Чудеса случаются. Книга 1

Олег разозлился, сердито взглянул на охранника, и от души, послал его по известному всем адресу. Тут чеченец не выдержал. Вся его показная гордость и надменность, разом исчезла, а лицо исказила гримаса ненависти. Не решаясь применить оружие, или дубинку, видать не было приказа, калечить пленных рабов, но и так просто отступить не был готов, он ткнул автоматом в ребро Олега и, злобно глядя на него, брызгая слюной от ярости, проорал: – Принимайся за работу, раб.

– Бороду вымой, вся в слюне, смотреть противно. Я разрешаю тебе взять воду из нашего ведра, так и быть – спокойно посоветовал охраннику Иван.

От негодования, тот захлебнулся своей слюной, и закашлялся, а рабы, пряча улыбки, подошли к строящемуся дому. Второй охранник, слышал перепалку, но не вмешивался. Со своим напарником, он в последнее время не очень ладил, к тому же ему понравилось замечание Ивана, насчет бороды, поэтому, пока один охранник откашливался, второй посмеиваясь в бороду, распределял рабочие места, между рабами.

Слово раб, охранники говорили охотно и с удовольствием, стараясь как можно чаще унижать достоинство парней, что стояли перед ним. Охранники понимали, что на их стороне явное преимущество, хотя бы потому, что в их руках находились автоматы, и явно кичились этим.

Олег, стоя под дулом автомата, почему-то был уверен в том, что он легко бы справился с этим уродом, мысленно представляя себе, что если он потянет за дуло автомата, сделает охраннику подсечку, то в его руках окажется грозное оружие, которое даст ему преимущество.

***********

Замешивая раствор лопатой, Олег мысленно оценивал ее не как орудие производства, а как средство нападения на охрану, представляя себе, как можно ее использовать в качестве оружия, и почему-то нисколько не сомневался в том, что у него это получится. Я что, владею боевым навыками? Откуда во мне такая уверенность в своих силах? Ладно, не будем торопить события, узнаем, где мы, кто мы, а потом можно будет что-то решать. Он огляделся. Санек и Алексей укладывали на носилки кирпич и подтаскивали его к стене дома. Стас с Иваном просеивали песок, отделяя его от мелких камней. Он окинул взглядом двор, и хоть голова болела, и туман не покинул ее, машинально отметил, расположение объектов и людей во дворе, ведь неизвестно, сколько они пробудут здесь.

Двор был обширным, и по периметру, был обнесен двухметровым забором. Во дворе росло несколько больших деревьев, остальное же пространство заросло травой. Возле ворот стоял строительный вагончик, в открытом окошке, мелькал силуэт охранника. Недалеко от будки охранников, вплотную к забору, виднелся навес, огороженный стальной сеткой. Две огромные, лохматые собаки, помахиванием хвостов приветствовали, охранника, который принес им еду. С другой стороны ворот, так же, прилепившись к забору, был построен другой навес. Под навесом стоял большой деревянный стол, и такие же лавки. Там же дымила трубой, печка, на которой стояла большая кастрюля, с каким-то варевом. Вскоре ворота отворились, и во двор въехали старенькие жигули. Их машины вышли три человека. Они были лицами явно кавказской национальности, двое из них были одеты, в простую рабочую одежду. Третий, водитель, был одет в легкий белый костюм, в руках у него был старенький, дипломат. Поздоровались с охранниками, по-восточному. То есть, взяв протянутую руку, не одной рукой, как принять у русских, а двумя руками, они подошли к строящемуся дому. С близкими людьми, они здороваются, прислоняясь щекой к щеке. Чеченец в белом костюме был, очевидно, мастером, потому, что, раздав указания рабочим, он подошел к рабам. Не поздоровавшись, посматривая на них свысока, он взял у Олега лопату, и проверил раствор на вязкость, поинтересовался, сколько глины, песка, и цемента, они положили в раствор. Удовлетворившись ответом, он с важным видом пошел под навес и, подстелив на стол газету, углубился в какие-то документы, которые вытащил из старенького дипломата.

Работали строители споро, то и дело покрикивая на рабов, подай то, принеси это. Часа через два, строители решили сделать себе перерыв. Укрывшись от палящих лучей солнца, в тени дерева, рабочие закурили. Рабам перерыв не полагался. Они могли только пить вволю воду, из ведра, которое поставили для них. Хоть вода и была с каким-то странным привкусом, но приходилось пить то, что дают. Они, изнывая от жары, месили раствор, подносили кирпичи. Время от времени, каждый из рабов подходил к железной двухсотлитровой бочке с водой, из которой брали воду для приготовления раствора, и для смачивания кирпичей, брызгали ею, на свои разгоряченные лица, стараясь освежиться. Дико хотелось есть. Сколько дней они не ели? Ему видно было, как под навесом, на летней печке, стояла большая кастрюля, и в ней что-то варилось. Из приоткрытой крышки, стекали на печку, капли кипящей воды. Кастрюлю отодвинули на край печки.

