СТАРШИНА. Вот я наблюдаю за тобой уже две недели. Парень ты, вроде бы, неплохой: не скулишь, не ноешь, не жалуешься… Одного не могу понять: откуда в тебе такое упрямство? Армия основана на дисциплине, а ты подчиняться не любишь.
НИКОЛАЙ. Подчиняться я готов. Не готов сгибаться.
СТАРШИНА. Но я все-таки тебя согну. В бараний рог.
НИКОЛАЙ. В прошлый раз вы обещали сделать из меня баранье рагу. Почему у вас все обещания бараньи?
СТАРШИНА. Знаешь, Николай, почему я тебя не люблю? Потому что ты меня не любишь.
НИКОЛАЙ. А почему я должен вас любить?
СТАРШИНА. Потому что я старший по званию.
НИКОЛАЙ. И, как я понимаю, чем начальник старше по званию, тем больше я должен его любить. Например, полковника гораздо больше, чем старшину, а генерала больше, чем полковника.
СТАРШИНА. Нет, старшину больше.
НИКОЛАЙ. Почему?
СТАРШИНА. Потому что я к тебе ближе. Полковник далеко, а я всегда рядом. Вот возьму и впаяю тебе сейчас еще один наряд вне очереди. Пойдешь сегодня на квартиру к генералу и почистишь сортир. Как надо ответить?
НИКОЛАЙ. Слушаюсь.
СТАРШИНА. Теперь понял, кого надо больше любить?
НИКОЛАЙ. Так точно.
СТАРШИНА. Вот, ты говоришь «так точно», но я по твоей морде вижу, что мой приказ тебе не по нутру.
НИКОЛАЙ. Так точно.
СТАРШИНА. А вот в этом-то твоя беда. А ведь приказ начальника – это приказ Родины.
НИКОЛАЙ. Так точно. Никак нет. Слушаюсь.
СТАРШИНА. Издеваешься? Знаешь, что сказал знаменитый русский генерал Антон Иванович Деникин? «Каков народ, такова и его армия». Понятно? Или тебе не нравится наш народ?
НИКОЛАЙ. Нравится.
СТАРШИНА. Значит, тебе должна нравиться и наша доблестная армия.
НИКОЛАЙ. Разрешите спросить?
СТАРШИНА. Валяй.
НИКОЛАЙ. А где она проявила свою доблесть, наша доблестная армия?
СТАРШИНА. Кретин, ты не знаешь, как сражались наши отцы и деды?
НИКОЛАЙ. Как отцы и деды, я знаю. А вот как дети и внуки…
СТАРШИНА. Еще три наряда вне очереди!
НИКОЛАЙ. За что?
СТАРШИНА. Молчать! Не знаешь, как отвечать по форме?
НИКОЛАЙ. Слушаюсь.
СТАРШИНА. Ты что – не знаешь, что бы было, если бы, например, Наполеон победил Россию?
НИКОЛАЙ. Знаю. Он бы отменил крепостное право, ввел разумное законодательство, известное как кодекс Наполеона, устранил бы взятки, прекратил засилье чиновников и поощрил свободу предпринимательства. Не было бы ужасов аракчеевщины и николаевского режима. Россия была бы процветающей страной, как, например, Франция.
СТАРШИНА. Но во главе России он мог бы поставить француза.
НИКОЛАЙ. Ну и что? А Николай Первый был немцем, как и его отец и как его бабушка. Чем это лучше?
СТАРШИНА. Больно ты умный. Может, ты и сам немец? Или, того хуже, еврей?
НИКОЛАЙ. Ничего плохого в том, чтобы быть евреем, я не вижу. Но я не еврей.
СТАРШИНА. Насчет того, кто ты есть, может знать только твоя мать. Я уверен, что она…
НИКОЛАЙ. Можете оскорблять меня, но не смейте оскорблять мою мать.
СТАРШИНА. Я сейчас тебе покажу такую мать…
НИКОЛАЙ. (Резко.) Заткнись. Хватит. Ничего ты мне не покажешь.
СТАРШИНА. Что за разговорчики? Лечь!
Николай не торопясь, уютно ложится.
Встать!
Николай еще медленнее, с вызовом, встает.
Лечь!
Николай не реагирует.
Лечь, говорю!
НИКОЛАЙ. Ложись сам.
СТАРШИНА. Что?! Ты у меня под суд пойдешь! Устава не знаешь?
НИКОЛАЙ. Знаю. «За действия, унижающие человеческое достоинство подчиненного, начальник несет ответственность». Статья тридцать вторая.