а склоняюсь к мысли о присутствии только в обществе злой энергии, подчиняющей себе людей малодушных. От природы, как и сильного духом человека, всегда исходят добро и справедливость. Стихийные бедствия – естественная реакция на вандализм и жадность бездушной цивилизации.

Как будто ничего исключительного, но глубина необыкновенная в понимании и практическом следовании, казалось бы, немудреной мысли. Но никто не сомневается в плодотворности даже вынужденного одиночества. В отсутствие потребительской и отупляющей городской рекламы разыгрывается воображение, формируется правильное мышление. В соседстве с девственной природой какой-нибудь маньяк стыдится самого себя – пошлое утаивает, а едва заметные положительные сдвиги раздувает до небес. На всякий случай? Как доказать! Со слов директора Скреметы, дом построен при идейном руководстве самого Дурновцева. Поэтому небольшой, мощенный известняком, дворик по периметру окружен легкими постройками для живности. Алексин с интересом рассматривал петухов с красочным оперением и экзотичного дикобраза. Даже при отсутствии хозяина он начинал попадать под его обаяние. До посещения и обыска дома Дурновцева следователь был убежден в правильности версии с главным участием сторожа, а вновь сделанные открытия становились камнем преткновения. Теперь все поиски направлены на устранение сомнений.

Доктор доходчиво разъяснил, что Игорь Шкода, обнаруженный в редких зарослях, после гибели мог еще и подвергнуться нападению зверя. Характерные следы когтей отчетливо выражены на одежде и теле трупа. При поверхностном обследовании обнаружены сломанные ребра. Повреждения приписали медведю Дурновцева. Не ясна история с собакой сторожа, но следы обоих животных потерялись. Подключили собаку Жульбу и виновника посмертных переломов нашли быстро. Отличились кинолог с Жульбой. В километре от базы Алексей пристрелил. Воспользовался двустволкой сторожа, изъятой в доме сторожа. Сам факт незначительный, если не считать поведение медведя и переживания Алексея.

– Никогда не охотился на зверя. А здесь, значит, медведь. И Жульба его не знает, ей запах нужен. А он идет, знаете, не спешит. Оглянулся. Остановился. Снова повернулся. Вроде: догоняйте, сколько можно ждать. Ласково так ворчит. Ну, знаете, Жульба понимает такой голос, а человеку ли не понять животного. – Кинолог ожесточенно рубанул ладонью по воздуху. – Вспомнил трупы… осатанел. Выстрелил! Подхожу, а он морду тянет: мол, дай что-нибудь вкусное. Не поверите, заплакал, но второй патрон разрядил.

Как хороши, как свежи были розы! Тургенев был охотником. Охотник до чего? Масса вопросов, а ответить обязан он – следователь Алексин. Образ жизни и характер Александра Дурновцева высветились, но только в воображении, а на самом деле – масса загадок, учитывая их противоречия. Обычно причина смерти является всего лишь закономерным результатом цепочки многочисленных поступков – за редким исключением. Самое удивительное, нет живых участников преступления, сказочным образом замкнулся круг. Воистину, рука провидения. И этот Вадеев появился по мановению волшебной палочки – на нем, как информатора, замыкается любая версия. Алексин даже не заметил, как включил в соавторы своих домыслов мечтательного молодого человека. А почему бы и нет? Все звенья версии держатся только на показаниях единственного свидетеля. В ином случае, страшилка для любителей острых ощущений. Конечно, медицинская экспертиза скажет веское слово, но и теперь в общих чертах понятно, какое завершение получит расследование. Вот как!

Сумерки неуклонно опускаются на озеро и все окружающие строения. Небесные светила двигаются по своему неизменному пути. И сама история в сравнении с мирозданием выглядит незначительной, сторонней для всех живущих. Заключительная часть выездного марафона подходит к концу, и последняя беседа в кабинете директора является чистой формальностью – более необходимой для Ореста Викторовича, чем для следственной группы. На его лице отражаются все признаки удовлетворения: сами убедились, я здесь не при чем, остальное – дело случая.

Итак, сторож Дурновцев в особом психическом состоянии отправился в ночной вояж. Убил и изуродовал любителя ночных прогулок Игоря Шкоду. Конечно, с помощью медведя. Насчет собаки ничего не известно. Просто исчезла. Вопросы потом. Сторожа привлек свет в крайнем спальном корпусе. Кругом тишина, людей нет, а содеянное преступление усилило склонность к уничтожению, требовало продолжения. Может быть, он знал, кто поселился в домике, а возможно – подглядел в просвет между оконными шторами, как и пытался сделать Вадеев. Молодые красивые женщины не могли оставить его равнодушным. Вошел. Посчитал их прелести доступными, получил достойный отпор. Кровавая развязка? Почему бы и нет. Вопросы потом.

Что бы ни говорили о непостоянстве фортуны, все равно жизнь прекрасна. Клубок раскручен, в общих чертах версия готова. Пусть предварительно, но Алексин по опыту знает, по существу ничто не изменится, разве что обрастет убедительными деталями.

Ночь подкатила мягко, как постель ласковой жены. Лесная симфония завораживает, озеро дышит своей прохладой. Вечный дуэт Земли и Воды? Милый «Уазик», Жульба, друзья по делу, закрытому «Делу», мы выполнили наш служебный долг. Жульба сидеть! Эй, включай свой магнитофон! Нет приятней фырканья мотора и убаюкивающего мотанья по ухабистым русским дорогам.

