Убить бога

«Петрович», – прошептал идущий рядом боец и положил ему руку на плечо.

Из-за угла дымящегося разрушенного дома шёл нетвердой, но совершенно спокойной походкой мужчина средних лет. Неумело насвистывая одному ему понятную песенку, он беззаботно размахивал подобранной где-то кривой палкой.

– Добрый человек, вы из Москвы? – быстро поравнявшись с ним, прямо спросил Рябинин, вцепившись глазами в лицо незнакомца, – паспорт есть?

– «И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева…», – резко сменив мелодию, неумело запел прохожий и, закинув голову, посмотрел в затянутое серыми облаками ночное небо. Застыв на секунду, он прекратил петь и опустил тяжёлый невидящий взгляд на Рябинина.

Тот вздернул руку и молча выстрелил рок-исполнителю прямо в лицо. Брызнула во все стороны кровь, и тело мужчины мешком рухнуло наземь.

– Идиот, – непонятно на кого в сердцах выругался начальник особого отдела и с досадой сунул оружие в кобуру.

Полковник Рябинин не был сентиментален. Он никогда не ощущал так свойственную многим людям потребность в каких-то обязательных и важных заключительных словах, на любом слове мог легко прекратить даже самый пылкий и возбужденный монолог и, как ни в чем ни бывало, спокойно сменить тему… или начать убивать.

Да, эта часть его жизни проходила в каком-то полубессознательном состоянии. В этот момент полковник не думал ни о чем. Многим его молчание дорого стоило. Для врага он был непредсказуем и страшен. Бил всегда без подготовки, без замаха, с ближней руки и одновременно шагая напролом, не давая возможности опомниться и перегруппироваться. При этом ни один мускул на его лице не приходил в движение. Он был безмятежен и, казалось, даже как-то рассеян. Ни гнева, ни раздражения, ничего… Только еле уловимая дрожь, словно рябь на воде в закипающем чайнике.

Наручные часы осторожно пискнули.

– Фаза два, – тут же громко и отчётливо проговорил Рябинин в микрофон рации на плече.

«Другой» явился в образе мужчины средних лет с чуть вьющимися нестриженными волосами. Этот типаж всегда настраивал людей на нужный лад. На вид он был худощав и слегка изможден, что выгодно определяло его как человека волевого и «духовного».

Выбравшись из своего укрытия, Кенша-Тогур отряхнул пыль с серой и неброской тоненькой курточки, заправил в штаны выскочившие полы белой полотняной рубахи и, оставшись доволен, не спеша тронулся в путь. Он знал, что нет необходимости торопиться сообщить людям о своём пришествии, ведь они и так ждут его, надеются и верят.

Завернув за угол, Кенша остановился. На открывшейся его взору площади горел яркий свет от мощных прожекторов, гудели генераторы, всюду царила суета, сновали туда-сюда машины «скорой», МЧС, санитары с носилками.

Для людей выбор между добром и злом трагичен. «Другой» легкой, аккуратной походкой обошёл большую красную пожарную машину и оказался у группы медиков, склонившихся над лежащей на носилках девушкой. Встав за их спинами, он обратил внимание на нескольких заплаканных женщин рядом. Вполне неплохо, решил Кенша-Тогур, буквально прочувствовав всем своим безграничным разумом дальнейший ход событий.

Он поднял голову к небу и картинно закрыл глаза. Затем, опустив «просветленный» взгляд, непререкаемым жестом руки освободил себе дорогу и шагнул к лежащей девушке.

– Иди ко мне, дочь моя, – громко и членораздельно произнёс Кенша, раскрыв объятия.

В этот момент пульсация его сердца пронзила Вселенную, слившись с этим маленьким лежащим существом. Да, он мог многое. «Проводник» вернул Наташу Демченко к жизни почти без усилий. Она удивлённо моргнула карими глазками, отстранив врачей, встала и благодарно бросилась в объятия пришельца. В объятья Кенши-Тогура.

– Боже мой, – уронив сумочку, воскликнула одна из стоявших рядом женщин, – кто же ты такой?

– Слава тебе, господи, –вторила другая…

Глава 14

Тем временем на Зубовском бульваре в квартире профессора полным ходом шло совместное осмысление произошедших за день событий. Когда полковник Рябинин, пробыв немного, ушел, вся честная компания прилегла отдохнуть и задремала. Они отключились буквально на полчаса, но, проснувшись, так и не смогли вернуться к новым «реалиям». Никто не понимал, а вернее не хотел понять, почему все собрались здесь – у профессора дома. Пошел долгий и томительный разговор. Как и положено в таких случаях, самой ходовой версией стало совершенно здравое предложение, что имело место не что иное, как групповое временное умопомешательство.

Вся троица единодушно сошлась на слове «временное», потому как «сейчас» никто себя идиотом не чувствовал. Они настолько были поглощены своей беседой, что не обратили внимания, как «ухнуло» что-то за окном и задрожали готовые выпрыгнуть стекла. Телевизор они, конечно, не включали, а радио не было и в помине. Так наши друзья остались в абсолютном неведении о произошедшей в Строгино трагедии. Они, как и принято у людей, продолжали считать себя центром вселенной, а значит все самое важное могло случиться и случилось, конечно, именно с ними.