К нему подошел Санек с двумя ведрами воды. Увидев, что тот посматривает на кастрюлю, хмуро процедил: – Обед для нас и собак, готовят.

– Мы будем, есть то, что готовят для собак? – с удивлением поинтересовался тот.

– Да. Но если к вечеру вдруг окажется, что сварили мало, или выкипело много, то собак накормят, а нас нет. Собак не покормить, они же хозяев задерут, видел какие лбы, ночью бегают? А мы, что, скотина бессловесная, промолчим – печально, но с тупым равнодушием в голосе, отозвался тот.

– Это же чистое издевательство, и вы терпите такое? – возмутился Олег, подрагивающий голос его выдавал обуревавшие парня, чувство ярости.

– Тихо, не пыли, напрасно! Достанется не только тебе, но и всем. Скоро и ты станешь таким, как мы, покорным и равнодушным ко всему. Думаю, что нам подсыпают какую-то гадость, может в воду, а может в еду. От этого как-то тупеешь, подчиняешься и делаешь все, что скажут. Пройдет немного времени, и вы все станете такими же, как и мы с Лехой. Нам все по барабану, голодные мы, или сытые, грязные или чистые. Смеются или издеваются над нами охранники, или хозяин. И вам советую, если не хотите, ходить битыми, сделать вид, что вы покорные рабы, что ничего не помните и не знаете. Так легче выжить здесь – все это, тихо проговорил Санек, наклоняясь над корытом, в которое наливал воду для приготовления раствора.

Олег прислушался к своим ощущениям, что он чувствует? Головная боль не ушла, она затаилась где-то глубоко внутри, но чувство бессильной ярости, усилило ее. Усилием воли он подавил в себе вспыхнувшее чувство. Что еще он чувствует? Голод, усталость и раздражение, на свое положение бессловесного раба. Чувство ярости, вновь, горячей волной поднималось в груди, грозя затопить в нем, чувство самосохранения. Захотелось рвать, и метать.

Санька принес еще два ведра с водой, и, видя его состояние, сокрушенно покачал головой, тихо произнес: – Успокойся, мы с тобой, еще повоюем, но не сейчас, пока еще, не время. Натяни на себя личинку покорности, вон уже охранники на нас с интересом поглядывают.

Всю свою скопившуюся ярость, он перенес на лопату. Согнувшись над корытом, он начал, ожесточенно перемешивать раствор.

До Олега донесся запах табака, и ему страстно захотелось глотнуть горького дымка.

– Значит, я тоже когда-то курил, это факт. Приятно узнать о себе хоть что-то, даже если это вредная привычка. Что еще я умею? – угрюмо размышлял он – интересно, а рабам выдают сигареты? Что там Санька про воду говорил? Какую гадость им подмешивают в воду? А если попробовать не пить ее? Да как на такой жаре, не пить воду? Нужно попробовать пить воду из бочки. Грязная? Ну, да, там моют руки строители, попадает туда и цемент, и песок. Но зато без всякой дряни, это уж точно. Лучше уж желудком маяться, чем стать скотиной бессловесной. Интересно, здесь, наверное, есть где-то водопровод, ведь в бочку вода как-то попадает. Он мельком, посмотрел в сторону сидящих в тени дерева строителей. Они курили, и о чем-то оживленно беседовали между собой, поглядывая на суетившихся рабов. Для себя отметил, что рабочие, выпив воду, откинули опустевшую бутылку в сторону кучи мусора. Решение созрело мгновенно. Он незаметно, подберет эту бутылку, нальет в нее воды из бочки. Будет пить воду, только из этой бутылки. А товарищам по несчастью, потом тоже подскажет.

Из этих мрачных дум его вывел Санька, с Лешкой, которые пришли за цементным раствором.

Вскоре перерыв у строителей закончился, и вновь рабы таскали и подавали им кирпичи, готовили раствор. Сделав вид, что относит на мусорную кучу, мешок из-под цемента, он незаметно подобрал пластиковую бутылку, и спрятал ее за пазухой. Подойдя с ведром к бочке, он, повернувшись спиной к сидящим под навесом охранникам, набрал ведро воды, и присел над ним. Одной рукой утопил в ведре бутылку, чтобы набрать воды, а другой рукой, набрав в горсть воду, поливал себе на лицо, показывая, что ему очень жарко, и он смывает пот. Когда в бутылке набралась вода, он закрутил на ней пробку, и понес ведро к корыту, не вытаскивая бутылку, из него. Подойдя к своему рабочему месту, он спрятал бутылку, в куче битых кирпичей.