Алексин спал и сладко улыбался. На него таращился Федор. Фотографу невдомек, что «Дело» закрыто, а следователь находится под впечатлением приятных воспоминаний, когда он был совсем молодым, как свидетель Вадеев. В его сознании фрагментами отражаются события давно минувшие. Потом – красная комната, в полумраке человеческие трупы. Он ступает осторожно, чтобы не споткнуться о вытянутые ноги и раскинутые руки. Обходит скрюченное тело сторожа и оказывается перед горящей свечой у лица русоволосой женщины. Ее глаза открыты, огромные зрачки двигаются вслед его движениям, но тело находится в состоянии полного покоя. Следователь наклоняется к ее обнаженной груди, его взгляд скользит по кровоточащей ране на животе, опускается ниже. Неестественная белизна бедер завораживает, пробуждает какое-то смутное беспокойство. Он касается их дрожащими пальцами, чувствует пульсирующий холод и сексуальную притягательность. Понимает собственную ненормальность и все равно не находит силы отвести взгляд.

Но почему так напугался Федор?.. Да, он внешне скопировал страдальческое лицо следователя, имеющего все признаки пережитого страха. А приснился Вадеев, бог знает откуда, с табельным пистолетом Степана Михайловича. Свидетель настроен игриво, и оружие в его руке болтается, будто ключ на пальце шофера. Неловкое движение, и…

– Нет. Не-ет! – в панике проснулся Алексин и, опомнившись, закончил: – А что так медленно едем? Давай, прибавь газу!

Нервная судорога перекосила лицо, руки сжались в кулаки, а тревожный взгляд направлен в скачущие неровности дороги. Что там?

21 августа. Утро.

Работа есть работа, ничего из ряда вон выходящего не произошло. Все расследования со временем становятся привычными своей непохожестью. Факты проанализированы и разложены по полочкам, недостающие звенья восполнены, благодаря профессиональному и житейскому опыту следователя, сделано соответствующее заключение. И все-таки Алексин не испытывает удовлетворения по той простой причине, что личный опыт не может дать однозначного и непогрешимого решения. Главное – некому предъявить обвинение, исключается возможность пострадать невинному человеку. Последняя встреча с Вадеевым в кабинете. Парень держится уверенно и даже нагловато. Чуть насмешливая улыбка.

– Работаешь архитектором?

– Уже говорил.

– Выходит, еще одна лишняя профессия.

Неопределенно пожал плечами. Опять молчание. Взгляд направлен за окно, где собираются кучевые облака и стайками пролетают воробьи.

– Вы уж, Степан Михайлович, скажите откровенно, чего от меня хотите. Все вокруг да около. Похоже, в чем-то подозреваете, но боитесь ошибиться.

– Пожалуй, ты прав. Я чувствую, твоя травма не случайна, как и… твое появление у спального корпуса. – Алексин придвинул к себе лист со свидетельскими показаниями, с легкостью в голосе продолжил: – По каким-то своим соображениям ты можешь скрывать детали злополучной ночи, но все равно я тебе симпатизирую. Мой интерес к тебе чисто психологический. Не каждый день встречаюсь с архитекторами. Ничего не произойдет, если ты немного расскажешь о себе.

– Записывайте. Попытаюсь сформулировать, если, конечно, будет интересно, – начал он монотонно. – Специалисты говорят, моя психология находится под влиянием планет Урана и Сатурна. Таким образом, поступки приобретают двойственный характер – в зависимости от расположения планет. Иногда находит задумчивость с все обостряющимся вопросом, пригоден ли я для общества, несу ли прогрессивный элемент для своей нации и вообще – цивилизации. Отсюда книгокопание, поиски мыслей, подобных моим. Как-то надо оправдывать свою жизнь, хотя, по утверждению некоторых графоманов, каждому человеку отведена особая роль в обществе, без которой не будет равновесия в природе.

– Прямо-таки! – саркастически скривил рот Степан Михайлович. – Выходит, на другой чаше весов должны быть негодяи. Для равновесия. А если нет надобности в негодяях, то как же ты оправдываешь свою жизнь?

– Вы правильно поняли, или догадались, что я не случайно оказался рядом с местом преступления. И не в моих интересах что-либо скрывать. Скорее, беспокоюсь о репутации погибшей женщины – Галины. Она была моим другом, к ней стремился, ее изучал. Любил наконец! За ее насмешки надо мной, хотя и верил – однажды она очнется от своих заблуждений, прозреет и увидит меня в завершенном качестве.

– Какую завершенность имеешь в виду? Извини, перестаю понимать.

– Как известно, любое настоящее произведение должно быть законченным, как, например, готовый бриллиант. Мы сразу видим его ценность. И я такую мысль вынашивал, чтобы взять реванш в бесконечном диалоге с ней. Даже наши беседы являлись формой самовыражения. События изменили мои взгляды, и пусть она покоится без моего на то вмешательства. Другого сказать не могу и не хочу!

– Так-так, – неожиданно подобрел Алексин. – Я тебе сделаю одно предложение. Ты увлекаешься литературой?

– Как сказать.

– Ну, пишешь?

– Когда-то пытался. Ничего не вышло.

– Запомни наш разговор и постарайся изложить события так, как если бы писал… рассказ, что ли. В общем, напиши произведение, а я помогу пристроить в каком-нибудь журнале. Одно условие – достоверность. Договорились?

– Однако! – усмехнулся Вадеев. – Во-первых, я не хочу говорить о Леготиной, а во-вторых, не могу допустить проникновения в ее частную жизнь.

– Считай, для меня лично. «Дело» закрыто, как тебе известно.