Сделка с Богом Смерти

ГЛАВА 6

ЧЕРНОБОГ

Молодая Царица – Злата, как ее называли в доме семьи покойной девушки, уснула в карете. Ее шея свисает вперед под ужасным углом. Она выглядит почти сломанной. Она издает сдавленный хрипящий звук, как будто ее дыхательные пути частично сужены. Это действительно очень раздражает.

Я все еще в своей «человеческой форме лекаря», не то, чтобы меня это волновало.

Но так много странных и раздражающих ощущений. Когда я последний раз был в этом мире, я не помню, чтобы меня все так раздражало. Конечно, тогда я, в основном, находился на улице. Меня уж точно не возили в карете и не подвергали пытками храпа измученной царской особы.

Какого черта эта отвратительная тишина исходит от такой благовоспитанной девушки?

Нет, к черту. Я отказываюсь терпеть остаток этой поездки с этим шумом.

Я наклоняюсь через пространство между сиденьями. Я осторожно протягиваю кончики пальцев и толкаю ее в лоб, прижимая ее спину к сиденью.

Но ее голова просто откидывается назад в прежнее положение.

Хорошо. Это требует более жесткого вмешательства.

Я обхватываю ее плечи обеими руками и прижимаю верхнюю часть ее тела к стенке кареты. Несмотря на мои попытки удержать ее в вертикальном положении, она скользит вперед, ее щека волочится по замерзшему окну. Храп становится сильнее.

Рыча от разочарования, я перекладываю ее ритуальную книгу на сиденье, на котором сижу, и сажусь рядом с ней.

Под новым углом я беру ее за плечи и снова корректирую ее положение. При этом мое предплечье задевает ее грудь. На ней все еще тяжелая меховая накидка, но под ним очевидна выпуклость ее груди. Она одарена в этой области.

Мое сердцебиение ускоряется, и я останавливаюсь на мгновение, чтобы мысленно оценить ощущение. Я не уверен, почему это произошло.

Когда я тянусь к ней вот так, ее запах пронизывает мои чувства, проникает в мой разум. Она пахнет знакомо – медной кровью, ладаном, телами, которые только начали разлагаться, потом на лихорадочной коже. Она пахнет смертью.

Она пахнет домом.

Боль в центре моего горла.

Когда я снова толкаю ее голову в угол кареты, ее брови хмурятся, и она издает тихий, расстроенный стон.

Жар пронзает мое тело, мгновенный и всепоглощающий. Он в основном сосредоточен в моих гениталиях. Кровь приливает вниз. Это очень тревожное чувство.

Я был рядом со многими человеческими женщинами. В основном мертвыми. Может быть, около сорока живых женщин за время моих различных пребываний в смертном мире. Ни одна из них не заставляла меня так реагировать, как эта Царица.

Я отталкиваюсь от нее, потрясенный.

Я не лучше, чем низкорожденный смертный или один из моих развратных братьев-богов. Это девушка вырвала меня из моего удобного места для отдыха и затащила в свой мир резкого холода и крошечных жертв чумы.

Это девушка, которая ударила меня по лицу, и я бы наказал ее за это оскорбление, если бы она не была так обеспокоена потерей безделушки своего брата.

Почему я так на нее реагирую?

Она вздыхает, поворачивает тело и наклоняется вправо, ко мне. Я колеблюсь на секунду дольше, чем нужно. Она падает на меня, ее голова оказывается чуть ниже моего плеча.

Теперь, если я пошевелюсь, она тут же упадет и проснется. И тогда она может заметить, как твердая длина упирается в мои штаны.

Лучше оставаться там, где я есть, пока эта абсурдная физическая реакция не утихнет.

Теперь она дышит тихо, не хрипло. Слава Звездам хотя бы за это.

Я смотрю на книгу на сиденье напротив меня. Это одна из немногих книг, в которых содержится обряд моего призыва. Кто знает, какие еще мои секреты она может нести? Мне придется избавиться от нее позже.

