Железная хватка графа Соколова

Соколов первым нарушил оцепенение. Он повернулся к Заварзину.

– Ну, Павел Павлович, теперь невольно я оказался втянутым в эту историю. – Обратился к Сильвестру: – Еще раз сходите в аптеку, позвоните дежурному. Пусть отыщет медика и фотографа – срочно сюда.

Хотя старшим по должности был Заварзин, но распоряжение знаменитого сыщика было воспринято как естественное. Заварзин погрозил Сильвестру пальцем:

– Не вздумай, поручик, дворника и понятых звать – не тот случай! Хоронить Хорька, царствие ему небесное, – Заварзин перекрестился, – тайком будем. И венок от Департамента полиции…

Сильвестр с явным облегчением бросился вон из страшной квартиры, – только каблуки по лестнице застучали.

Заварзин кивнул вслед ему:

– Хороший сотрудник, однако к трупам привычки нет, трясется и пугается. Да это быстро пройдет, не беда… – Полковник вдруг осекся, уставился взглядом на кровавую лужу. – Граф, сюда взгляни, да вот, возле спинки кресла, – и, уже раздражаясь, добавил: – Неужто не видишь? А еще гений сыска!

Соколов невозмутимо отвечал:

– Я много чего вижу. Например, что у тебя, полковник, штиблет развязался. А ты горячишься, полагаю, из-за этих двух шпилек, засохших в крови?

– Конечно! Неужто, граф, ты не догадался, что шпильки потерял убийца? Точнее, потеряла, ибо проволокой задушила Хорька женщина. И я сразу понял – это Клавка Железная Нога. К покойному уже давно другие женщины не ходили. Душила, а шпильки и выпали. Это очевидно. Или ты, граф, не согласен? Думаешь, если баба, так силенок не хватит?

Соколов возразил:

– Задавить проволокой, накинув ее сзади, – нет, для этого не надо обладать силой Железного Самсона или Людвига Чаплинского. Просто я никогда не спешу останавливаться на первой подвернувшейся версии. И тем более нельзя подпадать под гипноз одной-двух улик.

– А что это за креслом валяется? – Начальник охранки поднял с пола разорванную пополам фотографию. – Хе-хе, это фото кафешантанной певички Елены Вевер. Хорек любил хвалиться своей победой над ней. Ясно, Клавка в порыве ревности разорвала ее. – Заварзин с чувством превосходства улыбнулся. – Я нынче же вырву из объятий клиента Клавку, мы с тобой ее допросим, как надо, и она расколется до того самого места, которое ее кормит.

– Какую цель преследовала убийца?

– Вот она нам и расскажет, на кой черт пошла на страшное преступление. Может, с целью ограбления? Вон, ящики в секретере открыты, из книжного шкафа все тома на пол брошены, картина на стене сдвинута – что-то искала. А что искать было у Хорька? Только деньги, тем более что мы ему перед отъездом в столицу пять сотенных выдали. Болтнул Клавке – вот и решилась. Ведь старая истина: мужик в объятиях возлюбленной так размякнет, что начинает свою душу наизнанку выворачивать.

– Это верно, – согласился Соколов. – Проститутки – постоянный и ценный источник информации. Зато, если влюбятся, тут хоть на дыбу подвешивай – любимого не выдаст, крепче любого мужика окажется.

Оперная звезда

Задребезжал дверной звонок. Вернулся Сильвестр. Он с порога сказал:

– Приказ выполнил! Взял у дежурного домашние телефоны медика и фотографа, самолично дозвонился до них, поднял с постели. Приказал: «Незамедлительно прибыть с необходимыми инструментами! Нижняя дверь будет открыта».

– Молодец, поручик! – Заварзин с чувством пожал руку Сильвестру. – Мне нравится твоя исполнительность. – Повернулся к Соколову: – А теперь продолжим осмотр квартиры. Напоминаю: до прибытия экспертов предметы не трогать!

Соколов медленно прошелся по гостиной. Заглянул за спинку орехового диванчика с бронзовыми львиными головами, в большую фарфоровую вазу с давно увядшими розами. Постоял около напольных часов венской работы. Внимательно всматривался в лица людей, запечатленных на многочисленных фотографиях, украшавших стены. Подошел к кровати, негромко сказал:

– Павел Павлович, на подушке клок волос.

