Спасая Еву

– До свиданья, Илья, – сказала я, впервые произнося его имя вслух.

Интересно, знает ли он моё?

Мы уставились друг на друга.

– Пока, Ева.

Оставайся невидимой. Я натянула капюшон, пряча лицо, и пошла к вокзалу, растворяясь в толпе. Холодный воздух пах мокрым асфальтом и жареными пирожками. Я оглянулась, но внедорожник Ильи уже исчез, будто его и не было.

Купив билет до Ярославля, я направилась к платформе. Поезд подъехал с лязгом, и я, показав билет проводнику, забралась в вагон. В купе пахло старой обивкой и чьим-то забытым ланчем. Я села у окна, обхватив себя руками, и уставилась в пустоту. Екатеринбург. А дальше? Илья сказал двигаться. Найти дешёвый автобус в никуда. Но если люди Лебедева найдут меня, увижу ли я их? Смогу ли спрятаться?

Я подумала о маме. Может, позвонить? Просто сказать, что я жива, но не говорить, куда еду. Будет ли она волноваться? Или просто прочтёт мне очередную лекцию о том, как я всё делаю не так? Слёзы защипали глаза. Я заморгала, отгоняя их, и уставилась в потолок. Не сейчас, Ева. Развалиться можно потом.

Кто-то сел напротив. Я подняла глаза и замерла.

Илья. Его присутствие заполнило купе, как дым. Он смотрел на меня, не мигая, и от его взгляда у меня по спине побежали мурашки. Я ждала, что он скажет, но он молчал, и это молчание было хуже крика.

– Что ты здесь делаешь? – наконец выдавила я.

Он наклонился вперёд, положив локти на колени, а его серые глаза холодно оценивали меня:

– Я хочу переспать с тобой.

Его слова потрясли меня и заставили затаить дыхание. Чёрт возьми. Я попыталась представить себя обнажённой с этим огромным мужчиной, но мой мозг не смог обработать эту мысль.

– Ты… хочешь? – тупо спросила я.

Я постаралась скрыть эмоции на лице, но знала, что делаю это плохо.

Он наблюдал за моей реакцией с холодной улыбкой:

– Поэтому я не хотел, чтобы ты оставалась.

– Ты избавился от меня, потому что… я тебе нравлюсь?

Он скрестил руки на груди:

– Что-то в этом роде.

Это было какое-то предложение? Именно поэтому он пришёл сюда? И если да, то ждал ли он ответа?

Мне нужно было выиграть время:

– Я думала, я не в твоём вкусе.

Его тело напряглось, но глаза не отрывались от моего лица:

– Ты не в моём вкусе.

Я понятия не имела, как на это ответить:

– Я в замешательстве.

Он молчал, и каждая секунда тянулась, как час. Потом он резко встал:

– Это была ошибка.

Он пошёл к выходу, и я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Он был моей единственной защитой, а теперь уходил, оставляя меня одну. Паника толкнула меня вперёд. Я схватила рюкзак и бросилась за ним:

– Подожди!

Я догнала его и вцепилась в его руку.

Он стряхнул мою хватку:

– Иди и живи своей жизнью. Постарайся остаться в живых.

Он исчез, спустившись по лестнице с вагона.

Я стояла, колеблясь в нерешительности. Если я уеду отсюда одна, я была почти уверена, что это лишь вопрос времени, прежде чем люди Лебедева догонят меня и убьют. Илья предлагал защиту, если я пересплю с ним. Оба варианта пугали меня, но только один позволил бы мне остаться в живых.

Я сбежала по ступенькам и догнала его на платформе:

– Зачем ты вернулся?

Я едва протиснулась сквозь поток пассажиров, направлявшихся к своим вагонам:

– Пожалуйста, поговори со мной.

Он проигнорировал меня и продолжил идти.

– Ты уходишь, потому что я неопытна?

Я старалась не отставать от его удаляющейся фигуры.

