Я буду любить тебя всегда…
И опять у Федорова сжалось сердце. Ему так хотелось обнять жену и сына и увезти из этой сумасшедшей страны, но он привык уважать желания Лиз.
Они поселились в небольшом домике, спрятанном глубоко в саду, к которому вела тропинка от ворот. Над крохотной верандой сгрудились развесистые яблони и груши. В воздухе пахло травой, огурцами и яблоками. Лиз сладко потянулась, словно желая достать до деревянного потолка. Она чувствовала себя как дома, но неприятная тревога холодила изнутри. Федоров проснулся раньше, умылся, оделся и уже стоял у двери, улыбаясь.
– Просыпайся! Пора завтракать!
– Сынуля так сладко спит.
– Не буди его, выспится – проснется.
Хозяйка домика, чуть старше Лиз, тоже мама малыша примерно такого же возраста, постояльцев приняла тепло. Поутру приготовила завтрак, чтобы накормить гостей и свою семью.
– В городе вчера начались беспорядки. Люди боятся, что отменят контрактную систему, бьют стекла, поджигают машины.
Лиз испуганно глянула на мужа. Все как он предсказывал.
Федоров полез в карман за телефоном.
– Да, случилось самое худшее, закрыли границы. Надо было вчера уезжать. Сейчас свяжусь с посольством.
– Включить телевизор? – спросила хозяйка.
– Да, – ответила Лиз.
– Лучше не надо, – сказал Федоров. И пошел в дом, звонить в посольство.
По телевизору показывали уже утреннюю демонстрацию. Корреспондент брал интервью у митингующих.
– Во всем виновата эта дрянь Элизабет Шайн, – возмущалась размалеванная девица. – Сама пожила на славу, а как пришло время исполнить контракт, так требует его отмены! Таких, как она, следует убивать.
– Да, за ноги и головой об стену! – поддержал ее полупьяный парень. – Свое отжили, а теперь другим жить не дают.
– Лизку к ответу!
– Дай жить народу!
– Да, мы хотим и пить и….
Со всех сторон крики обезумевших людей.
Лиз смотрела на экран широко открытыми глазами. Воистину, прав Федоров: бесплатный сыр в мышеловке привлекательнее мышки, за которой нужно охотиться!
Этих людей не испугало ни то, что в любой момент они могут превратиться в двуногую скотину, ни то, что их могут просто расчленить и продать на органы… Неважно, что будет потом, главное сейчас, как тот мужик кричал, «мы хотим пить и…».
Лиз стояла возле раскидистой яблони, держась рукой за одну из шероховатых ветвей.
Как же она всех подвела. И себя, и Федорова, и Стефана…
На экране телевизора появился уже другой корреспондент, он брал интервью у министра внутренних дел.
– Никто не собирается отменять контрактную систему. А что касается Элизабет Шайн… Да, она гражданка нашей страны, она пользовалась благами контракта, а вот когда пришло время, не хочет исполнять свои обязательства. Мы уже отдали приказ о задержании Элизабет Шайн и отправке ее в Центр исполнения контракта.
«Я не гражданка этой страны, я не подписывала контракт, – вертелось у нее на языке. Я не совершала ничего противоправного…»
Сергей вышел из домика:
– Сейчас пришлют вертолет. Пока из дома не выходи.
– Надо собрать вещи.
– Какие вещи? Я уже взял все документы. За пределы Крэзиса не вырваться, будем укрываться в посольстве. Я позвонил Стефану, предупредил. Он сейчас подъедет.
– Лучше не надо. Это небезопасно.
– Он здесь рядом живет. Сейчас подъедут с другом.
Лиз вернулась в комнату, завтракать не хотелось. Сынишка проснулся, теперь уже он сладко потягивался в кроватке. Дотянулся до своей любимой игрушки.
– Мама, на!
Лиз словно ударило молнией.
– Спасибо, сынок.
– Там дырка!
– Сейчас зашью.
Она кинулась к столу. Из бумаги только маленький блокнот. Ничего, хватит этого листочка! Слова пришли сами. Так, ключи от банковской ячейки… Она вчера спрятала и свой ноутбук, и документы на собственность в банке, чувствуя, что все может выйти из-под контроля.
Аккуратно подшила игрушку.
– Возьми, сиди тихо и не выходи ни за что, пока я не позову. Договорились?
Сынишка смотрел на нее испуганно.
– Договорились?
– Да.
– А теперь прячься в шкаф и, пока я не позову тебя, сиди там. И еще: что бы ни случилось, никому не отдавай игрушку!
