Жемчужины жизни. Tри судьбы – три фантастичекие истории

– После смерти Сенеферка будут править ещё семь царей первой династии – Последователей Гора Бога-сокола.

– А что станет с моими бусами? – неожиданно для самой себя, по-детски спросила жрица.

– Ты найдешь их в будущих жизнях, и принесешь на алтарь светлой Богини, – были последние слова Исиды.

Жемчужина вторая

– 1—

Прохладный восточный ветер раскачивал ветки цветущих слив, донося аромат до ближних холмов, покрытых молодой травой. Между деревьями бегала маленькая девочка, лет пяти, звонко смеясь и прячась от своей воспитательницы. Сама воспитательница была старше воспитанницы лет на десять, и поэтому позволяла малышке убегать, и радоваться весне, делая вид, что никак не может ее найти. Веселую беготню прервал суровый окрик старухи, которая вышла на террасу дома, посмотреть, что там за шум.

– Ван-Мей! Почему ты позволяешь Ляо—Мей так громко смеяться? Разве ты не знаешь, что беготня и прыжки у маленьких детей приводят к болям в животе?! Зайдите в дом и займитесь чем-нибудь полезным. Помогите служанкам перебрать бобы.

– Хорошо, – кивнула головой Ван-Мей и взяла свою племянницу за руку, чтобы вести на хозяйственный двор.

Но малышке так не хотелось идти в дом, что она шла еле переставляя ноги, и наконец, увидев выступающий камень специально споткнулась и упала, разразившись громким плачем, но не от боли, а от обиды на бабушку. Полуслепая старуха, вновь вышла на террасу, опираясь на палку и скрипучим, раздраженным голосом спросила:

– Ну, что там у вас такое? Почему Ляо—Мей постоянно шумит?

– Она упала и ударилась, – ответила Ван-Мей, пытаясь успокоить малышку.

– Вот несносная девчонка! Забирайтесь отсюда подальше! Отведи эту непоседу в сад, иначе она разбудит Ли-Дзина и тогда нам всем несдобровать.

Молоденькая воспитательница молча подхватила малышку на руки и унесла подальше от ворчливой старухи.

В саду Ляо—Мей быстро успокоилась и устроившись на маленькой скамейке рядом с Ван-Мей, начала слушать ее рассказы о весне.

Следует сказать, что девочка была искренне привязана к своей тетке и любила ее даже больше отца, который в ней души не чаял. А вот с бабушкой Чан Фа-Мей – матерью полковника Ли-Дзина, она не ладила. И хотя девочку назвали в честь бабушки Мей, но та считала, что у такого мужественного человека как ее сын, должны были рождаться только сыновья. Несмотря на то, что у полковника был старший сын Чен-ши, старуха беспокоилась.

Парень был взрослым и служил сотенным при дворе императора в столице государства Сун, городе Линьань. А это означало, что его жизнь всякий раз подвергалась опасности, поэтому Чан Фа-Мей, как старейшая женщина дома, настаивала на женитьбе полковника и рождении еще одного наследника.

На то была еще одна причина. Незадолго до этих событий Ли-Дзин во второй раз овдовел, и хотя имел много наложниц, грустил о своей жене. Чтобы отвлечь его от печальных мыслей, а главное, убрать всякое напоминание о второй невестке, мать полковника подыскивала ему достойную партию, озадачив всех знакомых. Самого полковника этот вопрос вовсе не беспокоил, и он поручил его решение матери. Больше всего его волновала безопасность собственных владений, так как ситуация в Южном Суне была сложная.

Монголы захватили северные провинции Китая, и правительство Южного Суна рассчитывало приобрести в лице монголов союзника для разгрома своего соседа государства Цзинь. Ли-Дзин понимал, что монголы – союзник ненадежный, и говорил об этом с сыном, предостерегая не вступать ни в какие отношения с монгольскими командирами и держаться от них подальше.

– Помни, – говорил он, – Они могут убить друг друга из-за лишней монеты. Так же они поступят с каждым, кто встанет у них на пути.

