– Добрый день. – Вошел, не стучась, он, как к себе в домой.
Семя в это время сидела на кухне и завтракала. Леонид встал из-за стола, медленно вышел в гостиную.
– Что привило вас в наш дом? – настороженно спросил Леонид.
– Присядьте. – Жестом указывая на кресло у журнального столика, сказал фон Фирс, голосом не отличающимся особой мягкостью и скорее смахивающим на приказ.
– Присаживайтесь и вы, господин фон Фирс. – Доброжелательно сказал Леонид.
– Благодарю вас. – Отчеканил гость и плюхнулся во второе кресло. Между мужчинами, сидевшими в креслах, стоял журнальный столик, на него Фирс выложил какие-то бумаги. Леонид с любопытством наблюдал за его действиями. Воцарилась тягостная пауза.
– Вот смотрю на вас, Леонид, и жду, когда же вы начнете меня спрашивать о цели моего визита?
Леонид внимательно осмотрел его массивную фигуру, с трудом умещающуюся в кресле, сказал: – А все-таки, что вас привело к нам в такую рань?
– Это касается вашего сына. – Фирс сделал умышленную паузу. Леонид выжидательно молчал, ожидая, что скажет гость?
– У нас для особого состава нашей организации есть специальная программа, которую мы воплощаем с самого детства.
Леонид еле сдерживался от нахлынувшего волной негодования, но продолжал усилием воли сдерживать эмоции. А гость снова не торопился. Снова длинная пауза и только затем, когда Леонид взял со столика бумаги, Фирс сказал: – Это характеристики на Дмитрия Кразимова и на вас с женой для специнтерната «ЭДЕЛЬВЕЙС». В этом интернате, детей из семей, которые мы отбираем во всем мире, обучают всему тому, что необходимо будет для продолжения их учебы в университетах мира, которые мы рекомендуем. Нам нужны образованные и хорошо подготовленные специалисты для работы с инопланетными представителями.
– И мой сын принадлежит вам, а не нам с женой? – скрывая свое негодование, сдерживаясь от нахлынувшей досады, выдавил из себя Леонид.
– И да и нет, если вы против мы можем не обращать на него никакого внимания. Но подумайте сами, учится все равно необходимо. А что с ним будет в будущем, священник или, в крайнем случае, охранник колонии Дигнидад. Вот и все.
За разговором мужчины не заметили, как подошла Аня. Она слышала все, о чем говорил фон Фирс, и все, что касалось ее сына.
– Я согласна. – Неожиданно раздался ее голос за спинами у обоих. Леонид вздрогнул, обернулся, потеплевшим взглядом встретил жену.
– Ну, вот и хорошо. – Коротко ответил Фирс. Он по-военному встал, сказав на прощание:
– Осенью заеду, тоесть, в конце мая, и вы поедете со мной в интернат в Сантьяго.
– А что, обучение там с шести лет? – спросила Аня.
– Да. Вы сможете его навещать один раз в месяц, и каникулы он всегда будет проводить в кругу семьи. – И Фирс откланялся.
– Ты знаешь, – выждав, когда за гостем закрылась дверь, сказала Аня, – а я рада. Просто поверить не могу, как все устраивается в нашей жизни?
Леонид философски молчал. Он был в раздумье, что кроется за этим интернатом, и что будет с ними…
Интернат «Эдельвейс», для особо одаренных детей, тоесть для детей, родители, которых, имели хороший капитал или семейный бюджет, что позволяло оплачивать обучение в этом учебном заведении, находился в живописной окрестности Сантьяго. Это было одноэтажное здание, выстроенное в виде буквы «П», а рядом располагался жилой комплекс, общежитие для учеников. К каждому школьнику была приставлена гувернантка, в обязанности которой, входило присмотр за вверенному ей ученику или ученице. Тоесть, вовремя проследить за принятием пищи и отходом ко сну того или иного школьника, школьницы. Дети жили в отдельных комнатах. В каждой комнате была своя столовая, где хозяйничали гувернантки. Они также стирали, гладили белье школьников и убирали в помещениях. Гувернантки были образованы с университетским образованием. Эта работа была престижной, и каждый год устраивался конкурс на освободившиеся места, ибо с поступлением в первый класс и до одиннадцатого класса школьника сопровождала одна гувернантка, а вместе с выпускным балом уходила на пенсию. Редко возраст пенсионерок составлял старше тридцати шести лет. Кандидаток на роль гувернантки было предостаточно. На одно место претендовало до десяти выпускниц, с университетов городов мира, съезжавшихся попытать счастья устроится на эту работу.
Когда Леонид Кразимов появился с Димой в дверях кабинета директора, навстречу, из-за письменного стола, выбежал невысокого роста толстяк с широкой приветливой улыбкой и приятным взглядом черных, как две огромные маслины, глаз: – А-а, господин Кразимов? – пожимая Леониду руку, мягким рукопожатием, сказал он бархатным и приятным баритоном, – Проходите, присаживайтесь, – рукой, указывая на диван из коричневой кожи.