Проходят долгие минуты, в течение которых я злюсь и киплю, придумывая самые гнусные и уничижительные имена, какие только могу придумать, для Царицы, противостоящей мне. К сожалению, некоторые отвратительные имена возбуждают меня еще больше, чем следовало бы. Эта человеческая форма слаба, склонна к нелепым приступам первобытного ощущения.

Когда мысленное оскорбление Царицы не срабатывает, я пытаюсь изменить свою форму. Я могу изменить цвет своей кожи, заставляю рога появится и исчезнуть, дать себе когти и клыки или убрать их, но я не могу изменить свой рост или объем, и я не могу изменить текстуру своей кожи. Я не могу заглушить нежелательные ощущения. Я, как оголенный нерв, раздетый до дрожащей наготы, открытый всем изменчивым человеческим чувствам.

Эта сделка другая. Девушка-царица как-то изменила меня, и я это ненавижу. Как она это сделала? Это были временные рамки ее требования или что-то еще?

Карета грохочет по новой поверхности. Быстрый взгляд в окно показывает, что мы проезжаем через арку во двор.

Мы прибыли во дворец.

ГЛАВА 7

ЗЛАТА

«Ваше Величество.»

Тихий, немногословный голос, знакомый, Тихомир, слуга, который управляет моей каретой с тех пор, как умерло большинство наших царских извозчиков от чумы.

Я плыву в теплом тумане, не в силах понять, где нахожусь и почему он со мной разговаривает.

«Ваше Величество, мы приехали», – продолжает Тихомир. «Я подъехал к Восточной башне. В данный момент рядом никого нет, но, я думаю, нам следует поспешить внутрь вместе… с ним.»

Другой голос, похожий на гром и грохот катящихся валунов, соединился в единый доминирующий звук. «Ты будешь говорить обо мне с уважением, смертный, или я отрежу тебе язык.»

Новый голос вибрирует по всей карете и проникает в мое тело. Глаза все еще закрыты, я хмурюсь, когда мой утомленный разум начинает проясняться.

Новый голос вибрирует по всей карете и проникает в мое тело. Глаза все еще закрыты, я хмурюсь, когда мой утомленный разум начинает проясняться.

Опять голос Тихомира, на этот раз пронзительный от страха. «Простите меня, Всевышний Чернобог, Владыка тьмы, Повелитель бедствий, Творец катастроф, Властелин…»

«Помолчи, дурачок», – усмехается Чернобог. «Неужели ты не можешь придумать лучших названий? Я позволю тебе дожить до завтра. Предлагаю тебе потратить время на составление списка прекрасных названий для меня.»

Его голос совсем близко. Слишком близко.

К чему я прислоняюсь? Не к стене кареты…

Мои глаза резко открываются.

Я прислоняюсь к гладкой плоти руки Бога Смерти.

Ох Боги, Боги....

Я выпрямилась, провела руками по лицу, проверив, нет ли слюней, и откинула волосы назад. Как Чернобог оказался на этой стороне кареты, и почему я прижалась к нему, как будто он пуховая подушка?

«Ваше милосердие не знает границ, Мой Бог», – говорит бедный Тихомир, кланяясь. «Я придумаю лучшие титулы, чтобы восхвалять ваше имя.» Он отступает, все еще кланяясь, а затем убегает из моего поля зрения, вероятно, чтобы присмотреть за лошадьми.

«Ты не можешь убивать моих слуг», – говорю я Чернобогу. «Мы призвали тебя в этот мир, чтобы ты спасал жизни, а не отнимал их.»

«Ничто в нашей сделке не мешает мне отнять жизнь, если я того пожелаю. Кроме твоей. Как ни прискорбно бы это не было, мне не позволено забрать твою жизнь. Но если бы ты умерла случайно…»

«Но я почти умерла», – напоминаю я ему. «Я чуть не упала в Яму. Ты мог бы позволить мне умереть, но не сделал этого.»

«У меня был момент идиотизма», – рычит он.

«Хм.» Крошечное пятнышко света пробуждает жизнь глубоко в моей груди, и в огромной тьме, которой стало мое сердце, его тепло вызывает привыкание, как само солнце. Я алчно жажду большего количества этого света, чем бы он ни был – надеждой, юмором, удивлением, я больше не могу сказать. Я совершенно оцепенела и опустошена, если не считать этого единственного пятнышка живого, трепещущего света.

