– Когда ты, Фаддей, готовил воровство, то плохо его продумал. Как жулики могли открыть замок, если бородка отломилась от отмычки и осталась в замке?
– Не могу знать! – Сторож потупил взгляд в пол. – Об том надо жулье спрашивать.
– А я знаю. Ты сначала открыл замок своим ключом, а уж потом засунул отмычку и отломил бородку.
Сторож упрямо помотал головой:
– Не могу знать! Не отламывал…
– Если воры влезли за чудотворной иконой, то зачем им понадобилось валить на пол книги и снимать со стен все иконы подряд?
– Не могу знать, сейчас умереть! Фулиганили, потому как жулики.
– Если бы ты служил в полиции, то хорошо бы знал, что неопытные похитители того, что сами охраняют, часто делают этот и подобные трюки. Например, измыслив кражу, злоумышленник хочет очевидней доказать, что сюда действительно забирались воры. С этой целью он с наивностью ребенка разбрасывает предметы и вообще производит беспорядок, какой не сделает ни один вор. Все это ты повторил в церкви. Признавайся, облегчи свою судьбу: где чудотворная икона Смоленской Божией Матери?
Сторож долго сопел, вздыхал и, наконец, выдавил:
– Не могу знать! Только на меня мораль пущаете…
Соколов рукой поднял за подбородок голову сторожа, сурово резанул его взглядом и строго сказал:
– Северное сияние любишь?
– Не могу знать…
Соколов изумился:
– Не знаешь?! Это большое упущение в твоей скудной жизни. Что делать, придется за казенный счет командировать тебя. Поедешь в Нерчинск любоваться красотою северного неба, а заодно кандалами бренчать и тачку катать.
В Багажном отделении
В это время полицейский, делавший обыск, протянул Соколову два рубля мелочью и почтовую квитанцию:
– Спрятаны были, ваше сиятельство, под бумажкой в поставце!
Соколов взглянул на квитанцию, широко улыбнулся:
– Надо же, Фаддей, ты получаешь трешник в месяц, а своему братцу Ивану Огрызкову в деревню Хлюстово Вологодской губернии отправляешь денежный перевод – сто рублей. Деньги не шуточные! И чтобы никто из знакомых не узнал о переводе, нарочно едешь в Казань. А нам говорил, что тебе брат помогает.
Полицмейстер радостно хлопнул в ладоши:
– Вот, любезный воришка, ты и попался!
Сторож прогундосил:
– Сейчас умереть, ничего не знаю!
Полицмейстер возмутился:
– Ну, Огрызков, ты глупец и нахал! Тебя приперли к стене, а ты свое долдонишь: «Не знаю, не знаю…»
– Я деньги на дороге нашел – сто пятьдесят рублей.
– Сказки будешь рассказывать, лежа на нарах! – в тон гению сыска сказал полицмейстер. Вопросительно посмотрел на Соколова: – Куда его?
– В Ниццу, под пальмы на Лазурное побережье!
Полицмейстер расхохотался:
– В кутузку подлеца!
– Разумеется!
– А тут мы устроим основательный обыск, я пришлю полицейских…
– Бесполезно! Коли гужуется вовсю, стало быть, икону отдал, деньги получил. Похоже, что и впрямь сто пятьдесят рублей отвалили этому святотатцу.
Полицейский достал из кармана веревку, проворчал на сторожа:
– Повернись спиной, спеленаю тебя нежно, как младенца!
Полицмейстер махнул рукой:
– Не надо! Засунь его в багажник, а шину оттуда переложи в салон, на заднее сиденье. – Просяще посмотрел на Соколова: – Аполлинарий Николаевич, вы позволите вас пересадить вперед?
(Замечу, что более комфортными считались места на заднем сиденье.)
Соколов отвечал:
– Конечно, Алексей Иванович!
Полицейские стали запихивать несчастного в багажник.
Соколов решил сделать последнюю попытку:
– Признавайся, Фаддей, кому отдал икону? Скажи правду, тогда хоть и выпорю, зато отпущу на все четыре стороны…
Сторож тупо помотал головой:
– Воля ваша, только не могу знать!
Соколов не сдержался:
– Ну и болван! Неужели ты думаешь, что я не найду икону? Нет, право, башка твоя пустая.
Сторож ничего не ответил, лишь перекрестился и безропотно залез в полукруглый ящик, подтянул колени к груди.
Снаружи багажник закрыли висячим замком.