Русь неопалимая

– Да скажи ты мне, как тебя кличут! – воскликнул Вышеслав и хотел взять её за плечи, чтобы она не убежала от него прочь.

Девушка вскинула глаза и с негодованием взглянула ему в лицо. Видно, она не привыкла к такому вольному обращению. Испуганно и чересчур резко развернулась, чтобы убежать, но тут же уткнулась в бархатную ткань чужого кафтана, и вдруг смутившись, опустила глаза в землю. Уголки красивых губ княжича приподнялись в лёгкой улыбке.

– Пропусти…, меня ждут в тереме…, – прошептала она.

– Подождут, успеешь! – убеждал её Вышеслав, пытаясь заглянуть в её глаза, они вдруг стали цвета грозового неба, – не сердись на меня, мне же скоро в поход идти, только Бог знает, ворочусь ли. Ты бы лучше ласковым словом меня проводила.

– Неуж, тебя проводить некому? – с сочувствием спросила девушка и посмотрела на него уже не так сурово.

Лицо её смягчилось и Вышеславу показалось, что словно само солнце осветило его и обогрело. Ему вдруг жарко стало. Незнакомая горячая волна метнулась по телу и напрягла его. «Что это? – подумал Вышеслав, – ужель она ведьма и своим взглядом заколдовала меня?» Он был поражён этим неведомым ещё, непонятным ему взрывом, казалось, кровь в нём закипает. Такое чувство было для него ново. Слишком девственно ещё было сердце молодого княжича. Картины, одна другой отраднее, проносились в его воображении. Ему страстно захотелось прикоснуться к её губам, он протянул руку и указательным пальцем быстро провёл по чётко очерченной нижней губе. Девушка отпрянула и испуганно посмотрела на него.

– Прошу тебя, скажи мне твоё имя, чтобы я мог называть тебя и хранить воспоминания о тебе в походе. Нет у меня невесты, а мать…, – глаза его погрустнели, и он отвёл их от девушки.

– Ласковых речей я не знаю, а хочешь, я тебе молитву защитную скажу? Ты крещёный?

– Крещёный! Скажи свою молитву!

– Господь Всемогущий, да будет благословенно Царствие твое и на Земле и на Небе. Преклоняюсь пред твоим Величием и взываю к твоей милости. Прошу тебя, спаси, сохрани и оберегай раба твоего, как тебя звать?

– Вышеслав, – назвался он, не подумав.

Княжеское имя обрушилось на неё, как удар, она отшатнулась, на её лице появилась растерянность и даже испуг. Она была не готова к тому, что случайно встреченный на дворе парень из киевской рати окажется сыном самого князя, старшим княжичем! Как она сразу не заметила его серебряный пояс и на шее гривну[7 - Гривна – как украшение и знак отличия около двухсот грамм серебра для знати. ] и сапоги в будний день из красного сафьяна. Растерянным взглядом она скользила по правильным чертам его лица, по светло-серебристым волосам с красивыми кудряшками на концах, голубым глазам и удивлялась, что не догадалась сразу, ведь ей рассказывали про него! Но деваться некуда и она продолжила читать молитву.

– … и оберегай раба твоего, Вышеслава. Ограждай от бед и защищай от врагов видимых и незримых. Ибо ты есть Господь Всемогущий и на Земле и на Небе, – она постояла, посмотрела на него, тонкими пальчиками нежно коснулась небритых ланит его и быстро побежала в терем.

– Да куда ты? Ну и что, что я княжич! Да, не бойся ты меня!

Слова защитной молитвы теплом согрели сердце Вышеслава. Она звучала как любовная ворожба. Вышеслав шагнул было за ней, но остановился. «Что толку гнаться, ежли она только услышала, что я княжич сразу утекла! Это всё батюшкина слава!» – с досадой подумал он. Впервые в жизни он пожалел, что доводится родным сыном князю Владимиру и наследует как его добрую, так и дурную славу и ему показалось, то, что он совсем недавно почувствовал, глядя на девушку, это всё проклятая отцовская наследственность. Вышеслав вдруг услышал дробный конный топот по бревенчатой мостовой и вскоре во двор въехали три всадника. Кони были утомлены, на всадниках корзно и сапоги были покрыты пылью. Один быстро слетел с седла и бегом ринулся в гридню. Вышеслав пошёл следом за ним. Гонца княжич узнал, он служил гридем у киевского воеводы Претича. Видно случилось что-то серьёзное, раз он оказался здесь на другом конце Руси, в Новгороде. Вышеслав вошёл в гридню и остановился у двери. Течец сразу прошёл к княжескому столу и подал Владимиру свёрнутый трубочкой пергамент с посланием.

– К тебе я, великий княже, с вестью от Претича! – кланяясь, сказал течец.

– Подайте течцу пиво! – крикнул Владимир, – выпей, сокол, путь не ближний вершнем отмахал, передохни чуток!