Я наблюдаю за Чернобогом, а он смотрит на меня, пока вдруг он не зарычал и не выскочил из кареты.

«Тихо!» – шепчу я ему, хватая ритуальную книгу и выбираясь вслед за ним. «Нам нужно незаметно провести тебя внутрь. Я не хочу, чтобы кто-то спрашивал меня, почему я обнималась с незнакомцем с обнаженной грудью в своей карете, в то время как мои люди болеют и голодают.»

«Мы не обнимались», – говорит он надменно. «Ты упала на меня. Так же, как чуть не упала в Яму. Тебе действительно следует лучше себя контролировать.»

«Помолчи и иди внутрь.» Я уперлась обеими ладонями в его голую спину, пока один из моих стражников держал открытой дверь в Восточную Башню. Стражник практически прятался за дверью, когда Чернобог проходил через нее.

«Сначала ты бьешь меня по лицу, теперь ты меня толкаешь», – ворчит Чернобог. «Я должен наказать тебя за эти нападения.»

Я слегка дрожу, от холода, может быть, или от страха. «Я попрошу кого-нибудь приготовить тебе комнату для сна. До тех пор ты будешь ждать в моих покоях.»

Мы останавливаемся у бетонной мойке прямо внутри башни. Другие бетонные мойки, подобные этой, занимают все входы во дворец. Я уже перенесла чуму, поэтому больше не могу нести ее или заразиться ею, как и мои стражники. Поэтому нам не нужно слишком тщательно мыться, как делают незараженные люди каждый раз, когда уходят из дворца или возвращаются. Но мы все равно моем руки и лица, по привычке.

Я рада избавиться от крови на руках. Но моя меховая накидка все еще заляпана ею.

Чума – коварная штука. Она распространяется по воздуху, цепляется за кожу и дыхание. По какой-то милости она не может передаваться через одежду или предметы, по крайней мере, мы не верим, что может. Но она в воздухе, переносится ветром, и нет эффективной защиты от такой всепроникающей заразы.

Единственное преимущество заключается в том, что в коридорах пусто и тихо, так как большинство служащих дворца больны, мертвы или переутомлены работой. Я могу провести Чернобога наверх, в царское крыло дворца, и никто этого не заметит, кроме еще одной пары стражников, которые, кажется, слишком устали, чтобы обращать на это внимание.

Тихомир все еще с лошадьми, но другая сопровождавшая меня служанка, Алена, следует за нами, позади двух моих стражников. Я останавливаюсь, на мгновение, и отступаю, чтобы поговорить с ней.

Алена неразговорчива, и у нее, похоже, не так много друзей среди других слуг, и это одна из причин, по которой я взяла ее с собой на вызов Бога. Она менее склонна сплетничать о том, что она увидела в глубинах старого леса.

«Ты, должно быть, очень смущена и напугана», – говорю я тихо. «С тобой все в порядке?»

«Немного напугана, Ваше Величество, но не смущена», – говорит она. «Я понимаю, почему вы это сделали. Но я беспокоюсь за вас. Он опасен.»

Она кивает вперед, в сторону широкой спины Чернобога. Он намного выше моих стражников, а его плечи огромны. Когда он идет, мышцы его спины напрягаются и двигаются самым отвлекающим образом. У меня возникает странное желание узнать, как эти напрягающиеся мышцы ощущаются под моими ладонями.

«Опасен», – рассеянно повторяю я. «Конечно, он опасен.»

«Но вы, кажется, не чувствуете этого так, как все остальные из нас.»

Она бросает на меня быстрый взгляд искоса. «То, как вы с ним разговариваете…, и вы ударили его по лицу! Он выглядел таким злым, я думала, он убьет вас за это. Моя госпожа, пожалуйста, пожалуйста, будьте осторожны. Вы нам нужны. Если с вам что-нибудь случится…»

«Тогда Совет назначит нового правителя», – уверяю я ее и почти добавляю, что, возможно, более опытного, чем я. Но я не говорю этого вслух. Царица не должна высказывать свои сомнения тем, кто на нее полагается.

