Триумф графа Соколова

– Жидок народ стал, в голове мысли только об трактире. И табачный дым в небо пущать.

– Это точно, размаху в людях нет, – подтвердил купец. – Один граф Соколов и остался. Вот со скуки рельсы гнет.

Дама тоном знатока уронила:

– Относительно рельс не скажу, а в газетах публиковали: прошлой зимой в Неву целую банду убийц под лед спустил. Помнится, человек восемь называли.

– Вот это по-нашему! – хлопнул рукавицами солдат. – Самое место разбойникам и революционерам – подо льдом.

Вперед, расталкивая зевак локтями, пробилась раскрасневшаяся женщина – с тазом и кошелкой. Видать, из бани. Завистливо вздохнула:

– Что значит возле царя ходят – сытые да гладкие! Наслаждаются жизнью в свое удовольствие.

Плечистый городовой рявкнул:

– Не р-рас-суждать! Не твоего куриного ума забота. Ос-сади!

Легендарный граф

Впрочем, для тех, кто мало знает нашего знаменитого графа, представим его. За свою необычную физическую мощь, проницательный ум и неудержимый нрав граф был известен всей России.

Блестящий полковник лейб-гвардии Преображенского полка, поразив весь высший свет, пошел служить в полицию. И тут его подвиги всех восхитили. Не было случая, чтобы граф не раскрыл преступление, за которое взялся.

Тогда же по Петербургу пошла гулять песенка, сочиненная популярным в те годы куплетистом Добужским. В частности, в песенке были такие слова:

У графа интуиция
И развит интеллект,
А это для полиции,
Конечно, не дефект.
В службе поражения
Он никогда не знал:
Любые преступления
В момент он раскрывал.

Государь ему был обязан спасением жизни. Случилось это минувшей осенью, когда товарищи революционеры приготовили электрическую мину на дороге, по какой Николай Александрович направлялся из Нового Петергофа в Петербург.

Сыщик поступил просто и справедливо. Застав на месте преступления злоумышленника, он замкнул концы электрической мины. От злодея остались лишь какие-то лохмотья, повисшие на деревьях.

Вслед за этим Соколов проник в большевистское гнездо, свитое врагами Российской империи в Галиции, которая находилась в пределах Австро-Венгрии.

Прибыл сыщик в ставку Ульянова-Ленина под видом эмиссара германского министерства иностранных дел. Именно сюда дважды обращался Ленин с просьбой выделить миллионы на ведение враждебной агитации и разложения армии в России, на организацию стачек и диверсий.

Соколов провел операцию блестяще.

В руках российской охранки оказались списки подпольных типографий и организаций. Их в обмен на чек (понятно, фальшивый) сыщику передал сам Ленин. Смутьяны и террористы понесли чувствительный удар, а Соколов швырнул с моста в горную речушку большевистского вождя. Весь Саратов умирал от хохота, узнав, что Соколов закрыл на ночь в кладбищенском склепе провинившегося тюремного доктора Субботина.

Подобных подвигов было много. О них писали газеты и рассказывали анекдоты. Для смутьянов Соколов стал злейшим врагом, а якобы прогрессивные писаки пачкали свои издания клеветой на гения сыска.

Одному из таких борзописцев, некоему Шатуновскому-Беспощадному, граф засунул в глотку газету с его гнусным фельетоном. Это было справедливо. Не убивать же всякую рвань на дуэли!

Соколовым восторгались все – от вокзальных извозчиков и городовых до львиц высшего света и провинциальных барышень.

Последние раскупали открытки с портретом красавца сыщика и в минуты уединения любовались его мужественной красотой, впадая в нескромные мечтания.

Тревожные новости

Итак, в канун земских торжеств собралось все высшее полицейское начальство империи, корпуса жандармов, Генерального штаба и охранного отделения.

Главными были два вопроса: подготовка указа о борьбе с народным пьянством и обеспечение безопасности государя и августейшей семьи в дни земских торжеств.

Важные люди с застывшим на лицах выражением сознания собственной значимости, наделенные громадной властью, одетые в дорогие шинели с золотыми погонами и богатые шубы, степенным шагом подходили к резным дубовым дверям, которые перед ними только и успевали растворять два вышколенных солдата.

Гости блестели орденами и надушенными лысинами. С учтивостью они раскланивались друг с другом. Некоторые сбились небольшими группами и степенно обсуждали последние события на Балканах, нагрянувшие вдруг лютые морозы, грядущее водосвятие на Неве, в котором им всем придется участвовать вместе с государем, и по традиции все должны быть облечены лишь в мундиры и без пальто и шинелей – это в такой-то мороз.

Все друг друга знали, у всех были между собой отношения – иногда дружественные, порой очень сложные, зависевшие от многих причин, влияний и родства.

Еще при входе в подъезд гений сыска столкнулся со старым приятелем Гарнич-Гарницким. В прошлом директор Императорского фарфорового завода, нынче он занял важный пост директора картографической фабрики, выпускавшей секретные документы для военного ведомства.

– Почему взор у вас тревожен, Федор Федорович? – шутливо произнес сыщик.

Собеседник явно был чем-то угнетен. Он вздохнул:

– Всякие странные случаи стали вдруг происходить со мной. Хочу вашей помощи…

– К вашим услугам, сударь!

– Вечером вы что делаете?

– Иду в Мариинку.

– А после?

– Еще не знаю. Ближе к вечеру протелефонируйте мне, мы и решим.

– Очень нужно посоветоваться с вами, Аполлинарий Николаевич. Слишком серьезно то, что меня беспокоит. – Он просительно взглянул на собеседника. – Речь, возможно, идет о моей жизни.

Соколов удивленно поднял бровь, внимательно глядя в лицо собеседника. Потом решительно произнес:

– Вечером увидимся!

– Только на вас, граф, вся надежда.

Наследник монгольского хана

Едва Соколов сбросил на руки дежурного офицера шинель, как к нему с широкой улыбкой направился Джунковский.

Несмотря на некоторую полноту, генерал-майор держался по-военному прямо. Голубовато-светлые глаза светились умом.

* * *