**************

Димка лежал на кровати, слушал это печальное повествование, а из глаз его бежали слезы, он вытирал их о край пододеяльника, и с ужасом представлял себе, каково это быть рабом. Раб сам себе не принадлежит, хочет он или не хочет, делает то, что прикажет ему хозяин, ест то, что позволит ему хозяин. А к тому же если ты еще потерял память, и ничего не помнишь о себе, это вдвойне тяжелей. Ведь навыки говорить, ходить, кушать, не потеряны, тело помнит. Потеряно основное, это потеря, своего эго. Кулачки его сжимались в бессильной злобе. Димка выглядел таким несчастным, что расторгал даже своего кота, тот, прижимаясь к нему своим теплым пушистым телом, растапливая холод, идущий изнутри.

Димка вдруг вспомнил, как они с мамой, поехали к ее подруге, тете Лене, на выходные дни на дачу. Когда стемнело, Димку отправили спать в другую комнату, но ему не спалось. Мама и тетя Лена, сидели за столом, и разговаривали. Димка уже засыпал, когда до него, донесся грустный голос мамы: – Пойду, поговорю с Олегом.

Димка насторожился, имя Олег, было для него свято, так звали его отца.

– Интересно, с каким Олегом, хочет поговорить мама – ревниво подумал Димка, и незаметно, выскользнул из дома.

– Мама лежала в гамаке, глаза ее были прикрыты, и мокрые дорожки от слез, блестели в темноте. Димка несмело приблизился, никого рядом с ней не было, но мама вдруг подняла руку, помахала ею в воздухе, и сказала: – Пока Олежек.

Димка на всякий случай посмотрел вокруг, но никого не увидел, он подошел к ней, тронул ее за руку: – Мам, ты с кем говоришь?

– С папой твоим – печально сказала она.

– С тобой все в порядке? Ведь папы нет – не менее печально вздохнул он.

– Знаешь, Димка, папа, когда был жив, часто ездил то на учения, то в командировки. И чтобы я не расстраивалась, он мне всегда говорил, если будешь скучать, или захочешь посекретничать, посмотри в полночь на полярную звезду, время московское. Это стало нашей привычкой, во время разлук, встречаться взглядами, на Сириусе. Вот и сегодня поговорила я с ним, рассказала ему, как пусто и холодно нам с тобой, живется без него. Я верю, что где бы он сейчас не находился, он тоже смотрит на нее, и думает о нас – с ностальгической ноткой в голосе, немного повеселев, объяснила она.

– Здорово придумали! Я тоже буду разговаривать так с папой. Покажи мне Сириус – попросил он.

– Сириус самая яркая звезда ночного неба. Эту звезду можно наблюдать повсюду с земли. В морозные дни она даже сияет и переливается как новогодняя елка, мерцает то голубым светом, то розовым, и очень красива. Она находится в созвездии большого пса. Попробуй, отыщи ее сам на небе – с улыбкой предложила ему мама.

Димка поднял голову к небосклону, поискал взглядом, и с уверенностью ткнул пальцем в сияющую звезду. Ему даже показалось, что она подмигнула ему. Димка в ответ помахал ей рукой.

– Теперь я понял, почему ты так часто ночами стоишь на балконе. Можно, я тоже так буду разговаривать с папой? – спросил сын, и радостно засмеялся, получив от матери, утвердительный кивок головой.

– В городе ты не увидишь таких звезд, как за городом. Там всегда серое небо, ночные звезды тусклые, едва светят, но, где находится Сириус все равно можно определить – грустно улыбаясь, ответила мама, и ласково потрепала сына по голове.

Они еще долго, сидели, обнявшись в гамаке, и разглядывали ночное небо. Мама показывала ему те созвездия, которые знала сама. Так Димка познакомился с полярной звездой, большой и малой медведицей. Мама показала ему туманность Андромеды и волосы Вероники. Димка до этого особенно и не смотрел на небо. Ну, висят звезды над головой, луна, иногда маленькая, иногда большая, ну и что? Значит так нужно. А сейчас с упоением и каким-то восхищением всматривался в ночное звездное небо.

Как красиво, и как мудро все устроено. Звезды были сами по себе, не мешая и не покушаясь на существование других светил. Такая же жизнь, должно быть и у людей – вслух подумала мама – никакая жизнь не должна губить другую жизнь. Красота и неповторимость каждого должна быть очевидной для всех. Это должно стать законом для всего сущего под этими звездами. И кто нарушает этот закон, должен уйти. Исчезнуть, чтобы ничто не напоминало о его злодеяниях. Вот почему и за что твой папа воевал в Чечне. Чтобы укоротить жизнь тех, для кого чужая жизнь не стоит и гроша.

– Мам, а папа тоже стреляет в людей? – задумчиво спросил он.

