Безвыходное пособие для демиурга

Но: ничего и никого.

Не сработал никакой механизм. Не взвыла сигнализация, не разверзлась земля под ногами, не пролетел нал головой гарпун, не чиркнули по касательной кривые ятаганы – ничего!

Это все – какой-то чудовищный обман. Так быть не должно!

Я кувыркнулся через голову, метнулся из стороны в сторону, прошелся гусиным шагом. Все напрасно.

Наверное, это очень смешно наблюдать, как я играю в отчаянного кладоискателя, в легендарного Индиану Джонса.

Но, с другой стороны, лучше поваляться в пыли, чем оказаться ниже на целую голову!

Уже у камня я поднялся на ноги, отряхнулся и с удивлением обошел вокруг этого странного предмета.

Это был не просто валун, а именно алтарь. Он был пятиугольным по сторонам и с глубокой выемкой в столешнице, выдолбленной под внушительный шар. Что бы это ни было, убивать здесь крайне неудобно.

Рельефные изображения людей или богов, стоящих на каждой стороне алтаря ни о чем мне не говорили. Это были человекоподобные фигуры без какого-либо оружия. У них не наблюдалось орлиных или львиных голов. Не было здесь и никакой письменности, по которой можно догадаться, какая цивилизация приложила руку к созданию этого святилища.

И вдруг я уловил движение воздуха и струящийся отовсюду запах. Это был цветочный аромат.

Несоответствие запахов и антуража ставило меня в тупик. Раньше я никогда не замечал, что, как всякое дитя своей эпохи, состою на 99 процентов из клише и штампов, навязанных культурой, воспитанием, обществом.

Раз пещера – значит темный культ. И это притом, что я знал о гонениях на ранних христиан, и об их именно подземных храмах.

Кстати, символом веры в первые годы после смерти и вознесения Христа был вовсе не крест, а рыба – отраженная по вертикали «альфа» с соединенными в настоящий хвост концами буквы.

Все так, но этот алтарь явно дохристианской эпохи. И потом, он – черный.

Запах усилился. И я как-то сразу успокоился. Аромат был не определенный, он состоял из смеси разнотравья лугов, он вплетал в себя благоуханье фиалки, ромашки, чуть горчил полынью, отдавал мятой и чабрецом.

Я никак не мог понять, что все это мне напоминает, куда меня направляют, но страха не чувствовал.

Неожиданно в обоих проходах одновременно появились люди, укутанные в красные плащи с капюшонами, скрывающими лица.

Я отшатнулся от алтаря и судорожно сглотнул: «Интересно, что делают с теми, кто оскверняет святилище своим присутствием?»

Но монахи меня словно не видели. Они толи шли, толи плыли в сантиметре над полом, – я не мог понять, потому что не видел движения в складках плащей. И от этого было как-то не по себе.

Возможно, это вовсе не люди, а призраки, стерегущие это место от непрошенных гостей. Они что-то несли в руках, и от ощущения, что мне дозволили увидеть нечто совсем не предназначавшееся для глаз смертных, мне стало совсем не уютно.

Я осторожно отодвинулся от алтаря. Монахи ничем не показали, видят ли они меня.

Я чувствовал, как лоб покрыла холодная испарина, как рубашка прилипла к спине. Я стоял в двух шагах от алтаря и боялся пошевелиться. Вдруг эти двое слепы, но хорошо ориентируются в мире звуков?!

Монахи приблизились к алтарю одновременно. Теперь мне хорошо было видно, что именно они несли. Ладони их были спрятаны под рукавами, возможно, их не было совсем. А на свисающих обшлагах плащей покоились облака тумана.

Как можно нести в руках туман или дым? По всем физическим законам это невозможно. Наверное, это было что-то другое, нечто такое, что я себе не могу даже представить.

Тот монах, что был слева от меня, нес облачко серое, другой – бардовое.

Движения пришельцев были абсолютно синхронны. Они склонились над алтарем и с их рук в ложбину столешницы стек этот туман. Они его не положили, не пролили, а он именно сам выполз.

Я нервно сглотнул. Мне показалось, что этот звук эхом прогремел в пещере, но монахи не оглянулись, они поклонились друг другу и алтарю, развернулись и так же беззвучно вышли каждый в свою арку.

Я дождался, пока непрошенные гости исчезнут в проемах, вытер пот со лба, и снова приблизился к алтарю.

Два маленьких облака лежали вместе, бок о бок.

И вдруг мне показалось, что меня увидели, словно у туманов хитро блеснули глаза, которых и быть-то не могло. И все вокруг меня сразу пришло в движение.

С лязгом оба выхода закрылись плотными железными решетками, выехавшими из стены на манер дверей в купе, только ручек здесь не было.

Я запаниковал. Я бросился к выходу и заколотил руками о железо. Гулкое эхо пошло гулять по пещерам.

– Выпустите! Я ни в чем не виноват!

– Ват! Ват! Ват! – ответили мне стены.

Слишком поздно понял, что нужно было сразу уходить, следом за монахами. Черт меня дернул посмотреть поближе, что там такое принесли эти призраки в капюшонах! Теперь я оказался узником этих стен.

Нет, любопытство до добра не доводит!

Я сел на землю подле закрывшихся решеток, схватился руками за голову, точно боялся, что мысли разорвут ее изнутри, и попытался сконцентрироваться.

Собственно, все не так плохо. Монахи, рано или поздно, вернутся. И, раз они меня не видели в первый раз, есть вероятность, что не заметят и снова.

Вот только как часто они сюда приходят? А вдруг: раз в столетие? Тогда они запнутся об мои полуистлевшие кости. Веселая перспектива!

Странно, но я прекрасно помнил, как сюда попал. Однако, я не был уверен в том, что все еще сплю.

Я ущипнул себя: больно.

Этого не могло быть!

Я хотел написать истинный мистический роман: кушать подано. Если я отсюда выберусь и не загремлю в «дурку», это будет чудом!

С другой стороны, а кто сказал, что сумасшедшие – это больные?

А вдруг, на самом деле, шизофрения – это не размягчение мозгов, как внушают врачи, а способность вот так, без всяческих приспособлений, путешествовать в самые загадочные места Земли, что тогда? И на таблетках этих несчастных держат вовсе не для того, чтобы подавлять всплески агрессии, а именно, чтобы они не шастали по чужим мирам!

Врачи сами так не могут, страшно завидуют, а другим должно быть неповадно! Это как с талантом: пока тебя не признали: весь мир тебе пытается доказать, что ты – чокнутый.

Но тогда получается, что гении – это те, кто отстоял свое право жить, как им хочется. А неудачники – это те, кто устали от борьбы и сдались. Вот как я сейчас.

Мысль показалась занятной. Она подхлестнула, точно плетью.

Нет, я не неудачник! Я, может быть, лентяй, истинный трутень, но не неудачник, и тем более не трус!

Ничего не оставалось, как подняться и идти к алтарю, чтобы испортить его. В этом случае должна сработать какая-то сигнализация, и монахи непременно вернутся. Если меня сюда занесло во время сна, то я проснусь героем.