Секретарь палача

Следующие два дня я провела, как в тумане. Было до дрожи в коленках страшно. Сдержит ли палач слово, ведь найти секретаршу не так уж и сложно! Зачем я ему? Успокаивала себя тем, что он не сообщил страже о раскрывшемся обмане – меня по-прежнему собирались повесить.

Ночь перед казнью я провела, сидя на лежаке и глядя в темноту. Как только за окном забрезжил рассвет, сосредоточилась на своей птице. Услышав довольное курлыканье, старательно ощупала шею, убедившись, что костная ткань перестроилась, и теперь позвонки и трахея как следует укреплены. Распустила волосы, в который раз пожалев, что не оставила свои, густые, накинула на голову шаль и завязала концы вокруг шеи. Палач, конечно, попросит ее снять, но мне это и нужно. Шаль останется висеть на шее и отвлечет палача от того, что скрыто под моей кожей.

Едва часы на тюремной башне пробили семь, как в мою камеру вошли солдаты и одетый в алое палач – не Иден, местный. Я легко разглядела под соответствующей чину полумаской мальчишеское лицо с розовыми следами от угрей.

Положенную мне последнюю трапезу принесли еще вечером, но я не смогла заставить себя съесть ни кусочка. Ограничилась бокалом вина, кислого, с неприятным привкусом грязной посуды, но для тюрьмы очень даже неплохого.

Так что сегодня причин медлить не было.

Под конвоем меня сопроводили по мрачным коридорам и вывели во двор, где находился эшафот.

Порывы ледяного северного ветра раскачивали веревку с петлей, забирались под тонкое платье, заставляя зябко потирать руки и сожалеть, что месяц назад мне не пришло в голову накинуть хотя бы плащ. Для дождливой осени было бы в пору. Зато сейчас, в начале зимы, не пришлось бы пританцовывать на месте, пока палач разбирался, куда дели приставную лесенку, по которой нам надлежало подняться.

Сознание абсурдности ситуации не давало скатиться в панику. Мою шею сейчас не так просто сломать, но всегда есть вероятность несчастного случая. Было бы обидно погибнуть в шаге от свободы и выдать свою нечеловеческую суть, тем самым подвести себя под вполне настоящую смерть, без возможности вернуться.

Спустя четверть часа меня, окончательно продрогшую, заставили забраться на эшафот с помощью высокой табуретки. К тому времени низкие тучи начали осыпать землю белыми хлопьями мокрого снега, которые, налипая на предметы, превращались в блестящую корку. На ней и поскользнулся мой палач. Злой, с разбитой о край эшафота щекой, он торопливо надел мне на шею петлю, даже не попросив снять шаль. Дождался, когда судья, предусмотрительно расположившийся в крытой галерее, открывающейся на внутренний двор тюрьмы, прочтет приговор, и дернул рычаг.

Трепыхаясь на натянувшейся веревке, я с трудом поборола страх перед сжимающей горло петлей, закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании.

– Мертва, – едва дотронувшись до моей руки, констатировал тюремный доктор, и я мешком свалилась в обледеневшую грязь.

Пока меня везли на пропахшей тленом тачке в мертвецкую, я старалась вообще не дышать. Во-первых, осталось совсем немного продержаться, во-вторых, доски подо мной пропитались тошнотворным запахом смерти. В тюремном морге состоялась продажа моего «тела» одному из медицинских колледжей – это практиковалось, если у заключенного не было родственников. Меня погрузили в запряженный мулом фургон, и мы покинули тюрьму.

Иден ждал в съемном доме на краю города, куда меня сопроводили, прикрыв чьим-то поношенным плащом. Мужчина снова был в алой полумаске. Едва кивнув в ответ на слова благодарности, он взял мою руку и галантно поцеловал, будто знал, кем я являюсь по праву рождения, заставив меня удивленно замереть с открытым ртом. Потом резко притянул к себе.

– Потерпите, месс, – прошептал прямо в губы. Черные глаза в прорезях маски испугали до мокрых ладоней.

Я запоздало попыталась отстраниться, птица внутри закричала, забилась, но кинжал точно вошел в мое сердце. Мир померк, оставляя угасающее чувство обиды. Как он мог? Вот так, без моего согласия! Последним усилием я развеяла человеческую ауру (две я не смогу удержать) и привязала огненную фальшивку к своим бренным останкам, заставила ее угаснуть. Когда вернусь, все ему выскажу!

Что было первым: яйцо или курица? Если бы меня спросили об этом, я, не задумываясь, ответила бы – яйцо. Потому что каждый раз, возвращаясь, вначале ощущала себя в наполненной энергией скорлупе. Я была крохотной искоркой, которая, разгораясь, вылуплялась из горящего в изначальном пламени яйца.