– Но отец, это ведь наши союзники против соседей! – возражал Чен-ши, – Как же я могу не доверять им в бою?

– Бой, бою рознь. Всегда смотри, кто у тебя в тылу, имей пути отступления, на которых не было бы этих союзников.

– Хорошо, я запомню твои наставления, – ответил Чен-ши, уезжая ко двору.

– 2—

Весна 1228 года выдалась спокойной и Сун готовился к войне.

Полковник Ли-Дзин решил провести эту весну со своей семьей. В конце зимы его любимица маленькая дочь Ляо—Мей, осталась сиротой, и ее воспитание он поручил своей сестре Ван-Мей. Девушке исполнилось пятнадцать лет и она была последним ребенком его матери, он – первым.

Остальные братья и сестры умерли в младенчестве. Их мать —Чан Фа-Мей сначала очень переживала смерть детей, а потом будто смирилась с этим, и всю свою любовь направила на старшего сына Ли-Дзина.

Рождение Ван-Мей для нее стало неожиданностью. Сначала женщина думала, что девочка умрет в младенчестве, как и другие дети, поэтому решила не привязываться к ней, поручив ее воспитание служанкам. Но на ее удивление девочка не умирала, а Чан Фа-Мей все боялась привязаться к ней, лишая материнского тепла и заботы. Со смертью детей, она будто окаменела внутри и равнодушно воспринимала происходящие события.

Своего мужа, который был старше ее на двадцать пять лет, Чан Фа-Мей не любила. И когда тот умер, почувствовала некоторое облегчение и стала гордо именовать себя вдовой мудрого Ку.

Только сына Ли-Дзин и все, что было связано с ним, воспринимала как свою неотложную заботу и обязанность. Это давало силы ей жить и даже по-своему, радоваться жизни.

Была еще одна причина, по которой Ли-Дзин поручил воспитания Ляо-Мей, своей сестре. Она не могла выйти замуж. И не потому, что девушка была некрасива, или не имела приданого. Вовсе нет. Ван-Мей была красавицей и имела состояние, завещанное ей отцом, но из-за данного когда-то обета, в силу сложившихся обстоятельств, она не могла выйти замуж.

А произошло это, когда Ван-Мей исполнилось четырнадцать лет. К этому времени Чан Фа-Мей присматривала жениха для дочери, желая поскорее выдать замуж и тем самым, убрать со своих глаз, как немой укор материнской любви.

Однажды в их дом постучали среди ночи. Чтобы переждать ночь, у них остановился командующий колонной Сум-Цянь. Он заехал к полковнику, зная его, как гостеприимного хозяина. Приветливо встретив старого друга и боевого командира, Ли-Дзин познакомил его со всей семьей.

От пристально взгляда Чан Фа-Мей не укрылось то, как командующий посмотрел на Ван-Мей и она за ужином начала деликатно расспрашивать гостя о его семье. Тот говорил, что ему скоро шестьдесят лет, а наследника нет и по китайским законам, через полгода ему уже нельзя будет жениться, а сыновья от наложниц незаконнорожденные.

– Так за чем же дело встало! – воскликнула Чан Фа-Мей. – У нас на выданье Ван-Мей, и если она вам по нраву мы сегодня же объявим о вашей помолвке.

– Но я должен посмотреть гороскоп вашей дочери, госпожа Чан Фа-Мей, – осторожно заявил гость, чтобы скрыть свою радость от заманчивого предложения.

Ли-Дзин дал распоряжение, чтобы пришел домашний астролог. Тот принес гороскоп Ван-Мей, и понимая настроение хозяев, составил ложный гороскоп о счастливой супружеской жизни командующего Сум Цяня и юной госпожи. Не успела девушка опомниться, как ее уже заставили дать обет верности своему жениху. Перед выходом в домашний храм, она пыталась просить мать, чтобы сжалились над ней и не выдавали замуж за старика. Но мать ответила, что Ван-Мей не понимает своего счастья, и если заупрямится, то старший брат сживет ее со свету.