– Они на войне, и прекрасно понимают, если они первыми не убьют, убьют их. Знаешь, терроризм охватывает все новые страны Востока, и папа борется против этого. И между тобой и ими идет война. Самая настоящая, не компьютерная. На войне никто никому не предъявляет обвинительного заключения, не производит судебных заседаний. Ты ведь не хочешь, чтобы однажды террористы захватили вашу школу, и взяли вас в заложники? Террористы проникают всюду, взрывают метро, аэропорты, автобусы, театры. Стараются взрывать там, где находится много людей.

Твой папа, как только речь заходила о политике, говорил, что о политике спорят только некрасивые женщины, которым больше заняться нечем. Но я, так не считаю. Женщина рожает сыновей не для войн, которые затевают политики. Поэтому, ей не все равно, что творится в этом, подлунном мире. Войны, это всегда чья-то смерть, в то время, как политические дебаты проходят в тишине кабинетов.

Чеченцы с детства, воспитывают молодежь в духе ислама, и не бояться смерти. Из таких они растят себе террористов смертников, называя их «Ангелами аллаха». Забывая о том, что ангелы не убивают, а помогают людям. Смертникам обещают, что, захватив с собой на тот свет, как можно больше людей, они попадут в рай. Между тем сами попасть в рай не спешат, им и на земле живется не плохо. Каждая нация считает себя выше других наций. Это порождает терроризм и войны. Терроризм ни святым словом, ни педагогикой, ни угрозой не остановить. Есть только одно средство – физическое уничтожение. Ни переговоров, ни компромиссов, эти ребята не признают. Один умный китаец по телевизору сказал: – Кто ведет войну ради человеколюбия, тот победит врагов. Их воины отрезали иноверцам головы, мирных людей, продавали в рабство, творили самосуд. В конце концов, забыли о главной цели, превратившись в человеконенавистников. Из всех преступлений, самое тяжелое – это бессердечие. Ну, вот возьмем, к примеру, чеченскую семью. У них в семье, зачастую работает только мужчина. Женщина нигде не работает. Ее обязанность растить детей, обихаживать мужа, варить обед. Ну, вот мужа у нее убили, она осталась одна, с детьми, на попечении родственников. Вот ее и начинают обрабатывать, мол, ты должна отомстить за мужа. За детей не волнуйся, их вырастят. Обещают большие деньги выплатить ее семье, если она наденет на себя пояс смертника. И она бросает детей, едет, куда скажут, надев на себя пояс с взрывчаткой. Она знает, что ее посылают на смерть, но все равно, словно зомби едет. У чеченцев испокон веку существует кровная месть, это считается у них доблестью. Мы все хотим жить мирно и спокойно, вот за это твой папа и воюет. Ведь он офицер, давал клятву – защищать Родину – печально проговорила она.

– А что такое кровная месть? – заинтересованно спросил он.

– Жуткий обычай. Вот, допустим, поссорились между собой две семьи. А семьи у чеченцев, обычно бывают большими, так вот эти две семьи просто обязаны перерезать друг друга. Остается живым лишь один. Даже если эти семьи разъехались далеко друг от друга, они помнят, что они враги, и ведут усиленные розыски друг друга. Может пройти много лет, но в семье из поколения в поколения передается имя кровника. Поссорились так давно, что семьи уже и не помнят, из-за чего разгорелся сыр бор, но кровная месть висит над ними дамокловым мечом.

– Да уж действительно страшный обычай, аж мурашки по коже пошли – он невольно поежился. Сегодня он поссорился с Колькой, так, что из-за этого он, что объявит ему кровную месть? Чушь какая-то, как поругались, так и помирятся. Затем вновь перевел взгляд на Сириус: – Интересно, там тоже есть разумная жизнь? – размышлял он.

– Помнишь, ты смотрел мультфильм про Умку и его маму? – донеслось до него.

– Конечно, помню, классный мультик, большая и малая медведица, это и есть Умка и его мама, да? – восхищенно ответил он.

– Ты же понимаешь разницу между сказкой и былью. Конечно же, это сказка, но какая красивая. Пойдем спать, уже поздно – возвращаясь к обыденности, сказала она.

Было прохладно, но тихо, без ветра. Цикады выводили свои бесконечные рулады, и создавалось впечатление, что, весь мир, создан исключительно для них, для их однообразного пения. Кваканье лягушек, в пруду вплеталось в рулады цикад, и все это пение и кваканье, создавали какофонию оркестра. Димка был городским жителем, привык к звукам проезжающих машин, в деревне он был наездами, ему нравилось здесь. Лес, речка, поле, тишина, что еще нужно для счастья? Нужно вот такое многоголосое пение цикад, пение птиц, воркование голубей, и чириканье воробьев. Все это говорит о мирной, спокойной жизни, без войн, без кровной мести. Просто жить и радоваться жизни.

Димке спать совсем не хотелось, звезды красивые и недоступные, и мудрые. Звезды были сами по себе, не мешали и не покушались на существование других светил.