Сильвестр, опережая Заварзина, подскочил к кровати, схватил в руку волосы, радостно крикнул:

– Рыжие! Точно, рыжие Клавкины волосы. Ах, шельма…

– Ты уверен, поручик, что это именно ее волосы? – спросил Заварзин.

– Даю руку на отсечение!

Заварзин задумчиво потупил взор.

– Так-так-с! – Потом решительно произнес: – Я с самого начала понял это! Причина злодеяния классическая – любовь и ревность.

Сильвестр, казалось, уже несколько освоился с обстановкой. Теперь он не оглядывался каждую секунду на страшный труп.

– Вы, господин полковник, хотите сказать, что Клавка в порыве чувств сначала разорвала фото, а затем задушила Хорька?

– Да, поручик, ты прав! Это, вероятнее всего, убийство из-за ревности. Такие случаи не редкость. Эти самые «жертвы общественного темперамента» настолько лишены нравственности, что легко идут на страшные преступления.

Сильвестр с готовностью согласился:

– Это совершенно так! К тому же, – он выразительно ткнул перстом в сторону винной бутылки, – горячительные пары затуманили разум. А Клавка от природы буйная, что конь необъезженный под седлом. Хорек небось любил вспоминать свои любовные победы. Хвалился он наверняка и перед Клавкой.

Заварзин согласно кивнул:

– Готов допустить это! В порыве страсти, в состоянии аффекта, не отдавая отчета своим действиям, Клавка и прикончила своего любовника. Ученые называют это «коротким безумием».

Сильвестр одобрительно кивнул:

– Именно так дело и было.

Заварзин приказал:

– Поезжай, поручик, на Солянку. Зайди в заведение мадам Карской, скажи ей: «Клавдин возлюбленный тяжело заболел, ну, угорел! Очень хочет пассию свою зреть, теперь же». Если она с клиентом, так это ничего, сделать кобелю замену. – Засмеялся.

– А если Клавка сопротивляться станет?

– Надень на нее наручники! Позовешь городового. Тут – возле жертвы ее ревности – мы Клавку и расколем. Действуй, поручик!

Куда деньги идут

Сильвестр бросился выполнять приказ, но в дверях столкнулся с прибывшими экспертами. Первым вошел в квартиру судебный медик Григорий Павловский – среднего роста, крепкий в плечах, когда-то бравший уроки английского бокса у самого Гвида Мейера.

Фотограф фон Менгден был удивительно худощавым, всегда с особой тщательностью одетым джентльменом, в галифе и с моноклем в правом глазу. Его отличительной чертой была молчаливая сдержанность, которую он сам принимал за высшее проявление хороших манер.

Антон, сердито сопя, тащил за фон Менгденом треногу с колесом, регулирующим высоту подъема фотоаппарата, и сам аппарат, весьма увесистую штуку.

Эксперты приступили к работе. Сыщики продолжили осмотр квартиры. Прошли на кухню. В раковине – немытые тарелки с остатками засохшей пищи. В шкафах и ящиках – ничего любопытного. На столе – несколько пустых бутылок. Соколов усмехнулся:

– Винцо в этом доме уважали. Притом все больше самое дешевое: ординарная марсала, «Тенерифское», «Лиссабонское» – все не дороже рубля. А вот красное бордоское «Сент-Христоли». Вкус не шибко изящный. Куда же гонорары девал Хорек?

– На блядей тратил, – рассмеялся первый раз за вечер Заварзин. – Вот одна из них и прикончила его. Ну да ладно, пошли к экспертам. Что они нам веселенького скажут?

Загадка

Сыщики уже было направились к дверям, как вдруг Соколов обратил внимание на едва приметную стенную дверцу, закрашенную масляной краской под цвет кухни. Соколов не без труда, с помощью ножа, открыл дверцу. Это был холодильный шкаф, такие находились почти в каждом московском доме. Они непостижимым образом даже в жаркие дни сохраняли прохладу.