Брови Владимира сошлись, как две грозовые тучи, он почувствовал, что в Киеве что-то неладно, но гонцу надо было дать перевести дух, запалился в дороге. Пока киевлянин допивал вторую кружку пива, князь открыл свиток и стал читать. Претич сообщал, что печенеги обложили Белгород, хотят город взять измором, белгородцы бьют челом князю, просят помощи.

Владимир Святославич опустил руку с зажатым в кулаке пергаментом и задумался. Он увёл с собой две трети белгородского войска, практически оставил город без защиты. Лучшие полки Киева, Переяславля, Чернигова, Овруча и Белгорода он увёл сюда для похода на чудь. Как печенеги узнали об его уходе, ему было неведомо, но они воспользовались беззащитностью Киевщины. Но Владимиру нужна была чудская дань, чтобы ставить сторожевые города на границах Руси и содержать многочисленные дружины. Надо срочно решать, что делать, он не мог оставить Белгород без защиты.

Гриди затихли, увидев как Владимир хмурится, задумавшись. Вдруг князь встал, окинул взглядом гридню

заполненную боярами и воями, взмахнул рукой с пергаментом в кулаке и голос его загремел в гриднице.

– Братья! Печенеги обложили Белгород осадой. Претич пишет, белгородский и киевский люд просят помощи! Что скажете, вои мои и воеводы? Дозволим ли поганым разорять наши города? – спросил князь.

Кмети и воеводы закричали, размахивая руками, никто никого не слушал, только сотник княжеской дружины Ратибор молчал.

– Князь! Там же наши семьи! Мы не можем оставить их без защиты на поругание ворогу! – кричали кмети.

– А ты что молчишь, сотник? – Владимир повернулся к своему советчику Ратибору.

– Князь! Мы на чудь не первый год собираемся, а коли уж пришли, то не след нам воев гонять туда-сюда!

Кмети возмущенно загудели, но Владимир молчал, не обращая внимания на общее недовольство и ждал, что ещё скажет его сотник.

– Стены у Белгорода высокие и крепкие и у Киева стены не хуже. Пущай печенеги стоят под стенами, покуда сами же от голода не околеют. За тобой, княже, воев тьма. Разобьём чудь, вернёмся и на орду ударим, да так, чтобы они навсегда к нам на Русь дорогу забыли! – сказал Ратибор.

Владимир молчал, задумавшись. Все смотрели на князя, боясь промолвить хоть слово, чтобы не помешать князю, думу думать. Вдруг Владимир, вскинув голову, осмотрел вящих, воевод, встал, резко с силой бросил пергамент на стол.

– Выслушал я вас, други мои, и вот что решил, – заговорил Владимир, немного выждав, пока зашумевшие утихнут, – надевайте ваши шеломы, облекайтесь в брони и точите копья. Мы не можем оставить киевщину без помощи, но и с чудью пора покончить и получить, наконец, от них так необходимую для нас дань. Для укрепления своих рубежей мы должны ставить сторожевые города. Часть дружины вернётся назад, а смоленские, новгородские, псковские и ладожские рати пойдут с Вышеславом на чудь!

Успешные походы и победы говорили о том, что Русь способна обеспечивать свою безопасность, но продолжали досаждать внезапные набеги кочевников, особенно печенегов в южнорусских степях. В то время многочисленные орды печенегов контролировали северное побережье Чёрного моря. Они делали засады на днепровских порогах и грабили торговые караваны. Святослав в своё время смог обеспечить безопасность русских рубежей от набегов печенегов и держать их в повиновении, но после его смерти они почувствовали свою безнаказанность. Владимир приступил к строительству укреплений на южных притоках Днепра «засечной черты» и строить укреплённые города на направлении возможных нападений кочевников. Первые укреплённые города были сооружены на Десне, на подступах к Чернигову, севернее Киева, на левом берегу Днепра. Позднее пограничная линия была отнесена на реку Трубеж. Среди построенных тут городков самым крупным был Переяславль. Позднее начато строительство укреплений на реке Суле к югу от Переяславля. На правобережье крепости были сооружены на реке Стугне недалеко от Киева. Но чудь пока безнаказанно разоряла приграничные веси на севере Руси.

– Князь! Отмени поход на чудь! Мы не можем бросить Киев и Белгород на поругание печенегам! – раздались голоса гридей.