Меньше всего повезло Николаю Ивановичу. Андрей и Маша единодушно решили, что это он, профессор, проводит над ними, бедными студентами, свои нечеловеческие опыты и настаивали на «признании».

Прикусив нижнюю губу и пристально уставившись на Запольского, Андрей нервно постукивал пальцами по столу. Его с Машей раздражало и беспокоило явное нежелание учителя сознаться в содеянном.

– Николай Иванович, эта «карусель со стиралкой» ни в какие ворота не лезет… Уже пора заканчивать, вам не кажется?

– Милые мои, давайте будем реалистами. Не нужно заменять реальность вымыслом, даже несмотря на то, что мы не знаем, что произошло. Повторяю – я ничего подобного не делал и не смог бы, даже если бы захотел. Мне не меньше вашего интересно, что за чертовщина творится с нами, – совершенно спокойно произнёс Николай Иванович.

– Андрюш, он прав, – вступилась за профессора Мария, – не нужно придумывать небылицы, оставим вопросы открытыми, так даже интересней, – неожиданно для всех заключила она.

– Интересней? – поднял брови Дрюня, – интересней, когда знаешь ответ. Нас кто-то «имеет», а ты говоришь – «так интересней». Забавно.

Тем временем Загдир Уджа-Гаарович, погруженный в свои мысли, поднялся по ступенькам на шестой этаж к «хате» профессора и остановился, вспоминая, зачем и куда пришёл. Он вытянул вперёд губы и выпучил, округлив, глаза, будучи абсолютно уверен, что это поможет. Так и вышло. Увидев внутри своей головы образ мальчика, Маши и солидного дяди, он искренне обрадовался. Эти трое были очень милы и вызывали у него тёплые приятные чувства.

Тем не менее ощущение собственного места в пространственно-временном континууме не работало. Не желая разбираться с этими слишком уж хитрыми и тонкими материями, Зак на старинный манер стал с размаху долбить носком ботинка по дощатой двери квартиры профессора.

Загдир настолько увлекся и даже почти вошёл в транс под собственный равномерный стук, что не заметил, как этажом выше вышла и стала возмущаться раздраженная грохотом соседка. И только когда в дверном проеме показался Николай Иванович, обладавший недюжинной реакцией, пришелец наконец-то остановил занесенную для удара ногу.

Из-за спины профессора осторожно выглянули удивлённые и одновременно испуганные Андрей и Маша.

– Ну что, заговорщики, соскучились? Пару блинчиков мне не оставили? – обрадовался встрече инопланетянин, широко и добродушно улыбнулся и вошёл в квартиру.

– Я же говорил, что это не я, – рассеянно проговорил профессор, пропуская пришельца внутрь.

– Конечно, не он, а кто же ещё, – живо отреагировал Зак, внимательно оглядывая притихших друзей, – значит так, пойдемте на кухню, потолкуем за жизнь.

Когда вся компания разместилась на старых скрипучих табуретах, «проводник», согласно древней русской традиции, начал разговор «издалека»:

– Чтобы узнать, насколько я могуществен, поделите 3 на 17. Волею множества вселенных империи Уджа-Гаара я призван сюда творить правое дело, аз есмь альфа и омега, аминь, пацаны, – при этих словах пришелец привстал и зачем-то отвесил глубокий поклон.

Совершив сие признание, он обвел всех торжественным взглядом и грохнулся устало обратно на табурет.

– Сильно сказано, только что бы это значило, ежели всё-таки конкретно? – настороженно переспросил Соломатин.

– Андрей, я должен тебя убить, – малость замявшись, произнёс пришелец.

– Как убить? – прошептала Маша.

– Как, как… Ну «завалить», «замочить к чертям собачим», – пояснил "проводник" и в наступившей тишине продолжил: – Но я должен сказать, что чрезвычайно рад тому обстоятельству, что по счастливой случайности не сделал этого ещё там, на Воробьевых кручах. Хоть успели поближе познакомиться, чему я очень и очень рад.

– А давай мы тебя лучше «грохнем»! – возмутился Андрюха, – с какой такой стати ты тут командуешь?

– А меня-то за что? – искренне и неподдельно удивился Зак.

– Что ж ты сразу тогда не сделал? – включился в разговор профессор, – это что – гуманизм или мягкотелость, приятель?

– Потому что с дятлами «типа скворец» меньше надо разговаривать, Андрей… Твой неокрепший, ещё "связанный разум" перепутал тебя с птицей и остался сидеть на ветке, пока ты ходил зачёты сдавать. Мы когда сюда на хату мимо шли, я все понял и полез в дупло убедиться, но "связанный" в тот момент узнал-таки хозяина и вернулся к тебе, Андрюшка Соломатин. «Мочить» тебя надо, пока не окреп, – завершил повествование инопланетянин.

– Допустим, – сжав кулаки, сказал Андрей, – че ж ты сидишь тут трепишься, как баба?

– Да ты огорчился что ль, Андрюх? Это же для блага всего человечества нужно, – с недоумением произнёс Зак.

– Зак, милый, давай ты не будешь никого убивать, – голос Маши наполнился отчаянием.

– Я не могу «не убивать», Маш, это же должностное преступление, это просто невозможно. Я же «проводник», – с досадой произнёс пришелец – ну, если только немного отложить…