– Это Мишель, – представил друга Стефан.
– Очень приятно.
– Демонстранты на соседней улице. Может, лучше спрятаться в подвал и переждать?
– Это не гарантия безопасности.
– Да.
– Я пригнал машину служебную, на ней надпись «Хлеб», будем надеяться, что ее не тронут… Вас двое?
– Нет, еще сынишка, я попросила его спрятаться в шкаф и не выходить, пока не позову.
– Взрослый?
– Нет, такой же, как у хозяйки, они даже внешне похожи. И тоже Андре.
– Ну тогда я за машиной.
Мишель отправился к воротам.
С заднего двора выбежали мужчины в форме с автоматами наперевес. Длинными очередями они крошили все, что попадало в поле зрения. И уже через несколько минут во дворе в лужах крови лежало несколько тел.
– Господин министр, ваше распоряжение выполнено. Да, всех перестреляли: и ее, и его, и их выродка, и даже вашего любимого Стефана! – Мужчина помолчал, вслушиваясь в слова собеседника. – Есть загрузить в машину и выставить на площади. Понял, Федорова не трогать.
– Так, загоняйте машину, этого белобрысого не трогать, он гражданин другой страны, потом проблем не оберемся, а эту суку с ребенком в машину и на площадь. Пусть люди успокоятся.
Глава 56 День совершеннолетия
Зал Центра «Море счастья» был пышно украшен. Помещение имело наклонный пол, который как бы спускался от входа к сцене. На стенах гирлянды из роз и самшита. На полу в вазах огромные букеты из пионов, сирени, еще каких-то цветов, которых Андрей не знал. Ему было это неинтересно.
Сегодня праздник. День совершеннолетия. Воспитанники Центра выходят в новую жизнь, во взрослую жизнь.
На самых первых рядах сидят самые маленькие, первоклашки, они только приобщаются к будущим радостям. Чуть выше – четвертый класс, и т. д. В самом верху – выпускники. Это СИМВОЛИЧНО. Из сегодняшнего дня они озирают пройденный путь.
В центре зала пышно украшенный стол, за ним руководители Центра и приглашенные.
«Как же постарел наш Мих-Мих», – подумалось Андрею.
Директор Центра в светлом костюме, в розовой рубашке с бабочкой выглядел подтянутым, но нельзя сказать, что счастливым.
Их, наверное, двое, кто сегодня не радуется. Для Мих-Миха закончился еще один этап его жизни. Когда-то эти детки пришли к нему в трехлетнем возрасте, он был их богом, самым умным, самым главным, а сегодня выросли, смотрят на постаревшего директора и подсмеиваются: примитив, разве так живут?
Хотя нет, над Мих-Михом никто не смеется, для всех он символ семьи, которой у ребят не было. Кому-то он сказку рассказывал, кого-то на шее катал, кого-то по головке гладил. Руки у Мих-Миха волшебные: сразу все заживает, сразу все проходит…
Андрей тоже любит и уважает его. То, что он жив, в первую очередь заслуга директора. Тот его когда-то спас.
Выпускники веселы, ведь они подписывают контракт с государством и выходят в обеспеченную взрослую жизнь. Андрей сегодня не подписывает контракт.
По залу бегают, суетятся воспитатели. Элеон, маленький толстенький колобок, единственный воспитатель, кто не бегает. Она мама выпускников, так ее называют. На самом деле она контрактница, такая, как и многие в этой стране. Рядом за столом преподаватели, и гвоздь программы – представитель государства, человечек маленький, зачуханный, сразу видно – вольник, такой… Даже слов не подберешь, назови серенькой мышкой – мышка обидится. И, конечно, украшение Центра – Мэри, она координатор ценностей. Мэри тоже контрактница, ей сорок но выглядит несравненно моложе, красивая. Она здесь недавно, но ее успели полюбить все. Да и как ее не любить: мальчишек она учила азам обольщения, кому-то подарила первые постельные радости, показала все многообразие секса. Иногда уроки были индивидуальными, а иногда обучение происходило в более расширенном формате, разве такое забудешь? Ах, Мэри, ах, душка, у нее такой роскошный бюст! А какая попка! Она такая красивая снаружи и такая восхитительная внутри… Девочки тоже души не чают в Мэри, та их постаралась научить всему, чему могла: красиво пить вино, томно глядеть на мужчин, а секс… Секс… Ну у женщин по-другому, хотя и здесь Мэри много чему успела научить, она толково подбирала девочкам партнеров: этот ласковый, этот страстный, попробуй сравни, определи, чего хочешь… Одного, двух, трех… Мэри не ханжа, Мэри душка! Вот и сегодня она неотразима в черном облегающем платье, которое подчеркивает все ее прелести. Платье больше подошло бы для ужина с любимым, чем для торжественного мероприятия, но кто посмеет ее осудить!