«Я буду осторожна», – говорю я. «Но я должна снова попросить тебя сохранить это в тайне, Алена. Никто не должен знать, кто он на самом деле. Если кто спросит, то это лекарь из чужой страны, который услышал о нашем тяжелом положении и приехал нам помочь. Давай назовем его Дариусом. Скажем, он родом из…»

Я напрягаю мозг, пытаясь вспомнить какую-то далекую страну, о которой мы мало что знаем, какое-то темное место с магией. «Парфия. Да, так и будет. Дариус из Парфии.»

«Да, Ваше Величество.» Алена немного спотыкается, и я читаю в ее опущенных плечах ту же усталость, которую чувствую и я.

«Иди в свои покои и поспи немного», – говорю я ей.

«Но ваша кровать, Ваше Величество, я не знаю, менял ли кто-нибудь постельное белье, с тех пор, как там покоилась госпожа Лана. Я уверена, простыни грязные. Я проверю, и …»

«Иди спать», – решительно говорю я. «Я могу сама сменить себе простыни на этот раз. Иди, сейчас же. Твоя Царица приказывает тебе отдохнуть. А вы двое…» – я повышаю голос, обращаясь к своим стражникам. «Найдите еще пару стражников, чтобы сегодня ночью присматривали за моей комнатой. Вы и так достаточно потрудились сегодня. Если кто-нибудь спросит вас двоих, куда мы ездили сегодня днем, вы помогали мне привезти нового лекаря, Дария из Парфии.»

«Кого?» – тупо говорит один из стражников.

Другой стражник бьет своего товарища по плечу и кивает в сторону Бога Смерти, который остановился и стоит, скрестив руки, сердито глядя на нас всех.

«Аааа», – медленно говорит первый стражник, и в его глазах просыпается понимание. «Дариус из Парфии. Новый особый лекарь. Верно.» Он мудро кивает.

«Идите, тогда», – призываю я их. «Всем спать, и пришлите мне пару новых стражников.»

Каждый из них слегка кланяется мне, прежде чем направиться в коридор. Я прохожу мимо Чернобога и поворачиваю налево, приложив обе ладони к богато украшенным позолоченным дверям царских покоев.

Мои родители делили эту спальню. Также, у них были отдельные спальни, потому что мой отец спал беспокойно, а мама предпочитала свое собственное пространство. Их брак был счастливым, сотканным из взаимного уважения и страсти, которую они ради приличия подавляли на публике.

Их отсутствие вызывает во мне сильную печаль каждый раз, когда я вхожу в эти комнаты.

Когда я стала Царицей, я хотела остаться в своей старой комнате, но Совет настоял, что эти покои безопаснее. Из них есть два пути эвакуации, а стены и двери укреплены от землетрясений, взрывов и подобных опасностей.

Главный вход в покои открывается в просторную гостиную с кирпичным камином, в котором мерцает унылое и низкое пламя. Широкий белый мраморный очаг усеян пеплом.

Диваны и кресла в гостиной обтянуты красным бархатом, украшены подушками с цветочной вышивкой золотого оттенка. Огромные урны из белого мрамора раньше вмещали изобилие сезонных цветов, но теперь они пусты. Просто не хватает слуг, чтобы обеспечить все маленькие прелести царской жизни.

Полоски позолоченной отделки разделяют кремовые панели стен гостиной. На некоторых панелях крошечные картины изображают сцены из нашей истории – сражения, договоры, романтические отношения, смерти.

Справа от меня находится комната моей матери, где я сплю, где Лана боролась с пытками своей болезни. Слева от меня комната моего отца, закрытая и затемненная. Не используется. Обе спальни также имеют отдельные двери, ведущие в коридор.

Справа от камина есть еще одна дверь, ведущая в огромную купальню. Она зовет меня, но я не уверена, что система нагрева воды во дворце уже отремонтирована. Вот уже как два месяца система неисправна.