Едва слабый птенец поднял головку, я первым делом слегка изменила цвет пуха, а потом и оттенок скорлупы. Бушующее вокруг пламя не дало палачу, наблюдающему за возвращением, увидеть момент моего рождения. Я отличалась от своих огненных сородичей. Их ауру повторяла разгорающаяся с новой силой маскировка, скрывая холодное серебро истинного воплощения.

Птенец, впитывая энергию, быстро рос, принимая свой постоянный облик. Ему очень не нравилось, что я изменила цвет оперения и оттенок искр, сыплющихся с могучих крыльев и длинного хвоста. За двадцать лет моя вторая половина выросла и возмужала, превратившись с едва вставшего на крыло птенца в завораживающе красивую птицу.

Мне очень хотелось узнать, как изменилось мое человеческое тело. Наверняка я уже не подросток, а девушка, увидев которую, никто не вспомнит о Лине. Рискнуть? Жить в измененной оболочке неприятно, все равно что постоянно носить тяжелую железную маску и доспехи. А я пробыла месс-мышью почти двадцать лет. В случае чего, я смогу изменить свой вид, пока пламя полностью не погасло.

Хочу быть собой!

Решившись, я отдалась на волю пламени и птицы. Моя вторая половина справилась на удивление быстро, и пришлось поспешно менять детали, потому что мой нынешний облик просто кричал о том, кем я являюсь. Немного золота в волосы, чуть тепла на кожу, никакого серебра и холодных цветов, губы немного темнее. Удовлетворенно кивнув своим мыслям, я слилась с птицей, которой понравилось, что мы не стали менять человеческий облик радикально. В этом не было смысла – я сильно изменилась, от угловатого подростка не осталось и следа.

Как я это поняла? У подобных мне есть своеобразное шестое чувство, внутреннее зрение, позволяющее оценить состояние обоих воплощений, увидеть птицу и свой облик после возвращения.

Невысокая, с полной, но аккуратной грудью, узкой талией, стройными длинными ногами, копной слегка вьющихся светлых волос едва заметного золотистого оттенка; с правильными чертами лица, пухлыми губами приятного алого цвета, карими глазами в обрамлении каштановых ресниц и светло-коричневыми росчерками тонких бровей.

Красивая для человека и вполне обычная для своего народа.

Громкое, нарочитое и слегка насмешливое покашливание напомнило, что я не одна. Буря эмоций захлестнула меня. Сейчас я могла свернуть горы! Или наказать одного не в меру нахального палача, разглядывающего меня с явным мужским интересом.

Мой спаситель все-таки снял маску, и сейчас на меня смотрел привлекательный мужчина лет тридцати с породистым лицом. Одет он был в расшитый золотом камзол благородного кофейного цвета и белоснежную рубашку. На одну бриллиантовую запонку при желании можно было купить дом на окраине столицы. Волосы в этот раз палач не стал стягивать лентой или шнурком, и они темными волнами лежали на широких плечах.

Признав, что мужчина действительно хорош и прекрасно об этом знает, я бегло осмотрела комнату.

Спальня, где я возродилась, была незнакомой и слишком богато обставленной для домика в маленьком городе на окраине империи – шелк, бархат, позолота, инкрустация перламутром, изысканная вышивка. Одно зеркало в золоченой раме над туалетным столиком стоило целое состояние.

Я угадала – палач был дворянином либо очень состоятельным человеком, купившим себе титул.

Спальня была явно женской, и, несмотря на некоторую помпезность, она мне понравилась – настоящий уголок женского счастья. Поражало обилие свечей в витых канделябрах. Я любила живой огонь, а не магические шарики, было в этом что-то домашнее, уютное. На кровати небрежно раскинуто множество подушек с растительной вышивкой. Туалетный столик с изогнутыми ножками и затейливыми ручками заставлен разными женскими мелочами в прозрачной упаковке. Похоже, их купили недавно, очевидно, для меня. Забота была приятной, но и настораживала. Я ведь секретарем к нему нанялась, а не содержанкой.

– Вы, безусловно, очаровательны. – Палач громко кашлянул в кулак, отвлекая меня от многочисленных пузырьков, к которым так и тянулась рука. Все же я слишком долго была месс-мышью, сдерживалась, стараясь соответствовать образу. Честно говоря, такие косметические средства были мне не по карману. – Возможно, вам стоит что-нибудь накинуть, чтобы не смущаться во время нашего разговора?