Что-то лопочет Элеон, так потешно руки к груди прижимает.
Зал смеется и аплодирует ей.
Теперь слово предоставили Мэри.
– Почему ты ее не любишь, Андрей? Потому что не спал с ней? Вряд ли она в этом виновата, она так старалась развлечь тебя, ты сам вежливо отстранил ее, – смеется Кэтти.
– Нет, Мэри душка, независимо от того, спал я с ней или не спал.
– Да, Мэри душка! – поддерживает его Кэтти
– Друзья! Я так рада за вас! Это так здорово – быть молодым, красивым! Идите вперед, берите от жизни все! Весь этот мир для вас! Все радости этого мира – для вас! Радуйтесь сами и не забывайте радовать других! Счастья всем! – Мэри стала посылать залу воздушные поцелуи.
Выпускники взревели, повскакивали со своих мест. Координатор ценностей стояла у стола, направо и налево вертела своей кукольной головкой.
Последним выступал Мих-Мих. Он говорил простыми словами, желал счастья, успеха и напомнил, что в трудную минуту они всегда могут вернуться в Центр, зализать душевные раны, ведь это их дом. И здесь всегда их помнят и любят.
Мих-Миху аплодировали долго и громко, он чуть приподнял руку и предоставил слово государственному чиновнику. В зале восстановилась тишина, «серенькая мышка» открыл папку, затем коробку, потом другую.
– Позвольте от имени нашего государства поздравить вас с началом самостоятельной жизни и напомнить, что все, кто подписал контракт с сегодняшнего дня, находятся под защитой. Государство ежемесячно будет зачислять на карточку каждого из вас две тысячи тишек. Один тишка равен одному доллару; для сравнения: зарплата директора Центра составляет 3000 тишек.
При инфляции эта сумма будет подрастать согласно росту потребительской корзины, например, стоимость потребительской корзины подросла на десять процентов – значит и сумма на вашей вашей карточке тоже возрастет на эту величину.
Выпускники это все знали, не раз уже пересчитывали, какими будут у них доходы.
– Ну если всем понятно, я хочу еще раз спросить, нет ли изменений в ваших решениях. Может, кто-то хочет отказаться от подписания контракта?
– Не-а!
– Нет!
– Нет!
– Может, отказавшиеся подписать контракт решили воспользоваться моим присутствием и захотят его подписать?
Все повернулись к Андрею. Таких, как он, было сорок человек из сотни выпускников, но все повернулись почему-то к нему. Андрей улыбнулся и отрицательно покачал головой.
– Ну что ж, официальная часть закончена, тогда, если не возражаете, приступим к самому приятному – к вручению карт счастливого человека. Уточню: получаете карту, проверяете, ваше ли имя на ней написано, получаете конверт с кодом к ней, расписываетесь в книге регистрации. Ну, приступим. Кэтти Арсен.
Кэтти, маленькая бестия с огненными глазами, весело запорхала со ступеньки на ступеньку.
Вот ей вручили карточку счастливого человека, она взвизгнула, поцеловала этот кусок пластика и подпрыгнула, как маленький ребенок, размахивая своим приобретением. Выпускники повскакивали с мест и зашумели.
– Ив Торген.
Белобрысый Ив пошел бодрым шагом к столу, получил карточку и расписался в книге.
Проходя мимо Мэри, он коснулся рукой ее попки:
– Как насчет отпраздновать это событие?
– Я за, но только на территории Центра – работа, мне отлучаться нельзя. Можешь друзей прихватить.
Мэри лгала, работа тут была ни при чем: просто в ее тело был вживлен чип, и, если б она покинула территорию, система, контролирующая исполняющих контракт, дала бы команду номер четыре и ей пришлось бы корчиться от боли или ползком ползти к месту исполнения.
Зал гудел от восторга и возбуждения. Андрею стало скучно, и он направился к выходу из зала.
Глава 57 Прощание с Мих-Михом
Он бродил по огромному саду. Везде, во всех Центрах положено разводить парки, а Мих-Мих вместо липок посадил яблони, черешни, груши, а еще смородину, крыжовник, виноград и много-много цветов, поэтому на все праздники Центр не закупает цветы, а украшает зал свежесрезанными с собственных клумб.