Я останавливаюсь в центре комнаты, глядя на простор бархатных диванов и маленьких расписных столиков. Такой маленький огонь для такого огромного пространства. Кажется, он больше охлаждает комнату, чем согревает ее.

Мне нужно попросить еще дров для камина. Мне нужно снять постельное белье, на котором спала Лана, и постелить свежее постельное белье. Мне нужно снять заляпанные кровью ботинки и одежду.

Мне нужно подготовить комнату на ночь для повелителя мертвых.

Мне нужно что-нибудь съесть.

Мне нужно смыть кровь Даны с волос.

Мне нужно смыть кровь Даны с волос.

Мне нужно… о, Боги, кровь Даны…, Дана….

Моя Дана, моя Лана.

Никого не осталось, все мертвы.

Крик, который нарастал в моей душе, снова нарастает в моей груди, выпирает из грудной клетки, расширяется в моем горле.

Я почти не знаю и не обращаю внимания на то, что Чернобог стоит позади меня, что он закрыл двери в покои, что он бормочет что-то саркастическое по поводу обстановки в комнате.

Я достигла предела. Я сейчас лопну.

Только не перед ним.

Зажав рот рукой, я швыряю книгу обрядов на диван и бегу в купальню.

Я падаю на колени и меня тошнит в белый мраморный туалет на полу. В животе пусто, но мое тело выплевывает то немногое количество желчи, что есть.

Содрогаясь, рыдая, я вытираю кислую слизь с губ тыльной стороной запястья. Я распадаюсь на части, я развалюсь на куски от ярости хриплых рыданий, вырывающихся из моей груди.

Я подползаю к краю затопленной мраморной ванны. Дотягиваюсь дрожащими пальцами и поворачиваю рычаги. Вода журчит, и она горячая, слава богам.

Мне нужно смыть кровь. Я не могу думать ни о чем другом.

Я лихорадочно срываю с себя теплую меховую накидку, затем платье, ботинки, толстые чулки, сорочку, нижнее белье. Моя грудь болит от силы моего горя, и я все еще хочу кричать, и все еще не кричу.

Я не могу, пока еще нет.

Подтянув колени к груди, обнаженная, дрожащая на краю ванны, я жду, пока вода поднимется немного выше. Дыхание застревает в моих легких, крошечные глотки, мгновенно извергаемые длинными гортанными стонами, ужасными звуками, которые я не могу остановить, потому что Даны…, потому что Ланы…моих родных подруг больше нет.

Скрип шагов в дверях ванной заставляет меня резко обернуться.

Чернобог неторопливо входит в купальню.

«Что ты здесь делаешь?» – кричу я, вытирая мокрый нос.

«Я думал, ты умираешь. Думал, что смогу насладиться зрелищем твоей кончины.»

«Иди к черту», – выдавливаю я срывающимся вздохом. «Убирайся!»

«Почему?»

«Потому что я голая.»

«Все входят в мое царство голыми», – небрежно говорит он. «Поверьте мне, я видел всевозможные вариации смертной формы.»

«Уходи. Прочь.»

«Как я уже говорил, я не подчиняюсь твоим приказам, маленькая Царица. Ты оставила дверь открытой. Если ты хотела уединения, тебе следовало ее закрыть.» Он идет через купальню, проводя кончиками пальцев по мраморным столешницам, поглаживая бронзовые ручки кранов в раковине, поглаживая края настенной плитки. Когда он подходит к корзине с душистым мылом и подносит одно к носу, его глаза расширяются.

«Мое Горнило Душ», – бормочет он. «Это чертовски вкусно пахнет.»

Он снова вдыхает, затем берет еще один кусок мыла. Его темные ресницы закрываются. «Звезды небесные, что это?»

Я почему-то перестала плакать. Яростное раздражение временно вытеснило мое горе. «Это мыло», – говорю я с раздражением. «Ты моешься им, когда купаешься, и потом пахнешь им.»