Он остановился так резко, что я врезалась в его спину. Он развернулся и сердито посмотрел на меня:

– Я же сказал тебе. Это была ошибка.

Боже, он был огромным. Он возвышался надо мной, пугающий. Но я не могла отступить. Это был мой единственный шанс. Мне нужно было, чтобы он знал, как я напугана.

– Пожалуйста. Я не в безопасности одна, – сказала я, и мой голос сорвался.

Его ноздри раздулись, когда он пронзил меня взглядом:

– Это плохая идея.

Конечно, он был прав. Это была плохая идея. Но он казался человеком, который лучше всего способен сохранить мне жизнь.

– Мне нужна защита. Ты можешь меня защитить?

Он выглядел слегка оскорблённым тем, что я вообще сомневаюсь в его способности обеспечить мою безопасность:

– Я могу защитить тебя от Лебедева, от этого мира, но не в этом проблема.

– Так ты защитишь меня? – мой голос дрогнул.

– Если ты моя, я защищу тебя.

Если ты моя. Что это значило? Имело ли это значение? Я понятия не имела, на что соглашаюсь, но я хотела жить.

– Я согласна.

Он покачал головой, явно раздражённый:

– Это ошибка.

– Это не так.

Это был мой лучший шанс остаться в живых.

Его рука схватила мою, и всё изменилось. Он больше не шёл впереди, равнодушный и холодный. Теперь он заслонял меня от толпы, его широкая спина была как щит. Люди расступались перед ним, будто перед волной. Я просто следовала за ним, чувствуя, как страх отступает, но на его место приходит что-то новое – опасное, неизведанное.

Я последовала за ним обратно к машине и села рядом с ним. Не глядя на меня, он нажал на газ.

Мы ехали молча. Я взглянула на человека, который только что спас мне жизнь в третий раз за три дня, но не осмелилась заговорить. Раздражение исходило от него словно жар, потрескивая энергией.

Три месяца с ним в обмен на возможность прожить остаток жизни. Речь даже не шла о том, чтобы поступить правильно. Это был мой единственный выбор.

Мы заехали обратно в тот же отсек у склада. Яков наблюдал, как мы подъезжаем, его огромные руки были скрещены на груди, и я заметила тень удивления в его глазах. Когда мы вышли из машины, он спросил:

– Всё в порядке, Илья? На вокзале были проблемы?

Илья повернул свой тёмный взгляд в мою сторону:

– Наверх. Сейчас же.

Я пошла за ним. Сегодня он был другим. Угрюмый и злой. Я последовала за ним в его лофт и села на диван.

– Чёрт, – выдохнул он, стоя посреди комнаты, уперев руки в бока.

Я ждала, затаив дыхание. Он повернулся ко мне:

– Дай мне свой рюкзак.

Я с трепетом передала ему рюкзак. В нём хранились все мои мирские пожитки. Он открыл верхний клапан и перевернул его, вытряхивая содержимое на журнальный столик. Я наблюдала без протеста, как он бросил мою одежду на диван рядом со мной, а затем осмотрел всё остальное. Не то чтобы там было на что смотреть. Там были мои туалетные принадлежности. Мой паспорт и страховка. Потрёпанная книга в мягкой обложке, которую я уже читала бесчисленное количество раз. И небольшой блокнот с ручкой, которыми я документировала каждый день своей несчастной жизни в качестве свидетеля.

Он взял мой маленький блокнот, и мой протест вырвался из меня:

– Не надо!

Его холодный взгляд пригвоздил меня.

Я поспешила объяснить:

– Это мой личный дневник.

С отвращением он бросил его на стол. Откинулся назад, скрестил руки и принялся изучать меня.

– Что теперь? – спросила я.

Неизвестность пугала меня.

– Я думаю.

Я начала собирать вещи, складывая одежду в рюкзак. Всё, кроме кожаной сумки с деньгами. Она осталась лежать на столе.