А вот и любимая скамейка у куста сирени.
Мэри смеялась над Андреем:
– Андре, ты у нас как томная барышня, любишь скамейку рядом с кустом сирени.
Но Андрею все равно, что думает Мэри.
Он любит посидеть на этой скамейке в одиночестве.
Она что-то ему напоминает. Он как-то рассказал об этом Мих-Миху, тот положил ему руку на плечо и спросил:
– Может, несбывшуюся мечту?
Кто-то кашлянул поблизости.
Мих-Мих.
– Я знал, что ты здесь. Когда ты уезжаешь?
– Вечерним поездом.
– Может, задержишься?
– Я же не контрактник, я не имею права сидеть на шее государства, я обязан покинуть Центр до полуночи.
– Но ты можешь быть моим гостем.
– Нет, я уеду, вещи собраны. Пройдусь еще раз по учебному корпусу… Знаете, Мих-Мих, я ведь все помню.
– Что помнишь?
– Я все помню. Если б вы знали, как я благодарен вам.
– Ну… спасибо, – смутился Мих-Мих.
Благодарность редкое качество. Мы чаще тупо ненавидим друг друга, делаем гадости, завидуем. Иногда любим, но очень редко испытываем благодарность.
– Спасибо вам.
– Идем поужинаем вместе. Не упрямься. В смету выпускного мероприятия заложен и последний ужин, и бутерброды в дорогу. А наши все уехали в город праздновать, вернутся только под утро, не есть же мне одному.
Мих-Мих уже переоделся, был в своем обычном костюме.
Андрей думал, что у директора такой всего один, наверное, поэтому был удивлен, когда однажды увидел в его платяном шкафу, несколько одинаковых костюмов.
– Почему они все одинаковые?
– Я же не Мэри, чтоб щеголять каждый день в разных нарядах, да и положение обязывает быть серьезным и нищим, я же не контрактник! – ответил тот.
– У тебя не появилось желание подписать контракт? Все веселятся, у них впереди счастливая обеспеченная жизнь, а как ты будешь жить?
– Нет! Я принял решение. Я не хочу много пить, до утраты чувства реальности, не хочу спариваться со всеми подряд, бросать своих детей. Ведь животные не бросают своих детенышей, так почему же мы, люди, вершина эволюции, ведем себя хуже, чем скотина?
Мих-Мих шагал рядом и молчал.
Ужин тоже прошел в полной тишине.
Андрей в очередной раз проверил содержимое своей дорожной сумки. Вроде бы все взял: плавки, рубашки, пара футболок, брюки, джинсы, спортивный костюм… Подержал немного в руках свою детскую игрушку – маленького пушистого медвежонка. Бросить? Оставить?
– Можно я его с собой заберу?
– Да, конечно, это твоя собственность. Тебя когда-то привезли сюда с этим медвежонком.
– Тогда я его заберу.
– Бутерброды. И твоя карта, вот к ней код.
– Вольным не полагается ни карты, ни пособия.
– Много ты знаешь! Студент! Просто об этом не говорят, но выходное пособие полагается всем. Если будет плохо – звони! Приезжай! Здесь твой дом! Или, скажем, я всегда рад видеть гостя по имени Андрей!
Мих-Мих крепко обнял юношу. У того выступили слезы на глазах.
– Мой водитель отвезет тебя. Поезжай!
Машина тронулась и покатилась к воротам, оставляя за собой огромный парк и где-то в глубине парка здание Центра, которое столько лет было для него домом. На глазах Мих-Миха тоже предательски блестели слезы.
– Вас к телефону.
Мих-Мих взял из рук секретаря трубку.
– Уехал, только что проводил. Нет, не стал подписывать. Что говорит? Говорит, что не хочет жить как скотина. Знаешь, ты счастливый. У тебя чудесный сын, я даже немного завидую! Я был просто наставником! А сын у тебя чудесный!
Глава 58 Университет
Андрей стоял на площади. Что ж, город Элизбург ему нравился. Зеленый. Чистый.
Университет ему тоже нравился: длинное бирюзовое здание в стиле классицизма, с красивыми высокими окнами и белоснежными колоннами, занимающее собой целый квартал.