Я насмешливо посмотрела на мужчину. Своего тела я не стеснялась – это было бы странно. А если вспомнить, в каком виде мой народ возрождается – попросту глупо. Смерть, знаете ли, редко предупреждает заранее. А вот палачу приходилось тяжело. Обнаженная девушка, разгуливающая по комнате, вызывала желание, и, судя по лицу Идена, это ему не слишком нравилось. Видимо, он рассчитывал на сугубо деловые отношения. Меня это вполне устраивало. Виновато улыбнувшись, я нырнула в гардеробную.

Здесь тоже все было новое, на чехлах платьев даже бирки висели с адресами портных и датой покупки – через две недели после моей казни.

Видимо, гардеробная когда-то была жилой комнатой, потому как я обнаружила два арочных окна, занавешенных плотной бархатной портьерой. Выглянув в одно из них, я села на широкий подоконник и обреченно стиснула пальцами светло-зеленое атласное платье, украшенное белыми нежными кружевами, которое как раз разглядывала… Я снова в столице! Ее озаренные магической иллюминацией улицы я ни с чем не перепутаю. Сверкающая огнями башня Розы на горизонте, далекие шпили императорского дворца и замысловатые силуэты особняков самых влиятельных и богатых аристократов империи возвышались над старой частью города, где и находился дом, куда меня привезли. Там, среди остальных особняков, стоит тот самый, с охраняющими вход мраморными волками.

…Шум на лестнице, приближающиеся шаги, мой крик…

Первым моим желанием было сбежать, наплевать на договор с палачом и немедленно исчезнуть. Потом я вспомнила, что в ближайшие дни не смогу быстро возродиться, чтобы сменить внешность, а без этого палач найдет меня очень скоро. От мысли, что снова придется умереть, меня передернуло. А затем пришла мысль, что я изменилась, выросла, от маленькой Лины почти ничего не осталось. Мне нечего бояться! Даже если нос к носу столкнусь со своим личным кошмаром, Он меня не узнает!

Довольно усмехнувшись, я приложила к себе платье и подмигнула своему отражению. Да здравствует новая жизнь!

Но стоило представить, как Иден везет мой пепел в блокирующей магию коробке через всю страну, мешая возродиться, и желание проучить палача стало непреодолимым. Скоро кое-кто пожалеет, что решил за меня!

Платье идеально подходило для моей маленькой, но весьма болезненной для его самолюбия мести. Атласное, светло-зеленого цвета, подбитое с внутренней стороны белым шелком, оно безупречно село по фигуре. Длинные рукава с кружевными манжетами не смотрелись чопорно, потому что плечи оставались открытыми. Плотный лиф подчеркивал талию и поддерживал грудь, по низу юбки шла кокетливая светлая оторочка. Застегивалось платье на спине, без помощи горничной длинный ряд крючков не одолеть. Этого палач не мог не знать.

Придерживая лиф платья у груди, я вышла из гардеробной.

– Помогите, пожалуйста! – встала вполоборота, показывая свою спину. Белья на мне не было, а застежка заканчивалась ну очень низко.

Палач потянулся к звонку, и я поспешно добавила:

– Прошу вас! – В моем голосе появились чарующие нотки. Я знала, теперь он звучит для сидящего на обитом зеленым бархатом стуле мужчины патокой, манящей и повелевающей. – Вам же не составит труда справиться со всеми этими крючками?

Я не позволяла очарованию затмить Идену разум, балансировала на тонкой грани, когда мужчина не может сопротивляться, но прекрасно понимает, что это наваждение. Быть марионеткой для властного вельможи – настоящая мука и чувствительный удар по его самолюбию. Жаль, что мои чары действуют недолго.

– Иден, ну что же вы медлите? – слегка усилила обаяние.

Желание в карих глазах сменила злость, на выступающих скулах появился лихорадочный румянец, и палач послушно подошел ко мне и сноровисто застегнул многочисленные крючки.

– Благодарю вас, теперь можете сесть! – благосклонно разрешила я, мысленно прикидывая, куда бежать, когда силы иссякнут и разозленный мужчина обретет способность контролировать свои поступки. На размышления у меня оставалось всего несколько секунд.

Прикосновение горячих губ к моей шее стало сюрпризом, как и крепко сжавшие талию сильные руки. Вздрогнув от неожиданности, я ждала его реакции – после того как рассеиваются чары, мужчины обычно растеряны, иногда агрессивны. Палач же относительно спокоен, а то, что я только что наблюдала, было последствием моей обнаженной прогулки, отчего я сделала неутешительный вывод: мне подыграли! А значит, маг намного сильнее, чем мне показали в тюрьме. Либо перстень на его указательном пальце создан архимагом.

– Не стоит пытаться меня очаровать, месс, иначе я решу, что вы хотите внести изменения в наш договор.

Мужчина провел носом от основания шеи до уха, обжигая дыханием нежную кожу и уводя от мыслей, что архимаги не станут абы кому делать артефакты такой силы.