– Благодарю вас, господин директор. – Вежливо отчеканил Леонид по-испански, усаживаясь на указанное место.
– Наслышан о вас, господин Кразимов. Надо сказать, что ваши покровители не скупятся на благотворительные цели для нашего интерната и перевили значительную сумму на наш банковский счет. Так что двери для вашего сына здесь широко открыты и надеюсь, что все одиннадцать лет он достойно проведет, как ученик, в стенах нашего «Эдельвейса». – Он говорил, а добрая и приветливая улыбка не сходила с его уст, в свою очередь, располагаясь за своим письменным столом. Затем на телефоне набрал внутренний номер, и в кабинет вошла красивая девушка в белом фартуке, как подобает гувернантке, и в темно-каштановом платье. На ней была кофточка с длинными рукавами такого же цвета, как и платье. Искристая приветливая улыбка белозубой жемчужной россыпью светилась на ее лице.
– Здравствуйте. – Поздоровалась вошедшая. – Я буду гувернанткой у вашего сына, господин Кразимов. Меня зовут Елена Мазур, я из Франции. В этом году окончила Сорбонну.
– С отличием. – Добавил директор, и улыбнулся ей, – У нас тут строгий отбор кандидаток на это место.
– Ну, а если по каким-то, не от нас зависящим причинам, у кандидатки изменятся обстоятельства, и она не сможет выполнять свои обязанности? – забеспокоился Леонид.
– На этот счет у нас есть штат подменных и они, как никто, дорожат своей работой. – Парировал директор.
Оставив сына на попечение гувернантки, Леонид вернулся домой на двухместном спортивном самолете, взятом в ангаре колонии…
Глава четвертая
Лето. Каникулы. Диме двенадцать лет. Он проводит лето дома. Среди цветущих пион, роз, яблок и слив. Среди луж и увлекательных историй, выдуманных и рассказывающих его другом Мигелем в кругу соседских мальчишек. Вишневые сады в колонии были всюду во дворах соседей. И ребята гурьбой, то там, то здесь, собирались и лазили по деревьям. Помогали взрослым убирать вишневый урожай. Взрослые, затем, брали корзины с вишнями и относили в цех консервного завода на переработку.
Дружба Димы с местными ребятишками не прерывалась и сплачивалась рассказчиком Мигелем. Невероятные приключения роились в его маленькой голове, и, мальчики, открыв рты, слушали и смеялись до слез.
А, когда делать было нечего и слушать не хотелось, потому что дождь кончался, и можно было бегать по лужам. Бегали по теплой воде босиком, обрызгиваясь с ног до головы. Запускали бумажные кораблики в далекие страны на быстрой горной речушке, которая текла невдалеке. Много детских игр знали эти чилийские мальчики, выросшие здесь среди роскошной природы на горном воздухе. А в саду пели птицы. На дороге громыхали юркие грузовички, мычали вдалеке коровы, из скотного двора, и до мальчишек никому не было дела. Прекрасная пора, все-таки детство.
Дима жил по соседству с Димой Гариновым. Гаринов не по годам был умным и сообразительным мальчиком, ему было почти уже десять, младше от Димы на два года.
А соседская девочка Вероника старше от Димы на год. Через дорогу, прямо напротив дома Кразимовых рос сад, и там размещалась пасека колонии Дигнидад. Пчелы жужжали в кронах душистых лип, сновали по цветам, собирая пыльцу. В один из летних февральских дней Чилийского лета стояла жаркая погода. Дима вышел в огород, поискать чего-нибудь и увидел через забор Веронику. Она была в одном купальнике. Диме вдруг захотелось увидеть ее голой, и он подошел к забору.
– Привет! – поздоровался он.
– Здравствуй! – ответила она.
– А где Мигель? – брат Вероники.
– Он в городе с мамой. А ты что делаешь? – спросила Вероника.
– Так, ничего.
– То может, пойдем яблок наберем в саду?
Дима обрадовался этому предложению, и они пошли. Перелезли через ограду и очутились под яблоней раннего сорта. В траве под яблоней было много нападавших с веток яблок, и Дима предложил собрать.
– Вон там, дальше есть? Там яблоки вкуснее. – Вероника указала рукой на раскидистую яблоню. – Вон та яблоня?
В глубине сада было тихо и таинственно. От того, что они были в чужом фермерском саду, чувство опасности и постоянной настороженности возбуждало детей. Дима вдруг сказал, – Послушай, покажи мне свою киску? – он не глядел на девочку, но та молчала, делая вид, что не слышит.
– Ты меня слышишь? – повторил он свой вопрос.
– Слышу. – ответила девочка. Ее, налитые созревающие груди тринадцатилетней девочки уже хорошо выступали остротой сосков и округлостью.
– Ну покажи? Тут никого нет.
Она снова молчала, тогда чтобы ее как-то достать Дима сказал:
– Я тебе свою покажу, смотри? – и он расстегнул штаны и достал свой торчащий членик.