Кровавая плаха

Диву даешься, откуда в этом тщедушном теле взялось вдруг столько силы: Горский сумел-таки втащить упирающуюся, истекающую кровью Прасковью в сени. Схватив дубовое полено, он стал с остервенением бить девушку по голове.

– Уф. – Он выпрямился, тяжело вздохнул.

В угаре дьявольского бешенства Горский совсем забыл, что где-то в доме есть еще один человек – крошка Александр.

И вот теперь он вдруг затылком ощутил на себе взгляд – это был младший сын Жемариных.

– Вот ты где, гаденыш! – заорал Горский. Тем же окровавленным поленом, которым только сейчас он убивал Прасковью, студент размозжил мальчику череп.

Тяжело дыша, вынув из брючного кармана патроны, он стал перезаряжать револьвер. Потом отправился в зал, оттащил от дверей трупы.

Час роковой

Странный рой мыслей вдруг посетил Горского.

«Для чего все это я затеял? – думалось ему. – Разве я не мог наперед рассчитать, что все эти смерти окажутся напрасными? Я наберу себе денег и прочих богатств из этого дома, и никто не подумает на меня, никто не догадается, что все это сделано моими руками? Весь город станет показывать на меня пальцами: вот идет убийца! Зачем, зачем я это сделал?»

Но, посидев еще минуту-другую, он вдруг стал успокаивать себя: «Нет, я все сделал правильно, потому как цели мои – политические. Буржуазию надо истреблять физически! Я, быть может, жертвую своей жизнью ради счастья всех трудящихся».

И ему опять стало все понятно, и наступило облегчение.

Внизу заскрипел снег, раздался голос кучера.

Горский подскочил к окну.

Возле парадного входа, который, по обычаю, был закрыт, стояла Марья Емельяновна. Она была в дорогой меховой шубе, и лицо ее светилось радостью.

Вместе с хозяйкой приехала горничная. Они повернули за угол, прошли через калитку во двор.

К окну на торцевой стороне бросился и Горский, прильнул лбом к стеклу.

Женщины с удивлением разглядывали кровавые пятна на снегу. Потом Жемарина позвонила.

Горский сбежал вниз, отбросил крючок. Руку с револьвером он спрятал за спину.

– Что за кровь возле порога? – спросила хозяйка.

– Это ничего, – успокоил ее Горский. – Проходите.

Он заметил, что горничная вновь вернулась к саням.

«Видимо, забыла что-то взять, – с удовольствием подумал Горский. – Очень к месту это! Но в моем распоряжении мало времени».

Едва Жемарина взялась за ручку двери, ведущей в чайную комнату, он выстрелил – опять в затылок. Хозяйка повалилась на бок.

– Прекрасно! – вскрикнул Горский, опять приходя в возбужденное состояние. – Я сейчас перестрелял бы, кажется, весь свет. Чу-дес-но!

В сенях уже топталась, отряхивая снег с белых сапожек, горничная.

Горский, не таясь, навел на нее револьвер.

Та расхохоталась:

– Ну и шалун вы, Витольд Людвигович!

Горничной очень нравился этот молодой человек, которого она почитала самым умным и красивым на свете.

Горский нажал на курок. Выстрела не последовало.

Горничная продолжала хохотать.

Убийцу это привело в бешенство.

– Что ты хохочешь?! – заорал он на нее. – Твой последний час пришел, а ты, дура, хохочешь!

Он еще раз нажал на курок: что-то сломалось, заело.

Тогда Горский схватил полено обеими руками и хватил им девушку по голове. Та повалилась ничком на пол.

– Вот, семь трупов! – подвел итог Горский. – Борьба за социальную справедливость началась.

Он сбегал к соседу-слесарю. Тот отрегулировал ему револьвер.

После этого, зарядив весь барабан, Горский вновь вернулся к дому. Возле крыльца стояли кучер и няня.

– Погляди, милый, сколько тут крови! – сказала няня. – Нет ли тут какого убийства?

«Надо покончить с ними, – вяло подумал Горский. – Впрочем, что это даст? Семь трупов или девять? До социализма еще далеко. Я добр, пусть живут эти трудовые люди».

– Думаю, следует заявить в полицию! – сказал он.

– Вот и мы так думали!

Старики поспешили в полицию, а убийца поплелся домой. Он очень захотел после всего случившегося спать.

Похмелье

В ту же ночь Горского арестовали. Спустя два месяца это дело разбиралось в Тамбове временным военным судом. Несколько тысяч горожан собрались возле здания, где решалась судьба одного из самых страшных преступников Российской империи.

Иван Сергеевич во время допроса определенно показал:

– Убийца был напичкан политическими идеями. Они и толкнули его на преступление.

Но громкие политические процессы были впереди. Россию еще ожидали кровавые деяния тех, кто сотрясал ее основы.

Прокурор Неелов политической подоплеки в деле не нашел, но обнаружил в голове подсудимого полную кашу.

– Конечно, – сказал он в обвинительной речи, – очень удивительно, что, перебив семь человек, убийца не берет в доме ни рубля. Это лишь ярко свидетельствует о его полном пренебрежении чужой жизнью, об отсутствии столь естественного для восемнадцатилетнего мальчика чувства жалости и сострадания к ближнему. Это удивительно. И это – факт! Боюсь, что это предзнаменование нарождения новых людей, точнее – выродков человеческой породы.