Он наклонился вперёд, поднял кожаную сумку и протянул мне:

– Ты забыла это.

– Это твоё.

– Я отдал это тебе.

– Чтобы я уехала. Теперь я остаюсь.

Его челюсть сжалась:

– Держи это при себе всё время. Если всё пойдёт наперекосяк и тебе действительно удастся сбежать, тебе понадобятся деньги.

Его щедрость была в прямом противоречии с его кислым поведением. И я не хотела думать о том, что он имел в виду, говоря «если всё пойдёт наперекосяк».

– Спасибо.

Я сунула небольшую кожаную сумку на дно своего большого рюкзака, а затем села и стала ждать указаний и вариантов. Я ждала, что он скажет мне, что делать и чего не делать, чтобы обеспечить свою защиту.

Глава 7

Илья

О чём я думал, чёрт возьми? Девушка, сидевшая на диване, выглядела одновременно испуганной и облегчённой. Я хотел её успокоить, дать понять, что она в безопасности, но вместо этого, как последний идиот, ляпнул какую-то чушь про то, что хочу с ней переспать. Гениально, Илья. Теперь она, наверное, ждёт, что я наброшусь на неё, стоит ей моргнуть. Мой член, конечно, имел своё мнение на этот счёт, но я дал себе слово: она уйдёт отсюда нетронутой. Девственницей. Точка.

– Я хочу держать тебя под своей защитой, потому что мне нужно, чтобы Лебедева не было на улицах, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Её зелёные глаза, огромные, как у загнанного оленя, встретились с моими. На долю секунды. Потом она отвела взгляд, уставившись в пол, будто там был ответ на все её беды. Она боялась меня. Обычно мне плевать, что там чувствуют другие – их страх, их боль, их надежды. Но Ева… Она так старалась спрятать свой страх, стиснув пальцы до белизны, что я почувствовал себя плохо.

– Слушай, – я кашлянул, пытаясь смягчить тон, – несмотря на ту ерунду, что я сказал в поезде, я не собираюсь с тобой спать. Я хочу, чтобы ты это поняла.

Я смотрел на неё, мысленно проклиная себя за каждое слово, что вылетело из моего рта до этого. Не трогать её. Она под запретом. Как бы ни хотелось провести пальцами по её бледной коже, узнать, как она вздрогнет под моим прикосновением. Запрещено.

Ева подняла взгляд, и в её глазах мелькнуло что-то новое. Не доверие, но… любопытство?

– Почему ты мне помогаешь? – спросила она тихо, почти шёпотом.

Потому что я не мог вынести мысли о том, что ты напугана и одинока в этом мире.

– Потому что это выгодно мне в долгосрочной перспективе.

– Когда я буду давать показания?

Её голос дрогнул, но она держалась.

– Да.

Она кивнула, словно мои слова были железным аргументом. Я мог защитить её. Должен был. Смириться с тем, что она здесь, под моей крышей, но вне досягаемости. В этом дерьмовом уголке моего мира невинность – редкость, и я не собирался отбирать у неё эту крупицу света.

Телефон завибрировал в кармане, выдернув меня из мыслей. Костя. Я встал, отошёл к окну, подальше от Евы, и ответил:

– Костя, привет. Что стряслось?

– Илья, привет, мне нужна огромная услуга.

– Говори.

– Лера и Машенька улетели со мной на игру в Минск. Мы только приземлились, а тут сообщения от нашей собачьей няни. Она отказалась смотреть за Петрушей. Говорит, он её достал.

– Что за бред, – я закатил глаза.

– Мы ищем питомник, но… можешь взять его хотя бы на день?

Я глянул на Еву. Она сидела, поджав ноги, уставившись в пол. Измотанная. Ей нужен был кто-то, кто не будет её пугать. Петруша – тот ещё кошмар на четырёх лапах, но, чёрт возьми, он мог бы помочь мне с ней.

