Попаданцы. В княжеской дружине

– Почему туда? – засомневался Иван, – не заблудить бы.

– Блуд – это грех, – заметил Василий, – хотя вся наша жизнь с ним связана. Любим мы девок. А здесь мы, считай, уже заблудились, потому что вообще непонятно в какую сторону идти и где искать людей. Вот, блин, попали!

– Пойдём наугад, куда-нибудь да выйдем. Может, в лесу кого встретим. Нам бы узнать, где мы, тогда можно будет думать, как отсюда выбраться.

– Ага! Вот совсем недавно встретили тут одних, если бы они увидели нас, ещё неизвестно чем бы всё закончилось.

– Вань, пока у нас есть автоматы и патроны, мы себя в обиду не дадим.

Они шли по лесу без тропинок. Не потому что им было всё равно, где идти, а просто в этом лесу тропинок не было. Видимо так далеко люди не забредали, правда и звериных троп тоже не было. Сосны, берёзы и осины были такие же, как дома, те же ромашки, но Ивана не отпускало ощущение, что здесь всё чужое, даже, бабочки над цветами летали такие же, как в родном лесу, но всё равно какие-то чужие. Только комары кружились вокруг них такие же злые, как дома.

– Вась, тебе не кажется, что здесь всё чужое? – поинтересовался Иван у приятеля.

– Мне с самого начала это кажется, когда я из леса шагнул в степь! – твёрдо сказал Василий.

– Нет бы, сразу метнуться назад, а он завис в степи.

– Да я растерялся, пока осматривался, ты появился, а рамка сразу потухла.

– Глянь, каменная баба под деревом.

– Везде тебе бабы мерещатся. Это с похмела.

– Вась, ну ты посмотри, вон стоит, – осуждающе Иван покачал головой, – ладно, шевели ногами, сейчас увидим.

Они свернули в сторону и целеустремлённо зашагали к идолу. Иван шёл молча, мерил степь длинными лосиными ногами, Василий бултыхался позади, хотя он был одного роста с Иваном, но, похоже, сам себя задвинул на второй план, чтобы не принимать ответственных решений, ему было привычнее подчиняться. Подошли к дереву, под которым стоял каменный истукан, остановились и стали рассматривать его. Иван присвистнул:

– Э-э, Вася, это же не баба, а мужик!

Василий остановился напротив идола, а Иван стал медленно обходить его вокруг. Грубо вырубленное хмурое лицо, вместо глаз были вставлены прозрачные голубые камешки, как льдинки. Но при всей его суровости, глаза идола словно лучились изнутри. В руке меч. Борода. А под бородой, на левой стороне груди… Иван замер. Протёр глаза, посмотрел ещё раз. На левой стороне груди, над сердцем, угадывалось грубое полустёртое изображение солнечного диска и змеи, готовой напасть. Он осторожно потрогал изображение на идоле, потом непроизвольно прикоснулся к своей груди в том же месте, где у него была татуировка такого же изображения. Почувствовал, как от его татуировки по телу пошло тепло, как будто прикоснувшись к знаку на идоле, потом на своём изображении он установил связь с языческим божеством. Иван прикрыл изображение рукой, и в голове мелькнула мысль: «Почему татушка потеплела? Какая связь?» Но ответа не было. Да и вообще с появлением этой татуировки на его груди была целая история, и теперь он задумался, чем это ему грозит… или не грозит. Может, Судьбой ему было предназначено попасть неизвестно куда, а эта татуировка, как пропуск, типа «я свой», а, может, это работает как оберег.

Перед идолом лежала курица, с отрубленной головой и вокруг неё было окроплено кровью, и губы идола тоже были намазаны кровью. Василий положил руку на статую и тут же отдёрнул – камень показался неожиданно очень горячим. Толи божество разгневалось на них, толи готово было к диалогу, скорее монологу, готов был выслушать их. Василий молча смотрел на идола, а Иван стал шептать.

– Великий Перун, даруй нам щит на время пребывания в этих незнакомых местах. Мы в долгу не останемся! Не со злом мы пришли, а скорее по недоразумению, по крайней мере, мы так думаем, пока не выяснится иное, – прошептал Иван и потрогал свою татуировку на груди.

– Вань! Ты молишься что ли, этому идолу?

– В нашем положении не лишне и помолиться, попросить защиты у местных богов.

– Это похоже на место поклонения, значит, это какой-то местный бог. А, курица без башки, это жертвоприношение, – проявил чудеса догадливости Василий.

– Это, Вася, Громовержец Перун, защитник воинов.

– Всё-то ты знаешь, умник, а может, ты знаешь, как нам вернуться в родную часть?

– В часть не знаю, как вернуться, а вот судя по свежей курице на жертвенном камне, можно предположить, что где-то недалеко отсюда живут люди. Может деревня, а, может, просто хутор. Правда, мы не знаем, в какую сторону идти.