Он только что сдал документы, подтверждающие успешное тестирование и зачисление, – все просто, быстро, никаких проволочек, ему уже выдали лист студента. Лист студента – собственность Университета Элизбурга. Этот магнитный носитель заключал в себе всю информацию о владельце, поэтому работал только в его руках. Он был и пропуском на территорию Университета, и банковской картой, и зачеткой, он был всем и вся для студентов.
Андрей постоял еще несколько минут на площади и отправился искать свое общежитие: восточный фасад, блок «Версаль», комната двадцать три.
Блок был действительно похож на Версаль: высокие потолки, широкая лестница, гипсовые античные скульптуры, а еще зеркала, зеркала, зеркала. Не хватало только люстр со свечами для полного сходства.
Комната двадцать три была обыкновенной двушкой, такой же, как в Центре: две кушетки, стол, платяной шкаф, несколько закрытых полок и два дисплея, только помощнее, чем в Центре.
– Ты гость или вор?
– А ты?
– Я живу здесь, если что. Стив, – представился темноволосый крепыш.
В его карих глазах блестели озорные огоньки.
– Андрей.
– Давно, надолго?
– Я час назад приехал, вот оформился.
– Факультет?
– Экономика и управление. А ты?
– Социальная физика. Через год оканчиваю.
– И такой есть?
– Причем самый интересный. Ты уже завтракал? Может, перекусим?
– А кафе ничего, и кормят неплохо.
– Не кафе, а стольная, от слова «стол». В Универе много чего. Но чаще я обедаю в городе, там интереснее, изобретение всех времен – контрактница: и накормят, и бутылочку для тебя закажут, а еще домой пригласят и развлекут! Тому, кто придумал систему контрактов, надо дать Нобелевскую премию.
– А девчонки в Универе… Их нет?
– Есть, но с ними скучно. Они такие правильные: у них учеба, научная работа, подработки и всякое такое. А контрактницы не заморачиваются: главное, чтоб ты хоть чуточку был симпатичным, умел танцевать, ну переваливаться с ноги на ногу, ну и все остальное!
Андрею стало легче, отошло напряжение последних дней, он сидел и глупо улыбался.
– Ты сейчас на дауна похож!
– Мы все дауны, мне иногда так кажется.
– Дауны лучше нас! Не пей, слышишь, никогда не пей! Так легко слететь с катушек! Я за тобой присмотрю на правах старшего. Тебе показать Универ?
Андрей немного дернулся. Интересно, что же случилось в жизни Стива, что он так относится к спиртному? Алкоголик пытался убить? Скорее всего, просто в детстве кто-то пьяный обидел.
– Может, переведешься на прикладную физику?
– Это социальная?
– Нет, социальная одна из специализаций прикладной.
– Чем занимается социальная физика?
– Кстати, ты контрактник?
– Нет, я не стал подписывать контракт. А что?
– Социальная физика – это система управления исполняющими контракт, если ты контрактник, тебя не возьмут.
– Да ты знаешь, я туда не рвусь, у меня управление экономикой, второе юридическое получу.
– Ты из вольной семьи?
– Нет, из Центра.
– Как ты попал в Центр? В него два пути: или родители отказываются, или родителей за что-либо прав лишают, за всякое такое… Ну или если родители умерли.
– Ты из вольных?
– Да, родителей убил пьяный, когда мне было двенадцать.
– Контрактник?
– Турист.
Тишина повисла надолго.
Стив пытался справиться с накатившей волной боли, Андрей же впервые пытался вспомнить, как он попал в Центр.
Впервые в жизни он складывал кусочки воспоминаний: и парк, и сирень, и медвежонок… Мама? Он не переносит женский крик. Может, маму убили? Кто? Картинка не складывалась. А отец?
Надо съездить к Мих-Миху, расспросить.
А может, Мих-Мих его отец? Он к нему всегда относился не так, как ко всем. Он его любил. И сразу вспомнилось, как они в детстве дрались, доказывая, кого больше любит директор…
И каждый был уверен, что именно его любят больше всех.
Детство прошло, а все еще хочется, чтоб Мих-Мих любил больше всех!
Глава 59 Сеанс коррекции
Смена закончилась. Лиз приняла душ, пообедала. Есть не хотелось, но администрация центра заботится о сотрудниках и следит за тем, чтобы все питались полноценно. После обеда она направилась в сад.