– Забудь про питомник, – сказал я. – Я заберу Петрушу, пока вы не вернётесь.

– Илья, друг, я твой должник.

– Передай няне, что мы скоро будем.

Я сунул телефон в карман и повернулся к Еве. Она подняла глаза, и я поймал себя на том, что не хочу, чтобы она снова их опустила.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал я.

Её брови чуть приподнялись. Впервые за весь вечер в ней мелькнула искра интереса.

– Мне нужно забрать собаку моего друга.

Она выглядела заинтересованной:

– Тебе нужна моя помощь?

– Эта псина – настоящий ураган. Поможешь держать её в узде, пока я за рулём?

Она выпрямилась на диване:

– Хорошо, – кивнула она, и в её голосе проскользнула тень улыбки.

Мы ехали к дому Кости и Леры. Ева сидела рядом, сложив руки между колен. Она не смотрела на меня, не говорила. Её неподвижность резала глаз – будто она боялась дышать слишком громко, чтобы не привлечь внимания. Я не винил её. После всего, что она пережила, я был для неё очередным хищником. Может, чуть менее опасным, но всё ещё хищником.

Она должна бояться меня.

Я прочистил горло, пытаясь придумать, что сказать, чтобы она расслабилась:

– Костя – один из моих старейших друзей. Росли вместе. Он хоккеист.

Она удивлённо взглянула на меня:

– Профессионально?

– Да, сейчас играют в Минске.

Я ждал, что она скажет что-то ещё, но она снова замкнулась.

– Костя и его жена Лера получили Петрушу в подарок от его мамы. Петруша – чистокровный сибирский самоед с соответствующим характером.

– Что случилось с их няней для собак? – спросила она, и я уловил в её голосе слабый намёк на любопытство.

– Похоже, Петруша её довёл. Не справляется.

Мы подъехали к двухэтажному дому Кости, окружённому низким забором. Ева вышла из машины и пошла за мной, держась на шаг позади. Когда я позвонил в дверь, изнутри донёсся дикий лай, топот лап и приглушённые крики. Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина с растрёпанными волосами и глазами, полными паники.

– О, слава богу. Вы здесь за Петрушей? – выдохнула она.

Не успели мы ответить, как к нам рвануло белое пушистое торнадо. Петруша, весь в своей самоедской славе, мчался, скользя когтями по паркету.

– Петруша, сидеть, – приказал я.

Собака затормозила, плюхнулась на задницу, но её хвост молотил по полу, а глаза горели восторгом. Она переводила взгляд с меня на Еву, будто решая, кого лизнуть первым. Я ткнул пальцем в сторону дома, и Петруша, фыркнув, рванул обратно.

Няня уставилась на меня, как на дрессировщика тигров:

– Как вы это делаете? – пробормотала она.

Я шагнул внутрь. Мухтар, второй пёс Кости, степенно подошёл к Еве и ткнулся носом в её ладонь. Она замерла, но потом медленно погладила его, и уголок её рта дрогнул в намёке на улыбку. Тем временем Петруша взгромоздился на задние лапы, обнюхивая что-то на кухонной стойке.

– У вас есть его еда? – спросил я няню.

Няня указала на два больших пакета на полу. Рядом был большой пакет с собачьим кормом:

– Игрушки, лакомства, поводок, вторая шлейка. Он вчера разорвал свою лежанку, но я положила его любимое одеяло, – добавила няня, глядя, как Петруша тянет лапой яблоко из фруктовой вазы. – Петруша, слезай.

Собака проигнорировала её и бросила яблоко на пол. Петруша наблюдал яркими тёмными глазами, как яблоко катилось по полу, прежде чем громко залаять и атаковать его лапами.

– Демон, – пробормотал я Еве.

Она смотрела на пса с чем-то вроде восхищения. Впервые за весь день её плечи чуть расслабились.