Владимир смотрел на народ, плотно набившийся в гридню, и вспоминал, как он впервые появился в Новгороде. Отец Святослав, привёз его, чтобы посадить на княжеский стол по просьбе новгородцев. Тогда он впервые, по-настоящему, почувствовал величие Руси во время путешествия из Киева в Новгород. Сколько плыли, кругом был нескончаемый лес, кое-где разрываемый пашнями. К концу лета достигли Ловати. Здесь начиналась Новгородская земля. Новгородцы, встретив княжича, в пояс поклонились мальчику, вышедшему на берег. Отныне и они, и самый берег этот принадлежали ему. В родных пределах и плыть стало гораздо легче: река сама несла лодьи туда, куда нужно было. Вскоре, прижимаясь к берегу, миновали великое озеро Ильмень и вошли в Волхов. У самых истоков могучей реки лежал Новгород, в котором Владимиру предстояло княжить.

Следование обычаям предков, соблюдение традиций, запреты давали человеку ощущение нужности, делало его деятельным и сильным. Князь был объединяющей силой, которой подчинялись все. Его власть примиряла всех, ибо возвышалась над каждым. Именно чувство сирости и обречённости охватывало людей, оставшихся без князя, который объединял роды и направлял. Им нужна была твёрдая рука, которая их направит и рассудит, даст «наряд», то есть порядок. И теперь все сидели молча и ждали, что скажет князь, как рассудит, куда кого направит.

– В Новгороде я оставляю наместником своего сына Вышеслава. Он будет княжить у вас моим именем, – объявил князь о своём решении, – ему я доверяю быть сему походу главою. Скажите, мужи новгородские, люб ли вам князь Вышеслав?

В гриднице ненадолго повисла тишина. Вышеслав, потрясённый не меньше других, шагнул вперёд от порога, десятки глаз устремились к нему. Княжича взволновал такой неожиданный поворот. Для него не было тайной, что Новгородский стол должен достаться ему. Но вот так вдруг… было для него очень неожиданно, он разволновался, даже ладони вспотели!

– Нам люб твой сын, Вышеслав, княже, – заговорил самый родовитый из новгородцев, боярин Световит, но мы сами это не можем решить, надобно вече созывать.

Новгородцы, опомнившись вдруг, быстро просчитали свои выгоды, что Вышеслав это не суровый и властный Добрыня, у которого не забалуешь, а у молодого княжича можно будет получить больше воли и они дружно грянули на всю гридницу:

– Любо! Князю Вышеславу испола-а-а-ать!

С места встал высокий широкоплечий муж, он казался живым воплощением мужественности и силы. На груди блестела серебряная гривна, лоб украшала шёлковая лента с полоской золотой парчи придерживающая густые светлые волосы, спускающиеся до плеч.

– Моя дружина хоть сейчас готова дать клятву верности княжичу Вышеславу, потомку русских и свейских князей и его матери княгине Олове, – сказал громкий, уверенный голос конунга дружины Оловы, Инглинга.

И вся варяжская дружина княгини ударила чашами по столу. В застолье это заменило принятый у них звон оружия, выражающий согласие.

Вышеслав знал, что этот человек, сидящий на таком высоком месте, служит главной опорой его матери. Её дружину Владимир тоже взял в поход. У Вышеслава не сложилось дружеских отношений с Инглингом, но недругами они тоже не были. Вышеславу было приятно впервые в жизни слушать княжескую славу себе. Он поднял голову, расправил плечи, на ланитах его загорелся румянец. Впереди его ждал княжеский стол и первый самостоятельный поход на чудь. Княгиня слышала разговоры, что Владимир собирается посадить её сына на Новгородский стол и приехала с сыном и со своей дружиной посмотреть город. Она не ожидала, что это случится вот так вдруг. Олова, гордо подняв голову, улыбалась, довольная оказанной честью её сыну, а вместе с ним и ей. Наконец-то, она дождалась дня, о котором мечтала, живя в Киеве при муже и без мужа, всеми брошенная и забытая. Теперь она не одна из брошенных жён, а мать князя Новгородского с собственной дружиной, которой командует такой красивый и мужественный конунг, её утешитель долгими бессонными ночами.

Владимир велел Вышеславу готовиться в поход. Князь оставил в распоряжении сына его новгородские войска, смоленские, псковские, варяжскую дружину Инглинга и ладожскую, а с остальными возвращался на защиту Киева и Белгорода.

– Я тебя поздравляю, сынок, теперь ты князь Новгородский! – княгиня счастливо улыбнулась сыну и приложилась поцелуем к его ланитам с ярким румянцем не прошедшего волнения.

– Спасибо, матушка, но это тяжкое бремя, а у меня никакого опыта нет.

– Приспей, твой кормилец, тебе поможет, да и я рядом буду.

– У вас тоже нет опыта, какие вы помощники! – ухмыльнувшись, промолвил княжич.

– Ничего! Вместе мы справимся. Главное судить по Правде, не обижать народ. Вот сбегаешь на чудь и займёшься государственными делами. Соберёшь бояр, узнашь какие нужды в городе, сколь велика казна городская.

– Всё это потом, матушка, а нынче я должен готовиться в поход. А сколь велика казна, надобно узнать немедля, чтоб вооружить полки.