Над головой грохнуло, яркий ветвистый шрам молнии распорол небо и осветил ярким светом идола. Иван посмотрел на небо, оно было затянуто чёрными дождевыми тучами. Он удивился, вроде их не было, хотя…, кто бы за ними следил, набежали и закрыли солнце. В лесу сразу стало темно и вдвойне неуютно. Пронзительный свет молнии ослепил глаза, и в них сразу потемнело, а гром как будто расколол небо пополам и загремел так, что земля задрожала под ногами. Иван вскрикнул, расстегнул форменную куртку и приложил руку к татуировке на груди, её жгло огнём. Показалось даже, что изображённая на фоне солнечного диска змея зашевелилась, свиваясь в тугие кольца. Осторожно потрогал кожу, жжение стало проходить, но покраснение вокруг ещё оставалось. Иван не знал, что бы это могло значить, почему его татуировка так среагировала на молнию и гром, и решил не париться по этому поводу, потому что всё равно не знал, что обозначает этот рисунок, скорее всего, что-то связанное с Перуном, ведь не случайно оно активировалось и зажгло кожу. «Похоже, меня Перун прописал». Василий увидел, что друг держится за грудь и поинтересовался:

– Вань, чё держишься за грудь? Только не говори, что с сердцем плохо.

– А то что?

– Я же тебя не дотащу, даже, если бы знал куда идти, поэтому придётся мне принести тебя в жертву этому идолу.

– Я не знал, что ты такой гад, Васька!

– Ладно, а, если без шуток, что случилось?

– Да у меня тут татушка, она как-то странно среагировала на гром и молнию, жечь её стало.

– Ну, раз всё в порядке, пора где-то прятаться от дождя, а то щас как ливанёт!

Иван удивился, что друг пропустил мимо ушей то, что Иван сказал про свою татуировку и реакцию на молнию. Боясь попасть под дождь, друзья стали присматривать ель погуще, чтобы спрятаться от ливня. В небе громыхало всё чаще, яркий свет молний огненным мечом втыкался в землю. Гром грохотал так близко, словно Перун грозился наказать друзей за непочтительное отношение к нему. Где-то далеко снова грозно пророкотал гром, и первые крупные, редкие и тяжёлые дождевые капли упали на сухую землю. На миг всё замерло, но уже через пару минут началась настоящая вакханалия. Ветер бешено крутил и гнул ветви грозно шумящих деревьев. Цикады в траве притихли. И вдруг мощные струи косого дождя хлынули потоком. В лесу стало темно, как будто ночь обрушилась как-то сразу. Из-за плотных туч темнота стала вязкой, непроглядной. Они сидели под густой елью. Иван решил поделиться с другом своей озабоченностью.

– Вась, у меня на груди татушка такая же, как у этого идола и тоже на левой стороне груди.

– Да ладно! Точно, что ли?

– Точно.

– А кто тебе её сделал?

– А это вообще какая-то мистика. Иду по улице, смотрю, такая небольшая дверца в стене какого-то здания, читаю, татуировки любые, по желанию заказчика. Я никогда не интересовался татуировками, а тем более себе сделать, а тут как будто меня туда магнитом потянуло. Захожу ради интереса, мужик на меня только глянул, меня сразу туманом заволокло, и я тут же отключился. Очнулся, сижу на лавочке в каком-то дворе и чувствую жжение на груди, расстегнул рубашку, а там вот это изображение. Я встал и пошёл в ту мастерскую, хотел этой твари в зубы дать, иду и ничего не могу понять: улица та же, а никакой мастерской там и в помине нет.

– Стало быть, ты неотмщённым остался? Обидно.

– Да не то слово!

– Покажи татушку, – попросил Василий, приподнимая повыше ветку ели, которая накрывала его голову.

Иван расстегнул пуговицы, отодвинув с левой стороны груди куртку, оттянул тельняшку и слегка развернулся к другу, чтобы ему было удобнее рассмотреть рисунок.

– По-моему это что-то языческое.

– Может и языческое, но почему я? И ведь мастерской на том месте не оказалось, а мужика я вообще не успел рассмотреть.

– Ладно, всё равно мы ни до чего не додумаемся, поэтому послушай, что ты слышишь?

– Ничего не слышу.

– Вот именно, дождь закончился, и ветер стих, вставай, пошли дальше. Надо выбираться из леса.

«Ох, грехи наши тяжкие…», – ворчал Иван, выползая из-под мокрой ели, с которой не менее сильным дождём полилась вода ему за шиворот. Они выбрались из-под развесистых лап, потянулись, отряхнули с себя траву, влажные иголки и оправили одежду. Вокруг темнели вековечные стволы старого ельника, густого и мрачного. Шли по мокрой траве, под ногами сочилась вода. Они прошагали весь день, сделав лишь один небольшой привал – слегка подкрепились остатками сухпайка, запили водой и пошли дальше. Лес казался загадочным и таинственным. Может, потому у них было ощущение чужого леса и всё время ждали от него каких-то неприятностей. Там царил полумрак, и как в любом густом лесу, с неохватными стволами кедра и дуба, далеко не видно, а поэтому глаза постоянно утыкаются в деревья, им не хватает простора и они быстро устают. Это не то, что где-нибудь на обширных луговых просторах или в степи. Глубокая тень тоже настраивает на особый лад, наполняет ожиданием чего-то….

– Ох, скорей бы показалась деревня, или какие-нибудь люди, например, охотники… или грибники, – сетовал Василий, еле передвигая ноги и с тоской посматривая по сторонам.

– И всё б сбылось, но зазвонил будильник, – улыбнулся Иван, уголком губ, сокрушённо помотав головой. Пора остановиться на ночлег, пока наберём хвороста на костерок и стемнеет.