«Мыться, да…да, я знаю, что это такое.» Его жадный взгляд останавливается на ванне и журчащем кране. «Я никогда этого не делал. Никогда не было необходимости. Боги никогда не бывают грязными. Ну… некоторые боги любят пачкаться. Но мне нравится запах смерти, понимаешь. Запах гнили и костей, болезни и разложения. По крайней мере… я думал, что мне это нравится. У этого тела, похоже, другие идеи.» Он нюхает третий кусок мыла.

«Вся Навь пахнет отвратительно?» – спрашиваю я. «Я думала, что некоторые его части приятные. Мирные.» Нужда терзает мою душу, я должна знать, что мои подруги и родные будут счастливы в загробной жизни.

«Конечно», – отвечает Чернобог. «Я живу недалеко от входа в Навь, в том месте, которая поглощает часть запаха и разложения, которые души приносят с собой из моментов своей смерти. Но некоторые части моего царства довольно красивы.

Никаких болезней, вечная молодость, обильная еда и удовольствия – эти наслаждения принадлежат душам достойных. Чем более несправедливым или жестоким человек был при жизни, тем меньше удовольствия он получает после смерти. И некоторые души заслуживают боли и возмездия, а не только лишений. Для них есть отдельное место.»

«И ты решаешь все это. Кто получит загробную жизнь, а кто будет наказан?»

«Это то, для чего я был создан. Чтобы обеспечить равновесие и справедливость.»

Все еще держа кусок мыла, он смотрит на меня. На этот раз, это не беглый взгляд, как когда он вошел в купальню, а долгий, аналитический взгляд, который заставляет меня краснеть.

Поскольку мои ноги поджаты к подбородку, он не может видеть некоторые части моего тела. Но яркий свет в его глазах дает понять, что я, каким-то образом, на него влияю. Кажется, он ненавидит то, что видит. Он грозно хмурится. Свирепо глядя на меня, он подносит мыло к носу и долго вдыхает. Его хмурое выражение тут же разглаживается.

Бог Смерти, умиротворенный ароматом мыла.

Истерический смех вырывается из моего горла, и я закрываю рот, пытаясь сдержать его. Но я уже неудержимо смеюсь и снова рыдаю – сопли, слезы, смех и жалость. Вместо того, чтобы сесть на краю ванны и попытаться справиться со своими эмоциями, я бросаюсь в воду лицом вниз.

И под водой я кричу.

ГЛАВА 8

ЧЕРНОБОГ

Царица плавает лицом вниз в огромной утопленной ванне, глянцевый белый мрамор обрамляет ее фарфоровое тело. Она слишком худая, приближается к истощению, выступы ее позвоночника образуют цепь вниз по спине, заканчиваясь прямо между изгибами ее гладкого зада. Ее снежные волосы распускаются вокруг нее, переплетаясь с ее вытянутыми руками.

Сила ее крика рябит воду.

Она всплывает, вытирая лицо обеими руками, втягивает воздух и ныряет, чтобы снова закричать.

Я стою неподвижно, прикованный, пойманный в засасывающую силу эмоциональных течений, незнакомых мне.

В ее горе есть сила, в ее ярости – блеск. Это девушка, которая, если бы обладала магией, могла бы сравнять города с землей одной лишь силой своего бурного сердца. Это Царица, которая проникла в царство мертвых, схватила бога за горло, вытащила его и заковала в цепи, только чтобы ничего не просить для себя, а для своего народа.

Медленный холодок пробегает по моему телу, когда она вдыхает воздух, погружается в воду и снова кричит под водой.

Я не понимаю столкновение чувств внутри меня.

Царица появляется из воды, ее глаза сверкают льдом, ее полные груди, блестящие и мокрые, вздымаются, ее длинные волосы как бледный водопад. Вода в ванне обхватывает ее бедра, дрожащая водяная линия проходит по нижней части ее живота. Она бросает на меня испепеляющий, властный взгляд.

Еще один холодок пробежал по моей коже.

Мне следует встать на колени перед ней…

Звезды небесные. У меня никогда не возникало желания встать на колени перед кем-либо.

«Дай мне мыло», – говорит она.

Я протягиваю его ей, а затем отдергиваю руку назад. «Не это.» Я пробую еще два мыла, затем бросаю одно ей.