– Да и я помогу ему в этом, – добавила от себя, чтобы у девушки не было ни малейших сомнений в правильности выбора. Понимая, что у нее нет иного пути, Ван-Мей пошла в храм.

В присутствии родни и приглашенных гостей, дала обет верности Сум-Цяню. Во время церемонии она несколько раз искоса взглянула на своего неожиданного жениха с чувством ужаса, думая о том, что ее юность уже закончилась, не успев начаться. Но суждено было иначе.

Свадебный пир был в разгаре, когда командующего колонной вызвали к императору, и он получил приказ выступать к Шаньдуню, куда уже выступили монгольские войска. Новоиспеченный жених отправился на поле сражения, и был убит. Весть об этом в дом полковника принес вестовой, и Чан Фа-Мей объявила, что Ван-Мей должна носить траур по своему жениху.

Через неделю в дом полковника прибыла дальняя родственница Сум-Цяня с обвинениями домашнего астролога в подлоге гороскопов. Тот, боясь за свою жизнь, уверял, что составил их правильно. Тогда пригласили астролога из дома Сум-Цяня, чтобы монах подтвердил правдивость слов своего коллеги. Ночью, астролог из дома Ли-Дзина подкупил прибывшего монаха-астролога и тот сказал, что у невесты дурной глаз. Якобы она не так посмотрела на жениха и тот скоропостижно погиб.

Чтобы избежать огласки Ли-Дзин отдал кругленькую сумму родственнице Сум-Цяня, и пообещал, что Ван-Мей никогда больше не выйдет замуж.

Такого Чан Фа-Мей не ожидала. И не потому, что ей было жаль дочь, просто она хотела поскорее избавиться от нее, чтобы та поскорее убралась из ее дома. Она расценила обещание сына как наказания не только Ван-Мей, но и себе.

– Бедная, я бедная, – ворчала она, – Вот так всегда, хочешь сделать добро, а выходит кругом одна неблагодарность. Кто же знал, что у девчонки дурной глаз?! Теперь надо ее держать от себя подальше. Что и было сделано.

Когда неожиданно умерла жена Ли-Дзина, старуха полностью убедила себя в том, что у дочери «дурной глаз». Ли-Дзин понимая, что матери ребенку никто не заменит, все-таки разрешил Ван-Мей воспитывать его дочь, видя как та любит малышку. Но строго предупредил, если не дай Бог, что-то случится с девочкой, он ее не пощадит. Ван-Мей начала уверять, что она никогда ничего плохого не делала, но брат махнул рукой, и ушел. Ей пришлось смириться с общим мнением семьи.

– 3—

Итак, был теплый весенний день и Ван-Мей рассказывала своей племяннице интересные истории о весне, которые сама услышала от ночевавшей у них монахини Фу.

Неожиданно налетели тучи, и пошел сильный дождь. Молоденькая тетка подхватила девочку на руки и пустилась бежать к дому, чтобы малышка не простудилась. Взбежав на террасу, бросилась к себе в комнату, начала вытирать девочку, переодевать в сухую одежду. Затем сбегала на кухню, принесла теплого молока с медом и заставила племянницу его выпить.

Но, к сожалению, все меры принятые Ван-Мей оказались тщетными. На вечер у малышки начался сильный жар и озноб. Ляо-Мей стала вялой, и закрывая глаза, просила, чтобы ее потеплее укутали.

Наступала ночь, девочке становилось хуже, и Ван-Мей решилась на отчаянный шаг. Она спустилась на задний двор, велела слуге запрячь лошадь в телегу, положив туда побольше сена. Затем закутала Ляо-Мей в две теплые накидки из овечьей шерсти, положила малышку на телегу и велела ехать в горный монастырь, находящийся в пяти ли от их дома.

Подъехав к монастырю, Ван-Мей постучала в ворота, и когда услышала вопрос «Кто там?», поверила, что здесь помогут.