Самое лучшее место в Центре – сад. Здесь несколько делянок яблонь, груш, винограда, разных ягод, они снабжают всю страну фруктами. Ведь часть отходов перерабатывается калифорнийскими червями в удобрения, и здесь эти удобрения используют. Но больше всего Лиз любит цветы. А их здесь столько: гиацинты, нарциссы, тюльпаны, а сколько сирени! А еще розы. Хризантемы. Пионы. Герберы. Всего не перечислить. Когда Лиз поселилась в Центре, она создавала букеты. Потом готовила композиции из фруктов. Как же это называется?.. Она напрягла память. Да, второй раз за день память отказывала ей. А сейчас она руководитель процессов. Как это здорово – быть полезной обществу! Сотрудники знали друг друга по именам, но отношения почти не поддерживали. Все доброжелательны, но не более. Единственный человек, с кем подружилась Лиз, – садовник Фархад. Когда-то он приехал в эту страну с женой и маленькими детьми. И подписал контракт… Собственно, для этого он и приехал. Здорово, когда государство о тебе заботится! Живешь себе как у бога за пазухой!
Ах, как здорово, нет, восхитительно пахнет сирень! Как от нее кружится голова! Лиз стояла посреди полянки и любовалась. Сколько разных оттенков! И ведь все прекрасны! И белая, и розовая, и голубая, и лиловая, и сиреневая, и фиолетовая!
– Можно я срежу для вас пару веточек?
– А можно?..
– Для Лиз все можно!
– Тогда, пожалуйста, с того куста, ярко-сиреневого.
Фархад срезал веточки, глаза Лиз светились счастьем.
– А можно еще вот эту, посветлее, а еще веточку белой, у нее другой аромат.
Часы на руке пропиликали напоминание: пора на коррекцию. Нехорошо опаздывать, государство заботится обо всех сотрудниках Центра, об их здоровье. Надо поторопиться.
Лиз взяла букет и поспешила в блок коррекции.
Часы пропиликали второй раз, потом третий. Головная боль напомнила о себе. Надо быть пунктуальнее, возраст, надо тщательнее следить за своим здоровьем!
– Добрый день! У вас такие красивые цветы! – сегодня в комнате коррекции дежурили Кэт, так похожая на Кармен из книжки, и русоволосая Рита.
– Это мне подарили! Можно они возле вас полежат?
Установки коррекции были похожи на кровать с прикрепленной в изголовье плетеной корзиной. От «корзины» отходило много разноцветных проводков с клеммами. Их закрепляли на разные места. А потом пациент засыпал, и вся процедура проводилась во сне.
Лиз лежала на кушетке, а девушка по имени Кэт закрепляла на ее голове клеммы.
– Все. Расслабьтесь, отдыхайте, – как сквозь вату услышала Лиз, и мир поплыл перед ней.
Красивая хрупкая темноволосая девушка, вот бассейн, а вот сирень в напольной вазе, а вот мужчина, это он, Сережа, она его знает! Парк, деревья, вот она шьет детскую игрушку… Мир уплывает вдаль. Просто блики, цветные блики: голубые, розовые желтые… А еще облака…
Какая разница, кем она была раньше? Она жива, она счастлива, и это все ей дало государство. Она будет благодарна, она будет стараться быть хорошей, быть послушной, быть исполнительной… Ведь государство так любит ее.
– Все, сеанс закончен. Не делайте резких движений, можете немного полежать. У вас есть еще несколько минут.
Лиз улыбалась. Как это здорово – быть счастливой! Потихоньку встала с кушетки и направилась к двери.
– Цветы! Вы забыли цветы.
– Цветы? А, цветы! Это вам, девушки! Вы так много делаете для всех нас!
– Странная она!
– Они все здесь странные!
– Ну уж лучше с этими странными возиться, чем в шахтах тестировать оборудование на нервные составляющие.
– Знаешь, она мне кого-то напоминает.
– Кого?
– Элизабет Шайн. Я была маленькая, а ее портреты были везде: в лифтах, в метро, во всех газетных киосках был хотя бы один журнал с ее портретом.
– Я помню. А что потом с ней случилось?
– Кажется, ушла в политику.
– Надо посмотреть в «Визгоре».
Глава 60 Разговор со Стивом
В некоторых государствах каникулы в Университетах до трех месяцев – повезло же людям! Университет в Элизбурге своих студентов не баловал. Всего дважды в год они отдыхают, и то по десять – двенадцать дней. Все остальное время учеба, лабораторные занятия, практика. И так четыре года. По истечении этого срока можно судить, кто чего стоит. Кто-то уходит в научно-исследовательские институты, кто-то остается на кафедре в Университете, кто-то уходит на государственную службу. Университет в Элизбурге один из лучших в Европе и самый престижный в Крэзисе.
